Набег - Витаков Алексей (читать книги полностью без сокращений TXT) 📗
Кобелев подсчитал оставшихся. Получалось, что всех, кто выжил, пятьдесят два человека, из них двадцать четыре раненых, семеро не смогут держать оружие. Да еще сорок три бабы. Вот и все воинство. Гмыза и Терентий Осипов погибли. Шальная пуля насмерть сразила Авдотью, которая была старшей по раненым. Кто может на себя взять командование пищальниками и пушкарями? Только Савва. Заговоренный и впрямь. Монах передвигался под шквальным огнем по крепости и словно пули руками от себя отводил. Ни одной царапины, за исключением тех небольших ссадин, что он получил от взрывов своего же пороха. Атаман по-прежнему лежал на втором ярусе, накрытый буркой, седло под головой. Размышляя о монахе, он неожиданно поймал себя на мысли, что ведь его-то тоже каким-то мистическим образом смерть стороной обходит. Кобелев трижды сплюнул через левое плечо, перекрестился. Боль за грудиной чуть отступила, и он мог подвигаться. Повернул голову к бойнице, чтобы посмотреть, что происходит за пределами крепости.
Татары собирали трупы боевых товарищей. Обирали, вытряхивали из кольчуг, стаскивали сапоги и ичиги, с богатых срывали перстни, собирали оружие и складывали отдельной кучей. Сказать, что мертвых была гора, значит, вообще ничего не сказать. Но помимо убитых людей было еще невероятное количество мертвого скота. И тех и других получилось так много, что на месте брода образовалась настоящая запруда.
Вода в поисках нового пространства двинулась в сторону татарского лагеря. Мутные, окрашенные кровью, пропитанные запахом мертвечины потоки поползли, набухая микробами будущих болезней и эпидемий. Отрубленные головы, руки, ноги, пальцы, другие фрагменты плоти, а также клочки одежды, пучки слипшихся, спутанных, переплетенных волос – все это текло, выпускало омерзительные пузыри, хлюпало, неумолимо приближаясь к людям.
Кобелев еще раз перекрестился… Боже, отведи от нас беду!.. Он, опытный воин, понимал, чем грозит татарам свернувшая с русла река. День-другой, и в их стане начнутся болезни. Да те самые с кровавым поносом, с лихорадкой, с бредовой горячкой. Могут пойти по всему телу разные чумные язвы. Неизвестно, как оживают в воде эти напасти. Но воду эту уже пить нельзя. А значит, хан Джанибек должен очень скоро принять какое-то решение. Но какое? Он может, зная, что защитников осталось совсем немного, пойти на отчаянный штурм, понести еще потери, но одолеть крепость.
Что уж думать о потерях, если нависла угроза болезней? А может сняться и уйти на Воронеж, полагая, что Кантемир-мурза прорвался на другой берег через Студеное. Как вы там, ребята? Задавая этот вопрос, Кобелев прекрасно понимал: долго удерживать четыре необстрелянных казака целое войско не смогут. Атаман отдал приказ: продержаться сутки, а потом возвращаться. Но, заглянув в глаза Лагуты Башкирцева, понял – эти скорее умрут. Кобелев уже двести раз пожалел о том, что не отправил с ними кого-то старшего, кто бы заставил, приказал отступить.
Неприятель расчищал брод, пытаясь столкнуть реку в прежнее русло. Чуть выше рылись огромные ямы. В одни сваливали убитый скот и трупы казаков, погибших во время вылазок и упавших с крепости, в другие складывали своих погибших. Кобелев обратил внимание на то, что крымцы хоронят всех вместе, не разделяя на знать и простых воинов. Такие захоронения допускались только в случае очень больших потерь и мало того – когда война не считалась выигранной. Традиции и нравы восточных соседей излегощинский атаман знал очень хорошо.
…Кто остался-то! Эк!.. Атаман понимал лучше других, что если Джанибек возобновит штурм, то он будет последним и продлится от силы пару часов. Защитников оставалось совсем немного. Едва ли не треть от первоначальных сил. Что делать ему, поместному атаману? Может, собрать оставшихся в живых и вывести в поле, пропустить крымскую лаву? А там уж как Бог рассудит. Или продолжить сопротивление и всем погибнуть? А если выкинуть белый флаг и пойти к Джанибеку? «Но нет же ж. Вспомни, Тимофей, как поступил хан с Гуляем Башкирцевым. Этот не пощадит. Да о чем это я, пес меня задери! Дулю вам, поганые!»
– Рогат!
– Я здеся, атаман! – Пятидесятилетний казак высунул из-под настила седую голову. Осклабился. Рот щербат. По всему лицу глубокие ссадины.
– Скольких в седло можно? – Этот вопрос означал: много ли тех, кто саблю умелой рукой сжимать еще годен?
– Так есть вроде. Ну, може, с десятка полтора.
– Ну… – Кобелев присвистнул и подмигнул Рогату, – а я думал: ты да я!
– Да ты чё, бать. Поднапружиться ежели, то все два десятка.
– Поднапружаться не надо. Нужны хорошие и опытные бойцы. Те, кто знает, как в ночную ходить.
– Хаживали. Да не раз.
– Ну, тогды слухай сюда. Ишь воздух-то занедюжил как!
– И то верно! – Рогат посмотрел на небо. – Хворь дуется, аки глаз небесный!
– Во-во. Закат с восходом перекашливаются.
– А вечер с утром перечихиваются! – Кобелев положил руку на плечо старому казаку. – Не забыл еще присказок-то наших!
– Да в эту-то пору грех тучу за голенище не заткнуть! – продолжил Рогат.
– А уж бес в плети так и повизгиват! Може, в последний разок погулять придется.
– Как Бог рассудит! А делать чё будем?
– Янычар насаживать. У них порох и мушкеты. По-другому Джанибек нас не возьмет. Значит, нужно попытаться лишить его главной ударной силы.
– Лишить-то будет не просто! Их тама вона сколь!
– И то я сам не вижу! Но добрую половину мы у них прибрали. – Тимофей Степанович посмотрел сквозь щели надолбов. – Значится, еще кой-чего оттяпать можем, а там, глядишь, все легче станет. Не нам, так тем, кто потом их на Можайске встречать будет.
– Я же только рад, бать! Ты меня-то не уговаривай. Скажи, как сделать?
– Вот я с тобой и говорю, чтобы ты тоже думал, как сделать. Отдать приказ – оно, парень, что ус закусить. А вот когда человек сам понимает, как и что сробить, совсем другое дело.
– А ежели ус закусывать нечем? – Рогат хохотнул в прокуренный кулак.
– Такие еще дороже стоят. Вон вишь, – Кобелев показал рукой в сторону неприятельского стана, – янычарский лагерь. Они отдельно стоят. Чуть поодаль от Джанибека. Охрана у них своя. И это для нас очень хорошо.
– А чего же раньше-то так не надумал, бать?
– А того. Когда они только пришли в засаде битые, то уж шибко осторожными были. Патруль усиленный держали. О дозоре лучше и не говорить. Я все видел. А вот сейчас подрасслабились трохи. Чё, дескать, из этой крепостишки вылететь может! Спят, как сурки, уже вторую ночь. Караульных своих не ставят. Надеются на татарских. А те далеко. Да и не до турок им. Своей крови хватает. Момент очень хороший, Рогат.
– Так чуть смеркнет и може прямо на конях через брод?
– Чего добьешься? Ну, положишь ихнего брата с десяток, а дальше сам голову сбросишь. Не-е… Тут надо наверняка и хорошо бы подсечь командира ихнего турецкого. – Кобелев прикрыл ладонью глаза и сделал глубокий вдох. Снова стала появляться боль за грудиной. – В общем, так я мыслю, Рогат: начнет вечереть, копыта коней обмотаешь рогожей и двинешься вверх по реке. Пойдешь тихо, чтобы они чего там не заподозрили. Доскачете до брода.
– До Студеного никак?
– Оно самое. Там ребятишки наши Кантемира должны были попридержать. А оттуда уже по правому берегу на лагерь турецкий. Он, вишь, аккурат так расположен, что его с левого крыла легче всего замести. Но саблями ради игры не блескуйте. Оно, ежели много басурмана положите, хорошо, конечно. Но нам нужен ихний главный. Усек, Рогат?
– Усек, Тимофей Степанович. Только вона сколько объезжать придется.
– А ты поторапливайся да с разумом. Давай-ка ступай, казак. Пособи еще немного с погребением. Как солнце аккурат вон над той березой встанет, – Кобелев указал рукой на запад, – так тем, кого отберешь с собой ехать, прикажи ложиться и отдыхать. А с первой звездой – в путь. Ты, по моим расчетам, должен к лагерю турка подойти ближе к утру. Ох, сон-ат самый! – Атаман закрыл глаза, и тут же сон стал уносить его в царство белых и красных коней, вороных бурок и теплого парного молока.
