Свидетель с копытами - Трускиновская Далия Мейеровна (читать онлайн полную книгу TXT) 📗
Княгиня поцеловала внучку.
– Только не по саду, я сама вам с англичанином покажу, где ездить. И ничего не бойся, Лизанька, коли хочешь, я для первого раза сама с тобой в лес поеду.
Эта забота объяснялась просто: княгиня желала понять, не задумала ли внучка встретиться в лесу с тем болезным. Коли задумала – будет, выехав с бабушкой и казачком Васькой, избегать того места, где возможна встреча. Мало ли, что его увезли? Может, все – одно притворство? (В этот день княгиня всех и всякого подозревала во вранье и пакостях) …
Катались они около часа и даже заехали довольно далеко от усадьбы, их сопровождали мистер Макферсон и Васька, помогавший объясняться с англичанином. Княгиня продолжала игру: то вдруг вспоминала о приданом и о талантах Амалии, то о гостях. Упоминание немки внучку не смутило, она была уверена, что Амалия сидит в своей конурке или во флигеле, вышивает узор – венок из розочек и белых лилий. Что касается гостей – Лизанька опустила взгляд и тихо сказала, что не следовало их сразу отпускать, неведомо, как довезут страдальца до Москвы. Но в другие ловушки она не попалась – ей было безразлично, куда ехать с сударыней бабуленькой.
– Васька, растолкуй англичанину – пусть посылает барышню на прогулки одну. Сейчас-то Амур не ее слушается, а повторяет, что делает мой Зефирка: он – рысью, и Амурка – рысью, он – галопом, и Амурка не отстает. Пусть учится сама справляться, понял? Но чтоб издали за ней следил, мало ли что. А сейчас – домой… Ох, ноженьки мои… Или каждый день надо выезжать, или вовсе в седло уж не садиться!
Дома новостей не было: Амалия не нашлась, кошелька, где хранились невеликие деньги, заработанные заказами, тоже не было, но немка могла спрятать его во флигеле так, что с собаками не найдешь. Поиски Аграфены тоже были бесплодны – пьяницу как корова языком слизнула.
– Там, за беседкой, на тропке конский навоз лежит, – доложил Игнатьич. – Кто-то недавно для чего-то проезжал, и не один, земля копытами изрыта. Кто, зачем – Бог его душу ведает. Только вряд ли, что похитители за барышней приезжали…
Он усмехнулся, и княгиня поняла его мысль: какие похитители, на кой ляд им Аграфена сдалась?
– Не пришлось бы дуру из реки вылавливать, – сердито сказала она. – О Марфутке с Николкой тоже ничего не слышно?
– Сгинули, матушка. Может, за барышней гоняются? Николка простоват, но честный.
– Игнатьич, я знаю, ты бессонницей маешься. Посиди, сделай милость, у внучкиной комнаты, погляди – может, она куда пошлет Дашку, может, сама побежит?
– Исполню, княгиня-матушка.
Княгиня похлопала старого лакея по плечу. Между ними установилось особое доверие, княгиня знала – коли что, Игнатьич сам примет разумное решение. В пору, когда князь Чернецкий был еще жив, от Игнатьича в хозяйстве было куда больше проку, чем от безалаберного и блудливого князюшки.
После ужина, когда она уж собралась вычитывать вечернее правило, Агафья доложила:
– К вашей милости Фроська просится, на ней лица нет.
– Давай ее сюда.
Фроська и впрямь была смертельно перепугана, тяжело дышала, чуть ли не язык на плечо вывалила. И на колени она не опустилась, а тяжело грохнулась, как будто сил стоять уже не осталось.
– Ты что же, от самого Острова бежала? – удивилась княгиня.
– Барыня-матушка, беда! Там такое было, такое было!.. Лошади сами вернулись, где егеря, где Фролка с Ерошкой – никто не знает! А меня ж с ними видывали! А прибежал Матюшкин конь – седло в кровище, поводья в кровище! Граф людей разослал – искать! Княгиня-матушка, спрячьте меня! На меня ведь подумают! Скажут – заманила! Спрячьте, Христа ради!
Глава 13
Братья Орловы сидели в беседке, младший – в алом шлафроке с отворотами из золотистого атласа и огромных пантуфлях, старший – в полосатом турецком халате и в турецких же вышитых остроносых туфлях. Этот наряд он привез с войны – когда бился с турецким флотом на Средиземном море и одержал в Чесменской бухте столь внушительную победу, что волей государыни получил к фамилии добавление «Чесменский». Братья грелись на солнышке, попивали хорошее вино и принимали донесения.
– Вот что, – сказал граф, – нужно всех соседей оповестить. Может, к кому-то наши лошади забежали. Глядишь, на след егерей и конюхов нападем.
– И то, – согласился Григорий. – У коней на мордах не написано, что они твои. Может, какой любезный соседушка решил их присвоить. Зови секретаря, диктуй письма.
– Василий, кликни конюших, пусть скажут приметы пропавших коней! И пусть конюшата лошадей седлают, сразу же их и отправим.
Лошади, на которых ездили егеря и конюхи, были не столь высокого происхождения, чтобы в племенных книгах числиться. Как оно обычно бывает во время войны, домой приводили трофейных коней, выбранных за хорошие стати, а кто были их бабки с дедами, спросить некого. Потому описание пропажи пришлось сочинять. Под егерями были карий дончак Алибей (если верить его зубам – лет семи от роду) и Гнедаш, тоже явно донского происхождения, который прибежал сам. Поддужным взяли, как выяснилось, Сибирку (имя вороному дали за сходство с конюшенным котом Сибиркой; конюшня без мышеловов не живет, и леший бы с ним, с уворованным овсом, – мыши могут перепугать породистых коней, а те, не приведи Господь, станут биться и метаться, что-нибудь себе повредят). У коня была точно такая же белая проточина на морде, как у кота.
Письма секретари переписали, граф приложил к восковым печатям свой перстень с гербом – столь мелко вырезанный, что на оттиске можно разобрать только двух рыцарей-щитодержателей. Но соседям этого было довольно.
– Скверная история, но хоть тем утешаюсь, что Сметанный цел, – сказал граф, разослав гонцов. – Кони, я чай, сыщутся. По тому, откуда их приведут, может, хоть что-то поймем.
– Славно было бы, когда бы конюхи с егерями нашлись, – напомнил Григорий.
– Матюшки, поди, уже на свете нет… Насчет остальных – будем надеяться, что живы.
– Но, коли живы, отчего не возвращаются?
– Это мы лишь потом узнаем. Может, когда та женщина заговорит. Я послал в Москву за лекарем, заодно отправил письмо Архарову. Плесни-ка мне того, португальского… Я к ней заходил. Порой приходит в чувство, что-то лепечет, что – не понять. Кабошкин-то ее перевязал и корпии в обе раны натолкал…
– Обе?
– Пуля прошла навылет, совсем плечо разворотила. Так Кабошкин прямо сказал – вряд ли выживет. А он на покойников нагляделся. Может, московский лекарь поумнее окажется. Я чай, его, коли сегодня еще не доставили, так завтра к обеду привезут.
Прошло менее суток после странного исчезновения и возвращения Сметанного, а коли совсем точно – почти шестнадцать часов.
– Что ж там такое было? – спросил Гришка. – Один Сметанный знает – да не скажет.
– И Гнедаш.
– Нет, братец, Гнедаш всего не видел, а Сметанный видел. Ты заметь – Гнедаш не так перепугался. Ведь как жеребца проезжали? Впереди – Сметанный и конюх в дрожках, справа от него на поддужной – второй конюх, а егеря – сзади, саженях в трех, не меньше. То, на что налетел Сметанный, его испугало, опять же – пальба. А Гнедаш, может, только пальбу слыхал, наездника потерял, развернулся и – в намет…
– Сам развернулся?
– Ну да! Кабы твой Матюшка был невредим, он бы коня вперед послал – Сметанного спасать. Он был ранен, слетел с седла, еще за повод хватался, но Гнедаш испугался и убежал. Но не слишком испугался – он же пальбу на охотах слыхал, она ему не в новинку. Вот Сметанного страх как жаль – натерпелся…
– Жалко.
Братья помолчали. Старший громко вздохнул. Младший налил себе еще вина.
К беседке подошел Василий, поклонился и поднялся по ступенькам – вроде бы забрать три пустые бутылки. Встретившись взглядами с графом, еле заметно кивнул, и граф ему тем же ответил. После ухода Василия он несколько повеселел – хоть одно дело удалось как-то уладить, почти удалось, но Господь милостив и дурного не допустит…
И в тот самый миг спокойное и меланхолическое сидение в беседке кончилось. Издалека донеслись крики, граф вскочил и увидел бегущего к нему Василия.
