Твердыня тысячи копий - Ричес Энтони (электронная книга .txt) 📗
– Обалдеть. Вот подживет, и все девки твои… Шрамолицый говорил, у тебя и вмятины сыщутся?
Арминий взял в руки предложенный шлем и поковырял изрядную зарубку, оставшуюся на металле после меча.
– Впечатляет. Хорошо еще, насквозь не прошло.
Тут он поморщился на мучительные вопли, исходившие от небольшой кучки захваченных пленных, которых держали под нацеленными копьями.
– Митра необоримый! Чего они там устроили? Развлекаются?
Марк дернул плечом.
– Мы полонили девятнадцать человек, включая их вожака по имени Харн и обоих его сыновей. А визг, думаю, оттого, что к ним подпустили вотадинов.
Германец поймал в его голосе нотки известной горечи и кивнул, дескать, чего уж тут непонятного.
– Мартос со своими добровольцами всю ночь сидел в викусе, поджидая шанса, чтобы хитрость сработала без осечки. Думаю, за это время они вот посюда наслышались, как сельговы насилуют и режут местных. И раз уж Алауна – поселение вотадинское… – Он ободряюще хлопнул римлянина по плечу. – Ладно, схожу погляжу, а ты давай, подшей ранку-то.
Арминий встал, покрутил толстенной шеей, разминая мышцы – и вдруг наклонился к уху центуриона:
– И спасибо, что приглядел за мной, пока я там валялся. Теперь я тебе жизнью обязан.
С этими словами он пошел на шум. В середине круга из ухмыляющихся, нахмуренных или ошеломленных кавалеристов стоял неказистый треножник, сбитый воинами Мартоса из деревцев рощи, за которой конница скрывалась предыдущим вечером. К вершине за запястья был привязан молодой сельгов. Нагой, вздернутый над грунтом так, что пальцы ног едва касались земли, отчего ему приходилось все время тянуться, чтобы стоять хотя бы на цыпочках. Когда его закрепили и сунули в глотку кляп, все отошли назад, рядом остался лишь один, с длинным ножом в руке. Скавр и Мартос следили за приготовлениями с нескрываемым любопытством. Подле них извивался мужчина средних лет, которого придерживали два здоровяка-легионера. Заметив своего хозяина, германец пересек круг, обойдя пыточный треножник стороной, и встал перед Скавром, отвесив небольшой поклон. Трибун приветствовал его кривой усмешкой и тоже, в свою очередь, легонько кивнул.
– Что, Арминий, наконец оправился после контузии?
Тот осторожно погладил шишку.
– Если не считать головной боли, которая явно останется со мной до конца жизни, все в полном порядке.
Скавр пожал плечами.
– Что за привычка валиться на землю при всякой возможности, стоит только приказать тебе сесть в седло? Прошлый раз растянулся, сегодня тоже… Может, вернуть тебя к обычной работе? Чтобы стоял у моего плеча и отгонял всех своим взглядом? Раз уж юный центурион умудрился спасти не только свою, но и твою шкуру?
Германец слегка поклонился.
– Конечно, я приму любое твое поручение, но разреши все же заметить, что тому центуриону я теперь обязан жизнью.
– Вот почему тебе следует присмотреть за ним еще некоторое время. Мне докладывали, лошадка твоя не очень пострадала? Пойди ее забери. И готовься к походу. А сейчас, если не возражаешь…
Арминий вновь отвесил поклон, и трибун обратился к варвару, которого легионеры придерживали рядом:
– Итак, Харн, теперь ты веришь, что я не бросал слов на ветер? Не могу сказать, что получу большое удовольствие, следя за пытками вот этого юноши, но знаешь, за минувшие годы я такого насмотрелся, повидал таких вещей, которые с моими соратниками проделывали люди вроде тебя… Так что не воображай, что у меня после этого хандра разыграется. И не забывай, кстати, что за картину мы увидели в форте, который ты столь торопливо покинул. – Скавр повертел перед глазами левой ладонью, пару секунд рассеянно погрыз ноготь, после чего продолжил: – Ты и сам знаешь, что испытает этот мальчишка, стоит мне попросить князя Мартоса спустить вон того человека с поводка. Мало того, готов поспорить, что ты в этих делах сведущ как никто, раз уж твой бывший хозяин лишь приветствовал свирепость своих людей в отношении плененных римлян. С мальчонки сдерут кожу, полоску за полоской. Мартос уверяет, что палач – мастер своего дела, способен целые сутки держать человека живым, при этом болью сводя его с ума, медленно-премедленно. Или, разумеется, я мог бы вернуть юношу к другим пленникам. Целым и невредимым. Тебе надо лишь поклясться, что не устроишь глупостей, а еще поможешь в одном небольшом дельце. В случае отказа напоминаю, что вотадины еще долго могут забавляться с твоими людьми. Я толкую про тех самых вотадинов, чей предводитель погиб по милости твоего бывшего хозяина, Кальга. Не забыл еще ту историю? Кальг предал вотадинов – отдал их прямиком в наши руки, – устраняя помеху своим замыслам. Не думаю, что воинам Мартоса быстро наскучит слушать вопли сельговов. Итак, что выбираешь?
Харн долго смотрел себе под ноги и лишь затем поднял глаза, чтобы заглянуть трибуну в лицо.
– Ты обещаешь, что сохранишь ему жизнь?
– Да. Я собственным мечом разрублю те путы, за которые он подвешен.
– И не подпустишь псов-вотадинов к моим людям?
– Если исполнишь все как надо. Это, кстати, несложно организовать: они не меньше меня хотят успеха в кое-каком дельце. Впрочем, советую не торопиться и сначала выслушать, чего именно я от тебя добиваюсь. А пока мы будем заняты обсуждением, как именно ты поможешь нам освободить племя Мартоса из-под гнета твоих же соплеменников, парнишка останется висеть на прежнем месте. Или так, или нас всех ждет день развлечений. Между прочим, соли у нас тоже в достатке – на случай, если простое сдирание кожи с твоего человечка через час-другой наскучит.
Во время утреннего обхода к Фелиции вдруг пожаловал Хищник в компании Эксцинга. Санитара, который не пускал их в здание лазарета, они без долгих слов отшвырнули. Беседу взял на себя Эксцинг, в то время как преторианец торчал за его спиной, нетерпеливо притоптывая и всем своим видом показывая, до чего он занятой человек. Фрументарий наседал, мимо ушей пропуская протесты докторши, мол, у нее дел и без того невпроворот.
– Я понял, понял. Хочу сразу заверить, что не стал бы мешать, кабы не срочность. В буквальном смысле вопрос жизни и смерти одного человека. Конечно, мы можем сходить к трибуну Павлу, коли без этого никак не обойтись, но ведь время! время! – за которое этот центурион, чего доброго, успеет умереть…
Он умолк, наблюдая за Фелицией. Та заговорила, не поднимала глаз:
– Так, значит, нога сломана?
Эксцинг кивнул.
– Да, поскользнулся, а тут еще ступню зажало меж двух камней. Упал боком. Оно ка-ак хрустнет! Мы даже не решились его перенести, тем более что рядом форт, и ты со своим врачебным искусством…
Она кивнула и решительно повернулась к санитару.
– Ладно. Юлий, пожалуйста, принеси-ка мой инструмент. И плащ. Заодно захвати свой, ты можешь мне понадобиться.
Вперед шагнул Хищник, отрицательно мотая головой.
– Это ни к чему, у нас там достаточно свободных рук для любой помощи.
Фелиция вскинула бровь.
– И что, эти свободные руки принадлежат обученным санитарам? Вдруг мне понадобится и мужская сила, и медицинский опыт в одном лице? Нет-нет, он идет со мной.
Преторианец что-то проворчал, уступая, при этом бросив многозначительный взгляд на коллегу.
– Как хочешь.
Всадники, плотным кольцом окружавшие докторшу с ее санитаром, уже через несколько минут покинули крепость через северные ворота. Часовые не препятствовали: по всему было видно, что отряд куда-то спешит. В полном молчании по довольно крутому холму наездники добрались до Вала, где их с такой же торопливостью пропустили к Северному тракту. Еще через милю Хищник показал на тропу, которая ответвлялась куда-то в сторону.
– Вон туда, примерно с полмили.
С этого места отряд перестроился в колонну по одному, Эксцинг впереди, Хищник – замыкающим. После очередного поворота в глаза бросилась фигура в характерных преторианских доспехах, распростертая в траве подле дороги. Фелиция спешилась, Юлий последовал ее примеру, даже не заметив, что Хищник успел извлечь свой кинжал и уже оказался за спиной. Едва докторша склонилась над лежащим, чтобы оценить ситуацию, центурион схватил Юлия за волосы и свирепо запрокинул ему голову, чтобы без помех перерезать глотку. Тем временем Фелиция, обнаружив, что мнимый раненый совершенно здоров, сердито оглянулась – и тут ее раздражение вмиг превратилось в ужас, потому что фонтан крови уже заливал траву. Юлий закатил белки глаз и не падал лишь оттого, что Хищник придерживал его за волосы. Преторианец толкнул свою жертву на землю и, прежде чем убрать клинок в ножны, нагнулся, чтобы обтереть лезвие о плащ умирающего. Затем, сложив руки на груди, нагло уставился в широко распахнутые глаза женщины, слегка покачивая головой.
