Птица войны - Кондратов Эдуард Михайлович (библиотека книг бесплатно без регистрации txt) 📗
Так размышлял Генри Гривс, не замечая течения времени. А со столба, к которому он был накрепко привязан, равнодушно смотрели во тьму страшные лики маорийских богов, именем которых должна свершиться утром несправедливая казнь.
Утро настало, но Генри Гривс не заметил его прихода. Измученный пережитым, желтоволосый пакеха спал, свесив голову на грудь. Он не слышал, как на рассвете к нему подходили люди, и среди них Раупаха и еще один рослый воин, герой битвы с Хеухеу, знатный арики Торетарека. Дорожная пыль приглушила яркость его боевой раскраски, на изодранном плаще темнели пятна крови, и пороховая гарь покрывала ствол исцарапанного ружья. Полночи был он в пути, выполняя волю Те Нгаро, приказавшего ему быть в деревне до восхода солнца. Измученная Парирау еще брела где-то далеко, отстав от Торетареки на тысячи шагов. Ей не надо было спешить, потому что она уже сделала свое дело. Как удалось ей найти ночной лагерь войска Те Нгаро, объяснить нелегко. Еще труднее понять, каким чудом выбралась она из деревни невидимая для часовых. Пожалуй, это не так уж и важно. Важнее другое: посланец верховного вождя вовремя успел передать Раупахе приказ Те Нгаро. До возвращения верховного вождя ни один волос не упадет с головы пакеха Хенаре.
Рабы на плечах отнесли Генри Гривса в хижину — затекшие ноги отказали ему. До полудня он провалялся на полу, гадая о том, что произошло, и мучаясь от болей в локтях и лодыжках. Он слышал, как ликовала деревня, встречая победоносное войско, но не находил в себе сил, чтобы встать с циновки. Торжества на площади продолжались три или четыре часа. Никто не вспоминал о пакеха Хенаре, который в смятении ждал решения своей судьбы.
Но вот он услышал звуки быстрых шагов. Скрипнули жерди изгороди: кто-то открывал калитку. Сердце Генри заколотилось…
Откинув дверную занавеску, Тауранги перешагнул через порог и, не говоря ни слова, бросился к лежащему на полу Генри Гривсу.
— Я… табу! — испуганно выкрикнул Генри, помня о том, что значит для маори прикоснуться к человеку, на которого наложен священный запрет. Тауранги уже обнимал и тискал друга, захлебываясь хохотом.
— Табу нет… — говорил он сквозь смех. — Те Нгаро… Он великий вождь… Он убил табу Раупахи… Хенаре, друг Хенаре!..
И с такой силой обнял Генри за плечи, что у того перехватило дыхание.
Потом он заторопил Генри. Сейчас на площади начнется праздничная церемония, опаздывать нельзя.
С помощью друга Генри встал. Они вышли из хижины и быстро, насколько это было возможно, двинулись к марае, откуда доносилось гудение огромной толпы. По дороге Тауранги рассказал, как ночью в лагерь прибежала Парирау и как он, Тауранги, уговаривал отца отменить приговор Раупахи. Великому вождю и без того не понравилось самоуправство наместника. Послав Торетареку отменить казнь, Те Нгаро по возвращении отмел обвинения Раупахи. Он заявил, что грамотный пакеха-маори чрезвычайно нужен племени и что назвать Хенаре злоумышленником мог только болтливый попугай. «Хенаре родился пакеха, Хенаре вырос среди пакеха. Можно ли винить его за то, что он рассуждает, как пакеха?» — мудро заметил верховный вождь и тут же отменил табу, наложенное на Генри. Теперь ему ничто не грозит. Он по-прежнему останется в школе тохунгой, хотя, разумеется, с этого дня ему следует осторожней высказывать непонятные для маори мысли.
Все это Тауранги успел выложить другу, пока они шли в сторону площади. Окончание рассказа юноше пришлось прокричать, ибо от марае исходил такой страшный шум, что звенело в ушах. Визгливо заливались флейты, на которых играли и ртом и носом и которые, как недавно узнал Генри, изготовлялись из берцовых костей врагов. Ревели трубы из раковин, монотонно бухали барабаны. Сотни глоток восторженно исполняли победную песню.
Когда они подошли вплотную к приплясывающей и распевающей человеческой массе, песня неожиданно кончилась и наступила относительная тишина. Но тут же раздался возглас: «Пои!» — и толпа обрадованно зашевелилась, раздвигая круг. Не без усилий пробившись вслед за Тауранги в первые ряды, Генри увидел, что в центре марае выстроилось двадцать молоденьких девушек в праздничных передниках, украшенных спиральным орнаментом, и с яркими повязками на длинных, ниспадающих на голые плечи волосах. У каждой из них болтался на шее деревянный божок, в руках юные красавицы держали привязанные на ниточках шарики из скатанных листьев тростника.
— Пои… Женский танец пои, — шепнул на ухо Тауранги.
Генри не слушал его. Ему показалось, что в последнем ряду танцовщиц промелькнула Парирау, и он, волнуясь, вертел головой, чтобы удостовериться в этом. Откуда ему было знать, что Парирау не могло быть на празднике. В этот час она одна-одинешенька сидела в своей убогой хижине и, плача от огорчения, натирала мазью из трав распухшие ноги. Мазь больно щипала свежие ранки, и слезам не было видно конца.
Поняв, что ошибся, Генри стал с интересом наблюдать за начавшимся танцем. Он исполнялся под протяжную песню, которую под аккомпанемент флейт исполняли несколько мужчин. Среди них Генри увидел Раупаху, Торетареку и еще трех знакомых арики. Остальные солисты, судя по татуировке и пышному убранству, тоже были из племенной знати. Однако Генри не очень-то приглядывался к ним: он был увлечен грациозностью девичьего танца. Ритмично похлопывая шариками по плечам, бедрам и груди, девушки изгибали стройные тела, и в их движениях было так много томной силы, что у Генри невольно захватывало дыхание. А руки танцовщиц плавно кружились в такт музыке, и тихий шелест шариков, одновременно касающихся упругой бронзовой кожи, казался шепотом леса.
Танец кончился, Генри с восхищением обернулся к Тауранги:
— Какая красота, Тауранги! Я даже не представлял, что…
— Смотри, Хенаре, — перебил его сын вождя. — Пленные!..
Гулкие удары огромного, похожего на лодку гонга упали на площадь. Толпа взревела и пришла в движение, освобождая кому-то проход. Через несколько мгновений она вытолкнула в центр площади около трех десятков понурых, связанных по рукам и ногам воинов.
— Ваикато, — с ненавистью прошептал Тауранги.
Опрокинутые безжалостными толчками на землю, пленные падали друг на друга, не меняя поз и равнодушно глядя на беснующуюся толпу. Ни один из них не терял самообладания. Видно, они знали, какая участь их ждет.
Снова грянула музыка. Теперь она не была мелодичной — флейты и трубы истошно надрывались. Внезапно из толпы выбежало несколько воинов в боевом убранстве. В правой руке каждый из них держал за середину ствола ружье, а в левой… Знакомый комок подступил к горлу Генри Гривса. Окровавленные человеческие головы болтались в руках ухмылявшихся победителей.
Уйти было нельзя. Сзади все сильнее напирали, всем хотелось видеть, что происходит внутри круга.
«Не отвернусь, — сказал себе Генри. — Я должен знать все».
Тем временем воины запели и начали ритуальную пляску вокруг поверженных жертв. Движения их были медлительны, но постепенно музыка становилась быстрее. Подчиняясь ее ритму, руки и ноги плясунов задергались размашистей. Песнопение, дружно подхваченное толпой, воодушевляло их. С развевающимися волосами, как бесноватые, они гримасничали и скакали по кругу, то и дело приближаясь к пленным ваикато и показывая жестами, какая им уготована жестокая смерть. Их безумство захватило зрителей. Даже голопузые дети прыгали, размахивая кулачками, и выли, вплетая тонкие голоски в яростный хор отцов и матерей. Но тут над толпой выросли две длинные, больше человеческого роста, деревянные трубы. Их резкие звуки произвели на всех магическое действие — пляска немедленно прекратилась, многоголосый рев умолк.
Генри чуть не упал — так резко подалась толпа влево. Круг человеческих тел распался, и на площадь вступил Те Нгаро — человек огромного роста, с грубыми и необыкновенно четкими, как у деревянной скульптуры, чертами лица. Пышная корона из длинных разноцветных перьев украшала его голову, передник и плащ являли образцы маорийского искусства плетения. Но самым удивительным в его облике была татуировка. Сложнейшие спирали покрывали оливковую кожу вождя, искусно подчеркивая каждый изгиб его мускулов и придавая его лицу выражение крайней свирепости.
