Вельяминовы - Дорога на восток. Книга 2 (СИ) - Шульман Нелли (онлайн книга без TXT) 📗
— Господи, — отчаянно подумала Элишева, — Господи, может быть, удастся их убедить не нападать на город…
— Я знаю ваши законы, — она выпрямила спину, — вам надо заплатить выкуп за убийство невинного, или освободить раба. Сделайте это и уходите своей дорогой, мы с вами живем на одной земле, делить нам нечего.
Пахло кровью, и смолой от горящих факелов. Башир, раздув ноздри, не глядя на нее, коротко ответил: «Это наша земля, и мы вас в нее втопчем, понятно? Вот сейчас прямо и начнем». Он занес ногу над мертвым лицом Моше. Элишева, размахнувшись, бросила камень ему в голову.
Она успела услышать выстрел, почувствовать рядом тело Моше, и ласково улыбнулась: «Двадцать лет. Так хорошо, правильно, мы всегда были рядом и сейчас тоже будем».
Башир подождал, пока ему перевяжут голову, — камень чувствительно, до крови, ударил его в висок. Шейх процедил: «Вот же сучка! И смотрела словно волчица». Он вскочил на своего коня и махнул рукой: «Втоптать их в землю, как я и велел».
Всадники, проехав по трупам, направились вверх, к Цфату. Башир увидел огни, что зажигались в окнах, и выругался: «Столько времени с ними потеряли. Все, — он повернулся к отряду, — до рассвета делайте, что хотите, а потом отправимся в Акко».
На улицах уже кричали. Он, вынув свой пистолет, велел: «Оружие к бою!».
Циона проснулась от запаха гари. Мгновенно поднявшись с кровати, натянув платье, девушка выглянула в коридор. Половицы потрескивали, снизу тянуло жаром. Она распахнула дверь комнаты Дины: «Вставай!».
С улицы были слышны выстрелы. Дина уже одевалась, плача, закусив губу: «Циона, — прошептала она, — Циона…твои родители, они так и не вернулись…, И Михаэль, он в синагоге был, с отцом, на позднем уроке…., Я заснула, его не дождалась…Циона, — она разрыдалась, положив руки на живот.
Девушка взяла полотенце, и, намочив его водой из кувшина, разорвала: «Голову обмотай, дом горит. Пошли. Это арабы, с гор, наверняка. Ничего, — Циона прижала ко рту влажную тряпку, — я и арабский знаю, и турецкий. Я тебя выведу, а там родителей найдем, и Михаэля твоего».
Лестница пылала. Циона тащила плачущую Дину за руку. Оказавшись внизу, подняв голову, она ахнула — балки стали проваливаться. Она еще успела, обжигая руки, откинуть засов на двери, и толкнуть Дину вперед. Дом обрушился. Над садом, в темное, ночное небо, поднялся столб яркого, алого огня.
Иерусалим
Кладбище было залито ярким светом утреннего солнца. Исаак заставил себя не смотреть на носилки: «Все Судаковы здесь. Начиная с Авраама, того, что из России сюда приехал. Двести лет мы тут живем, — он разъяренно прикусил губу, — и будем жить дальше». Он пошатнулся и почувствовал мягкое прикосновение чьей-то руки. Аарон стоял рядом. Носилки с телом отца стали опускать в отрытую яму.
Мать и Циона были в женском ряду. Исаак, отведя взгляд от того, что было прикрыто холстом, горько подумал: «Там все сгорело, десяток домов, а то и больше. Там только…, - он подышал, — кости, и все. И у Дины бедной тоже. И муж ее погиб, и вся семья его. Их-то в Цфате похоронили, а Дину дедушка Аарон сюда привез, на семейный участок».
Исаак вспомнил предрассветную тишину Иерусалима. Он открыл глаза и улыбнулся — жены в спальне уже не было, с кухни доносилось ее веселое пение. Она сразу настояла на том, чтобы завтракать вместе. Исаак смущенно сказал: «Но ведь я рано встаю, милая, чуть ли не в четыре утра».
— Не страшно, — жена пожала плечами. «Нас мама в пять утра поднимала, и мы шли готовить завтрак на двести человек. С тобой, — Дина поцеловала его куда-то в нос, — с тобой я справлюсь, Исаак Судаков. Ты из ешивы к полуночи возвращаешься, когда нам еще посидеть, поговорить? Только на Шабат, а он не каждый день, — рассмеялась Дина.
Исаак обнял ее и шепнул в маленькое ухо: «Когда придет Мессия, каждый день будет, как Шабат».
— Из сил выбьюсь, — серьезно ответила жена, и они оба расхохотались. Исаак потянулся, и, вымыв руки, стал одеваться. На резном столике рядом с кроватью жены лежали торговые книги.
— Я знаю языки, — решительно сказала Дина, — и с математикой у меня всегда хорошо было, я для мамы балансы делала, отчеты. Буду твоему отцу помогать, вино наше, — она похлопала рукой по книгам, — по всей Европе пьют, в Польше, в России…, И другие языки я тоже выучу. Ты сам и по-турецки хорошо говоришь, и по-русски, и на идиш».
На кухне пахло кофе, поджаренным хлебом. Дина, — в домашнем, зеленовато-голубом платье, и таком же платке, — стояла с лопаточкой в руках над противнем. Исаак наклонился поцеловать ее, а потом в дверь постучали. Он, открыв, озабоченно спросил: «Дедушка Аарон, что такое?»
Темные, обрамленные тонкими морщинами, глаза взглянули на него. Рав Горовиц, угрюмо, сказал: «Жена меня в Цфат отправляет, проснулась ночью и велела ехать. Сам понимаешь, — он развел руками, и не закончил. «Я Шломо возьму, — Аарон помялся и, глядя в сторону, пробормотал: «Он тоже в похоронном обществе, привык к такому. А ты, — он строго взглянул на Исаака, — здесь оставайся, пожалуйста».
Дверь закрылась. Дина, подойдя к нему, шепнула: «Милый…Я уверена, что все обойдется, мало ли что могло…, - она вспомнила серые, туманные глаза жены деда и внезапно замолчала.
— Обойдется, — твердо повторял себе Исаак всю неделю, пока из Цфата не доехал гонец. Он тогда вернулся домой в середине дня, качаясь от боли, не видя, куда идет, и, только оказавшись в объятьях жены, разрыдался. Дина т уложила его в постель, и сидела рядом, держа его руку, пока он плакал. Она вытирала ему слезы, приносила чай. Обняв его, устроившись рядом, жена вздохнула: «Я тоже, милый, помню, как мы плакали, когда папа погиб. Я с тобой, тебе же сейчас нельзя на молитву ходить, ничего нельзя, пока…, - она запнулась. Исаак, глядя в сторону, горько сказал: «Пока их не похоронят, да».
Аарон и его зять привезли из Цфата тела — уже укутанные в холст. «Там больше ста, человек погибло, — темные глаза Аарона чуть припухли от слез. «Весь город шиву сидит. Они жалобу подали, наместнику, но тот сказал, что ничего сделать не может — у них власти над горцами нет. А Башир обратно к себе подался, на север. Да и не в первый раз у них так, — Аарон махнул рукой, — уже разоряли Цфат, и еще будут, поверь мне. Там место опасное, да и стен у них нет».
Могилу засыпали землей, Исаак сказал кадиш, и они перешли в женский ряд. Тут было то же самое. Юноша, произнося знакомые слова, посмотрел на рава Горовица. Тот стоял рядом с зятем, и было видно, что Бергер плачет. «Он девочек, как родной отец растил, — вздохнул Исаак, — дедушка умер, как они еще совсем маленькие были. Он и шиву сидеть будет. Он, тетя Малка, и сестры Дины. Мальчишки маленькие еще. А я — с тетей Ханеле».
Они пошли на участок Горовицей. Когда тело Дины опустили в землю, когда Бергер сказал кадиш, Исаак увидел на дороге, что вела к городу — людей. Жена держала за руки мальчишек Бергера — в Иерусалиме женщины и дети не ходили на похороны. Мальчики, — трое, в черных капотах, стояли, глядя на кладбище. Жена, наклонившись, что-то говорила им — ласково, тихо.
— Ты не беспокойся, — сказал рав Горовиц Исааку, когда они уже прошли между рядами мужчин, и мыли руки у ограды кладбища. «Я шиву не сижу, я твоей жене с детьми помогу, — Аарон посчитал на пальцах, — двенадцать их, сестры Динале все в трауре. Там, конечно, мужья есть, но все равно…, И Авиталь моя — за ней присмотреть надо».
Исаак и Ханеле сидели, молча, на низких стульях, в гостиной дома Судаковых. Дверь была открыта, Дина накрывала на стол, появлялись люди, Аарон приводил мужчин, три раза в день, на молитву. Исаак, иногда, искоса смотрел на тетю — ее серые глаза глядели куда-то вдаль, красивое лицо было замкнутым, и он даже не смел, спрашивать у нее, что она видела.
На исходе шивы Дина пришла за ним. Каменные улицы купались в сиянии заката, Исаак шел, опустив голову, и, только почувствовав прикосновение руки жены, вздрогнул. Они стояли за Яффскими воротами. Равнина простиралась на запад, — безжизненная, с редкими, чахлыми деревьями, с покосившимися домами. Он, прищурившись, заметил густую зелень участка.
