Запретный лес - Бакен Джон (читать книги без .TXT) 📗

— Я не поведу свой народ в дебри лицемерия, — ответил Дэвид. — Я отказываюсь проповедовать и молиться в кирке, пока не обличу грешников, а сделать это собираюсь в следующее воскресение.

— Ничего подобного вы не сделаете, — сурово произнес мистер Мёрхед. — Я, ваш старший брат и отец во Христе, запрещаю вам.

— Я следую голосу совести, — сказал Дэвид. — Я столь же убежден, что видел безобразия в Лесу и тех, кто участвовал в них, как в том, что сейчас, августовским утром, сижу с вами в Аллерском приходе.

— И прибавите неповиновение к своему неразумению, — взревел мистер Мёрхед. — Сеете распри внутри Церкви, тогда как необходимо сплотиться против ее гонителей.

— Все это, — твердо возразил Дэвид, — лишь земная политика. Во имя Господне, чистое, как языки пламени, неужели вы закроете глаза на больший грех только лишь потому, что это может привести к трещине в теле Церкви? Да пусть лучше она будет растоптана в прах, чем в ее одеяния станет рядиться грех. Я отказываюсь повиноваться вам, мистер Мёрхед. И в следующее воскресение стены Вудили задрожат от моих обвинений.

Оба священника вскочили. Дэвид побледнел от гнева, то же чувство заставило лицо другого пойти пятнами.

— Ты, мятежный еретик, — возопил аллерский пастор, но тут в дверь постучали, и оба пришли в себя.

Почтительно держа кончиками пальцев письмо, вошел слуга.

— Депеша, сэр, из Эмбро. Только что прибыла с конным курьером, он и потрапезничать не остался, а понесся вниз по реке.

Слуга ушел, а мистер Мёрхед, не присаживаясь и все еще задыхаясь, сломал печать. Он, кажется, не верил глазам своим, ибо поправил на носу очки, снял их, протер и перечитал послание. Его взгляд застыл, сам он побледнел, затем, внимательно перечитав присланное, покраснел и накинулся на Дэвида в порыве гнева.

— Церковь страдает за тебя и за таких, как ты, — возгласил он. — Господь был щедр в милости своей, но отвернулся от нас из-за черствости наших сердец. Горе мне, тяжко мне видеть, что наше бедное стадо ведут столь неверные пастыри! И мудрые, и смелые, и прямодушные должны пасть, ибо в их лагере Аханы [91], самодовольные ничтожества, подобные тебе.

— Вы говорите загадками, сэр, — сказал Дэвид. От его внезапно нахлынувшего негодования не осталось и следа при виде необычного преображения пастора.

— Загадка, коя тебе по плечу, или через месяц ответ напишут кровью и огнем… Загадка, значит? Загадка в причине, заставившей Всемогущего отдернуть длань от истинной Церкви, но тут-то тебе ведом ответ. О печаль, желанное избавление не случилось, тяготы наши стали еще горше. Прочь с глаз моих, мне пора вернуться к делам Господним, и не будет покоя Мунго Мёрхеду много-много дней. Пока ты бросил мне вызов, но погоди, посмотрим, как справишься с самим Творцом.

— У вас плохие новости?

— Плохие, говоришь? Ага, плохие для Божьих людей и Божьей Церкви, но, может, то благие вести для такого еретика, как ты. Может, снюхаешься ты с Коллой-Левшой и его ирландцами и очистите вы приход, пожжете честной люд, а ты получишь мерзостное благословение. Ступай к Монтрозу, там тебе самое место!

— К Монтрозу!

— Угу, к Монтрозу. Знай, что вчера при Килсайте этому сатанинскому отродью выпало растоптать знамя Ковенанта и одержать верх над праведными [92]. Это известие, что я получил, — послание от маркиза Аргайла, направляющегося в Берик на корабле. Возможно, именно сегодня твой Антихрист постучит в ворота Глазго.

Глава 12. КОСОЙ

В воскресение служба в кирке Вудили, во время которой должно было произойти обличение грешников, не состоялась.

Дело в том, что на следующий день после возвращения из Аллерского прихода Дэвид получил письмо с улицы Плезанс, что в Эдинбурге, и час спустя, верхом на своей лошадке, спешил в столицу. В городе разразилась чума, и его отец заболел. Такой чумы еще не знали: человек не умирал скоропостижно, а долго метался в лихорадке, сотрясаемый дрожью и терзаемый головными болями и судорогами и прострелами по всему телу; потом, в девяти случаях из десяти, он впадал в ступор, за которым следовала смерть. Но нарывов на коже не было, и врачи терялись в догадках, что со всем этим делать. Эпидемия оказалась не менее страшной, чем предыдущие, и каждый час звучал погребальный звон, а по мостовым днем и ночью дребезжали колеса похоронных дрог.

Когда Дэвид приехал, отец был в сознании, но с первого взгляда сын понял, что конец близок. Семейный доктор лечил его обильными кровопусканиями, прикладывал пиявок к голове и пичкал немыслимым количеством лекарств и рвотных порошков. Дэвид умолял отца терпеливо принимать их.

— Бог помогает подручными средствами, — уговаривал он, — Христос исцелил слепого прахом и слюной, есть ли лекарство проще этого?

— Угу, но ведь помазал ему веки той смесью сам Господь, Дэйви, а не такой старый коновал, как наш Макглашан. — И старик отослал врача прочь, наняв нового, некоего молодого Кросби из Монашьего проулка; Кросби обучался во Франции и имел по меньшей мере одно преимущество — на смертном одре оставлял больных в покое. Он не душил пациента под тяжелыми одеялами, позволяя накрывать легко, заставлял держать окна распахнутыми с утра до вечера и разрешал поить слабеньким пивом. Возможно, старик умер бы при любом лечении: было ему семьдесят три года, он постоянно хворал, и чума лишь ускорила разрушительную работу времени. Но новый распорядок сделал умирание не столь мучительным. Отец сохранял ясный ум и мог беседовать с сыном, в основном о его матери и детстве.

Дэвид остановился за городом, в деревушке Либертон, и каждый день ходил к одру отца. Как того требовали обязанности священника, он читал ему Писание и молился с ним, но долго не решался спросить родителя о том, чиста ли его совесть пред Богом. Да и старик не был особо разговорчив.

— Душа моя давным-давно спокойна, — как-то сказал он, — и готов я держать ответ пред Господом, посему нет нужды приготовлять меня к смерти. — Но сердце его болело за сына. — Ты последовал священному призванию, сынок, и радостно мне, что обрел ты пристанище в нашем родном приходе. Дэйви, род Семпиллов обосновался на Рудфутской мельнице во времена Роберта Брюса [93]. Но тяжко и опасно нынче служить Господу, пасторы глядят на всех свысока, Церковь самонадеянно вознесла главу над миром… А что там с Монтрозом, о коем только и слыхать на каждом углу?.. Смирись пред Богом, сын, ибо с поднятой главой в Райские врата не войти.

Он мирно умер в третий день сентября, и Дэвид всю неделю суетился, улаживая дела: продал лавку и дом, выплатил завещанное слугам и дальней родне. Час за часом он просиживал с юристами: отец оставил крупное состояние, и, к своему удивлению, Дэвид оказался одним из самых богатых священнослужителей в стране. Кое-какие деньги хранились у ювелира, поверенный рассказал о ценных бумагах, земельных владениях и долговых расписках, и это было далеко не все. Когда дела близились к завершению, душеприказчик, пожилой напыщенный адвокат по фамилии Макфейл, менторским тоном принялся поучать Дэвида: «У вас, мистер Дэвид, в руках сокровища земные вкупе с сокровищами Небесными, хотелось бы думать, что распорядитесь вы ими с умом. И коли последние, как гласит Библия, моли не изъесть, а злоумышленникам не похитить, то и первые моль не изведет, да и обычный злоумышленник до них не доберется, покуда лежат они в надежном хранилище Джорджи Байта в Кэнонгейте [94]. Да пребудет сердце ваше покойно насчет них, пока ведете вы сражение за души жителей Вудили».

То было необычное время как для мирной смерти в собственной постели, так и для ведения дел, ибо охваченный болезнью город сделался добычей самых диких страхов. Мало кто из путешественников осмеливался заезжать в зараженные чумой пригороды, однако вести носились повсюду, как восточный ветер в мае. Битва при Килсайте поставила все в Шотландии с ног на голову. Глазго отдался на милость завоевателя, радостно приветствуя Монтроза и осыпая дарами его воинов. Графства и города наперегонки спешили пасть пред ним. Когда дело дошло до Эдинбурга, городской совет отправил послов в Корсторфин, желая сдаться юному лорду Неперу [95]. Из Толбута [96] выпустили всех томившихся в заключении дворян; Дэвид видел их: бледные люди, все еще сотрясаемые тюремным ознобом. И только в Замке по-прежнему сидели ковенанторы. Пришла новость, что Король сделал Монтроза генерал-капитаном всей Шотландии и вскоре победоносная армия выдвинется к Границе. В Босуэлле [97] на берегу Клайда сэр Арчибальд Примроуз [98] зачитал королевский указ войскам. Парламент должен был немедленно собраться в Глазго «для установления религии и мира и освобождения всех угнетенных от тяжкой ноши, взваленной на них в дни минувшие».