Вельяминовы - Дорога на восток. Книга 2 (СИ) - Шульман Нелли (онлайн книга без TXT) 📗
— Я хотел евреев выслать из России, — вспомнил Пестель, глядя на толкотню вокруг него — был базарный день. «Писал, что их невозможно превратить в русских, а, значит, они не должны жить в нашей стране. А я сам? Тоже ведь не русский, и даже не православный. Лютеранин. Впрочем, в Бога я не верю, конечно, но все равно. Тогда и поляков надо высылать, и всех инородцев сибирских. Ничего, я все эти заметки перепишу — до Греции еще долго добираться. Главное — Дунай миновать, там уже меня никто не найдет. А потом Жанна с мальчиком ко мне приедут…, - он вздрогнул. Джоанна стояла рядом, откусывая от еще горячего бублика. «Пошли, Пестель, — смешливо, почти неслышно сказала она. «Нам дадут супа, чая и крышу над головой. Пришлось, правда, сказать, что мы муж и жена, — Пестель заметил, что она покраснела.
— Но мы, же не евреи, — удивился он, идя вслед за ней к корчме, что стояла у выезда из местечка.
Джоанна отломила половину бублика и передала ему. «Евреи, французы, русские, немцы…, - она пожала плечами. «Мой муж был французом, и сражался за свободу Венесуэлы, ты, немец, едешь бороться в греческих отрядах. У свободы нет подданства, Пестель».
Ее ресницы задрожали. Джоанна забрала у него сигару: «Тепло. Хорошо». Ребенок успокоился. Вокруг была тишина, только где-то на улице, в темной, беззвездной ночи, лаяли собаки. Она курила, положив голову ему на плечо, а потом вздохнула: «Отсюда я поеду в Любавичи, с их обозом. Хозяйка, — Джоанна махнула рукой в сторону двери, — мне волосы завтра покрасит. Мало ли, — она нахмурилась, — вдруг у них уже мое описание есть. Твое так точно имеется. А тебе дадут бричку с лошадью, крестьянин и крестьянин.
— Тем более у меня борода теперь, — Пестель потушил сигару: «Я тебе оставлю деньги, ассигнации, серебро…Мне хватит, чтобы до Тульчина добраться, а там, тайник открою. Он у меня уже четыре года, как сделан. И постараюсь передать тебе весточку, в Брюссель. Уже оттуда, — Пестель указал на юг, — чтобы ты знала, где я».
В темноте на ее шее поблескивал синий алмаз. Джоанна носила кольцо на простой, серебряной цепочке. Пестель прикоснулся к нему губами. Она, обняв его, прильнув к нему, шепнула: «Лорд Байрон, он писал мне о Греции. Мы приедем к тебе, Пестель, обязательно приедем». Она счастливо рассмеялась. Он целовал ее пахнущие дымом волосы, мягкие губы, маленькую грудь. Джоанна, отчаянно, подумала, вспомнив трупы на заснеженном поле: «Хочется жизни».
— Я тебя люблю, — он закрыл глаза. «Когда в Санкт-Петербурге, первый раз увидел, так и полюбил. Ты прости, — Джоанна услышала в темноте, что он улыбается, — прости, что я так долго этого не говорил, Жанна.
— Еще много раз скажешь, — она наклонилась над ним и тоже стала целовать. «Так бывает, Пестель. Мой муж покойный, правда, мне это в первый же день сказал, когда мы с ним встретились».
— И еще один человек, — Джоанна, на мгновение, вспомнила Поля: «Он поймет. Не может не понять. Он всегда хотел, чтобы я была счастлива».
— Надо было и мне сказать, — проворчал Пестель, — не терять время.
— Ты еще все наверстаешь, — ласково пообещала Джоанна, обнимая его. Потом она заснула, — крепко, как ребенок, — и видела во сне бесконечное, лазоревое море. Мишель и девочка, — маленькая, белокурая, синеглазая, — бегали наперегонки в мелкой, теплой воде. Дул жаркий ветер, шелестели листьями оливы. Джоанна, прищурившись, увидела парус, что растворялся вдали, в полуденной, горячей дымке.
— Он вернется, — улыбнулась женщина. Подозвав детей, взяв их за руки, она пошла наверх, по каменистой тропинке, к беленому домику под черепичной крышей.
Девочка прижалась щекой к ее руке. Подняв большие глаза, она серьезно спросила: «Папа еще приедет, мамочка?»
— Обязательно, — Джоанна поцеловала ее. «Мы просто будем его ждать, милая».
Они простились рано утром, еще до рассвета, на заднем дворе корчмы. Пестель усмехнулся, осматривая телегу: «Как с лошадью управляться, я еще не забыл. Береги себя, — он оглянулся и поцеловал ее в губы, — и мальчика тоже».
— Там встретимся, — Джоанна указала на юг и помахала телеге, что, выкатившись из ворот корчмы, свернула на разъезженную, грязную дорогу. Дул теплый ветер. Она, постояв еще на крыльце, прислушалась к пению петухов: «Отсюда в Любавичи, там до Витебска доберусь. Деньги у меня есть. Приведу себя в достойный вид, и в Санкт-Петербург. Петю, наверное, уже туда увезли. Только бы их не казнили. Ссылка — это не страшно, оттуда всегда сбежать можно. Наверняка, меня тоже ищут. Ничего, мы и пешком с Мишелем границу перейдем. Пестель знает мой адрес в Брюсселе, напишет, как только в безопасности окажется». Вернувшись в зал, Джоанна сказала хозяйке на медленном немецком языке: «Давайте, я вам помогу, полы помою, приберусь — пока не открылись».
Обоз на Любавичи отправлялся в полдень. Джоанна, собрав вещи в холщовый мешок, — волосы у нее были уже темные, хозяйка покрасила их настоем грецкого ореха, — вышла на улицу.
Теплый, почти весенний ветер дул с юга. Она, вспомнив свой сон, отчего-то улыбнулась. В разрывах туч виднелось голубое небо, в лужах растаявшего снега гомонили воробьи. Джоанна посмотрела на дорогу и замерла. «Нельзя двигаться, нельзя бежать, — напомнила она себе. «Это вызовет подозрения. Стой на месте».
В конвое было два десятка солдат, конных, что сопровождали бричку, где сидели офицеры. У Пестеля были связаны руки, непокрытая голова — замотана тряпкой. Джоанна услышала, как один из офицеров кричит: «Проезжаем, не останавливаемся! Нечего в этой дыре делать. Нам надо до вечера добраться в Белую Церковь, там его будут допрашивать, вместе с остальными мятежниками!»
Никто даже не обратил внимания на маленькую, бедно одетую женщину, в шерстяном платке и заплатанной юбке. Джоанна застыла, глядя ему в глаза. Пестель все смотрел на нее — пока телега и конвой не скрылись из виду.
Она сжала мгновенно захолодевшими руками мешок и пошла к возам. Внезапно остановившись, Джоанна обернулась в сторону Белой Церкви и жестко приказала себе: «Не смей! Не смей рисковать. У тебя ребенок. Дети, — она покачнулась. Устроившись в телеге, натянув на себя свитку, Джоанна закрыла глаза. Обоз медленно тронулся, она услышала скрип колес, щебет птиц. Джоанна одними губами, сказала: «Мы будем сражаться дальше, обещаю».
Часть семнадцатая
Санкт-Петербург, лето 1826 года
— Это черновик, ваше величество, — Бенкендорф поклонился и положил на огромный, дубовый стол лист бумаги. Кабинет был залит солнечным сиянием. Нева — широкая, синяя, волновалась под легким ветром. Николай потрещал костяшками длинных пальцев. Присев, он стал внимательно читать документ.
- Верховный уголовный суд приговорил к смертной казни четвертованием по 19-му артикулу воинского устава:
Вятского пехотного полка полковника Павла Пестеля за то, что, по собственному его признанию, имел умысел на цареубийство. Изыскивал к тому средства, избирал и назначал лица к совершению оного. Умышлял на истребление императорской фамилии и с хладнокровием исчислял всех ее членов, к жертве обреченных, и возбуждал к тому других. Учреждал и с неограниченной властью управлял Южным тайным обществом, имевшим целью бунт и введение республиканского правления, составлял планы, уставы, Конституцию, возбуждал и приготовлял к бунту, участвовал в умысле отторжения областей от империи и принимал деятельнейшие меры к распространению общества привлечением других.
Преподавателя Главного Инженерного училища полковника Петра Воронцова-Вельяминова, за то, что по собственному его признанию, он руководил Северным тайным обществом во всем пространстве возмутительных его замыслов. Составлял прокламации и возбуждал других к достижению цели сего общества к бунту, участвовал в умысле отторжения областей от империи, принимал деятельнейшие меры к распространению Общества привлечением других. Лично действовал в мятеже с готовностью пролития крови, возбуждал солдат, освобождал колодников, читал перед рядами бунтующих лже-Катехизис, им составленный, и взят с оружием в руках.
