Вельяминовы - Дорога на восток. Книга 2 (СИ) - Шульман Нелли (онлайн книга без TXT) 📗
— А потом, — сказала она, забирая свой выигрыш — печенье, — потом, как я с капитаном Фэрфаксом покойным плавала, — он картежник был отменный. Но у тебя тоже, милый, — ободряюще заметила Джо, — хорошо получается.
— Америка, — зачарованно подумал Шмуэль. «Хоть в синагоге настоящей побываю. Мы из Амстердама уехали, когда мне четыре года исполнилось, я и не помню ничего почти».
На острове не было других еврейских детей, кроме него. Хотя в школе его не обижали, — бабушка вела занятия, отец и мать, — лечили и взрослых, и детей, — Шмуэль все время расспрашивал родителей об Амстердаме и Америке. Он знал, что через три года станет совершеннолетним, — Давид начал учить с ним отрывок из Торы. Мальчик спросил отца: «Папа, а как это будет? Здесь же нет свитка…»
— Придется, дорогой, — усмехнулся тогда отец, — свозить тебя в Амстердам, или в Нью-Йорк, а потом мы сюда вернемся.
— А сейчас и возвращаться не надо будет, — бодро подумал Шмуэль, грызя выигранное печенье, — он подозревал, что бабушка иногда поддается.
— Я хочу в Иерусалим еще съездить, бабушка, — мальчик налил ей кофе. «Познакомиться с кузеном Исааком, кузиной Ционой, другими родственниками…».
Тетя Элишева и дядя Моше, еще в их первый год на Святой Елене, прислали им холщовый мешочек с землей.
— Что это, папа? — спросил тогда Шмуэль.
Отец вздохнул и погладил мешочек длинными, сильными пальцами хирурга. «Помнишь, когда я после Ватерлоо вернулся в Амстердам, мы дедушку хоронили?»
Шмуэль кивнул. Он увидел перед собой жаркий, безветренный день середины лета, серые камни на кладбище и услышал свой тихий голос: «Это и есть жена Ворона, да, бабушка?»
Бабушка кивнула. Мальчик посмотрел на черные буквы. Он уже умел читать на святом языке. «Эстер Кроу, дочь Авраама, — прошептал он и поднял голову: «А где ее дочь, Мирьям, где Иосиф Мендес де Кардозо, бабушка?»
— Они в эпидемию умерли, оба, — вздохнула Джо. «Когда чума в Амстердаме была. Ухаживали за больными, и умерли».
— Я вырасту, — пообещал себе Шмуэль, — и стану врачом. Сделаю так, что больше не будет эпидемий.
Гроб стали опускать в яму, отец прочитал кадиш. Шмуэль увидел, как на крышку гроба сыпется сухая, легкая земля.
— Это тоже, — Давид повертел в пальцах мешочек, — тоже, милый, со Святой Земли. Вдруг, кто-нибудь…, - он не закончил и улыбнулся: «Ничего такого не будет, милый».
Шмуэль неслышно вздохнул: «Мишель теперь сирота, его отца убили. И папа, я слышал, он в Америке опять в армию пойти хочет. А если я тоже сиротой останусь?»
Он поерзал в кресле. Джо, взглянула на внука: «Иди-ка сюда, милый».
Шмуэль редко сидел у бабушки на коленях — он был уже большим. Но сейчас он положил голову на ее крепкое плечо. От бабушки пахло, как обычно, — солью и пряностями. Джо покачала мальчика: «Слушай, расскажу тебе об Америке. И о Северной, и о Южной. О Картахене, где Ворон погиб».
Она говорила, и думала, что все почти готово. Одежду сына она перешила. «Сорок лет в мужском наряде не ходила, — улыбнулась Джо. «Ничего, Господь простит, в конце концов, в последний раз я это делаю».
Шмуэль погладил ее большую, красивую, с жесткими кончиками пальцев, руку: «Бабушка, а ты сколько детей уже выучила?».
Джо рассмеялась: «Сорок лет я преподаю, милый. Я и не считала, но, наверное, тысячи. Школы всегда нужны, сам знаешь».
Шмуэль посмотрел на нее темными, отцовскими глазами. Джо, как всегда, попросила: «Давид такой был, в детстве. Иосиф тоже, наверное. Господи, пусть он счастливо жизнь проживет».
— Я тебя люблю, бабушка, — Шмуэль привалился куда-то к ее боку. «Расскажи еще о Святой Земле, пока мама с папой не вернулись».
Пришел сын с невесткой, и они поужинали. Джо, пожелав всем спокойной ночи, подошла к окну в своей комнате. Пристройка, где жил брат с семьей, стояла напротив их дома, и она увидела свет свечей в окнах кабинета брата.
— Конечно, — вздохнула женщина, — раз его величество умер, у Джона работы много. Ничего, как Мадлен сюда приедет, ему легче станет. Пусть здесь остается, на острове ему хорошо. Тоже ведь колония, ей управлять надо.
Джо прикурила от свечи и неожиданно весело пробормотала: «Почти последняя сигарка. Ничего, завтра еще покурю, на боте».
Она взяла бумагу и начала писать.
Утро было серым, туманным, дул ветер. Джо, проснувшись, быстро одевшись, на цыпочках вышла из своей комнаты.
— Кинжал жене Шмуэля достанется, — отчего-то подумала она, выпив остывший кофе. Джо была в сапогах, бриджах и матросской куртке, темные, с проседью, косы, женщина заколола на затылке.
— А потом, дочке его, — Джо оглянулась на спальню внука. Рассовав по карманам оловянный портсигар и кремень с кресалом, она заставила себя не открывать дверь, не входить в детскую. «Давид сегодня вскрытие делает, рано встанет. Значит, надо быстрее».
Она чуть покачнулась — в груди внезапно заболело. Джо с трудом подышала. Пробормотав: «Пора», она вышла во двор. Ворота были открыты и она хмыкнула: «Странно. Хотя его величество скончался, охрана больше не нужна». Не оглядываясь, Джо стала быстро спускаться по дороге, что вела к Джеймстауну.
Берег был пустынным, шумел океан, над ее головой кричали чайки. Джо, вдохнув запах соли, ласково улыбнулась: «Все как надо. В море, как Ворон, как Черная Джо. Как миссис де ла Марк и адмирал Виллем. Давид мне камень поставит, в Амстердаме, а земля, — Джо положила руку на холщовый мешочек в кармане куртки, — земля у меня с собой. Пусть у моих детей все хорошо будет, — она вскинула голову к темным тучам, — прошу тебя. Скоро Иосифа увижу».
— Дура, — прошептала она, одними губами. «Помнишь, как там, на «Молнии», у Черного Этьена, мы с ним друг на друга смотрели. И потом, всю жизнь, так глаз друг от друга и не отвели. И у детей наших так же. Сказано же: «Крепка, как смерть любовь». Любовь у тебя была, осталось умереть достойно».
Джо остановилась. Спрятав кремень с кресалом от ветра, женщина прикурила. На пустом причале кто-то возился и она буркнула: «Что за черт!».
Она прошла по мокрой гальке. Поднявшись на деревянный пирс, Джо крикнула: «Эй!»
Человек разогнулся — он тоже был в разбитых, старых сапогах и заношенной, матросской куртке. Он тихо сказал, глядя на нее светло-голубыми глазами: «Здравствуй, сестричка».
Они сидели на причале, держась за руки. Джон, затягиваясь сигаркой, превозмогая кашель, вспомнил вчерашний вечер. Невестка разливала чай, а потом он, повертев в пальцах оправленный в золото медвежий клык, улыбнулся: «Сыну вашему достанется».
Ева немного покраснела: «Откуда он, дядя Джон?»
Герцог указал на разложенный атлас — до ужина они рассматривали карту Австралии.
— Дед герцогини Беллы был отсюда, — он положил ладонь на карту, — из Сибири, как ее называют. Еще во время оно. Это был миссис де ла Марк первый муж. Какой-то князь, — Джон усмехнулся, — туземный. От него и осталось. А ты, милая, — он ласково посмотрел на невестку, — ты от старшего сына миссис де ла Марк, архитектора, того, что в Венеции жил. И с ди Амальфи ты в родстве, через графа Ноттингема. И с Горовицами, через внучку миссис де ла Марк, ту, что в Картахене сожгли, Сару-Мирьям. Все мы одна семья, — вздохнул герцог, — так что давайте там, в Австралии, продолжайте наш род.
Джо посмотрела на горизонт и, деловито, сказала: «Если солнце село в тучу — жди к утру большую бучу. Она и поднимается. Мы вовремя, братик».
— Ты уверена? — Джон поцеловал ей руку.
Сестра пожала плечами. Спрыгнув в бот, женщина помогла ему устроиться на скамье.
— Это не лечится, — коротко ответила Джо, отвязывая канат. «Я читала Давида книги. Сам знаешь, — сестра рассмеялась, — у меня три врача в семье. Через год, а то и меньше, я, может быть, ходить не смогу — появятся опухоли в позвоночнике. Или в груди, или в печени, или в желудке, как у его величества. Так лучше, — подытожила Джо. Опустившись на колени, плотнее завязав шарф на шее у брата, она озабоченно спросила: «А вот ты? Ты уверен, Джон?»
