Женская война (др. перевод) - Дюма Александр (читать книги онлайн бесплатно полностью TXT) 📗
— Откуда вы, господа?
— Из Пикардии. Мы офицеры Тюренна.
— Куда едете?
— На похороны.
— Доказательство?
— Посмотрите на наш креп.
Подобно первым гостям, они показали креп на своих шпагах.
Новым гостям, как и первым, был оказан любезный прием, и они заняли место за столом; подобная же забота была проявлена об их лошадях, которые заняли место в конюшне.
Затем явились еще четверо, и повторилась та же сцена.
От десяти до двенадцати часов таким образом приехало сто всадников. Они приезжали но двое, по четыре или по пять разом, поодиночке или группами; некоторые были одеты великолепно, некоторые — очень бедно, но все были хорошо вооружены и сидели на хороших лошадях. Всех их швейцар расспрашивал прежним порядком; все они отвечали, что едут на похороны, и показывали креп.
Когда все они отобедали и познакомились, когда люди их наелись, а лошади освежились, Ленэ вошел в столовую и сказал:
— Господа, принцесса Конде поручила мне поблагодарить вас за честь, которую вы ей оказали своим посещением, заехав к ней по пути к господину герцогу де Ларошфуко: ведь вы отправляетесь на похороны его родителя. Считайте этот дворец вашим собственным домом и примите участие в травле, которая назначена сегодня после обеда по случаю нашего домашнего праздника: герцог Энгиенский сегодня переходит на воспитание мужчин.
Общее одобрение и самая искренняя благодарность встретили эту первую часть речи Ленэ; как искусный оратор, он остановился на сообщении, которое должно было возбудить громкий восторг.
— После охоты, — прибавил он, — вы будете ужинать за столом принцессы, она хочет лично поблагодарить вас, потом вы вольны продолжать ваш путь.
Некоторые из всадников с особенным вниманием выслушали эту программу, которая несколько стесняла свободу их действий. Но, очевидно, герцог де Ларошфуко уже предупредил их, так как ни один не возражал. Иные пошли проверить своих лошадей, другие распаковали свой багаж и стали готовиться к представлению принцессам; наконец, третьи остались за столом и повели разговор о тогдашних делах, имевших, видимо, некоторую связь с событиями этого дня.
Многие прохаживались под главным балконом, на котором по окончании туалета должен был показаться герцог Энгиенский, в последний раз находившийся на попечении женщин. Юный принц, сидевший в своих комнатах с кормилицами и няньками, не понимал, какую важную роль он сейчас играет. Но, уже полный аристократического тщеславия, он нетерпеливо смотрел на богатый костюм, который наденут на него впервые. То было черное бархатное платье, шитое серебром, что придавало костюму вид траура. Мать принца непременно хотела прослыть вдовой и задумала уже вставить в свое приветствие такие значительные слова:
— Бедный мой сирота!
Но не только принц с восторгом поглядывал на богатое платье, знак наступающего мужества. Возле него стоял другой мальчик, постарше несколькими месяцами, с розовыми щеками, белокурыми волосами, дышащий здоровьем, силой и живостью. Он пожирал глазами великолепие, окружавшее его счастливого товарища. Уже несколько раз, не имея сил сдержать свое любопытство, он подходил к стулу, на котором лежали богатые наряды, и потихоньку ощупывал материю и шитье в то время, как принц смотрел в другую сторону. Но случилось, что герцог Энгиенский взглянул слишком рано, а Пьерро отнял руку слишком поздно.
— Смотри, осторожнее, — вскричал маленький принц с досадой, — говорю тебе, Пьерро, осторожнее! Ты, пожалуй, испортишь мне платье, ведь это шитый бархат, и он тотчас портится, как только до него дотронешься. Запрещаю тебе трогать его!
Пьерро спрятал руку за спину, пожимая плечами, как всегда делают дети, когда они чем-нибудь недовольны.
— Не сердитесь, Луи, — сказала принцесса своему сыну, лицо которого исказилось довольно неприятной гримасой, — если Пьерро дотронется до твоего платья, мы прикажем высечь его.
Пьерро сердито надул губы и ответил с угрозой:
— Монсеньер — принц, да зато я садовник; если он не соблаговолит разрешить мне дотрагиваться до его платья, то я не позволю ему играть с моими цесарками. Да ведь я и посильнее монсеньера, и он это знает…
Едва он успел выговорить эти неосторожные слова, как кормилица принца, мать Пьерро, схватила непокорного подданного за руку и сказала:
— Ты забываешь, Пьерро, что монсеньер — твой господин, ему принадлежит все в замке и в его окрестностях, стало быть, твои цесарки принадлежат тоже ему.
— Ну вот, — пробормотал Пьерро, — а я думал, что он мне брат.
— Да, но брат молочный.
— Ну, если он мне брат, так мы все должны делить, и если мои цесарки принадлежат ему, то и его платье — мое.
Кормилица хотела пуститься в пространные объяснения, какова разница между братом единоутробным и братом молочным, но юный принц, желавший удивить Пьерро и вызвать зависть к себе, прервал ее речь и сказал:
— Не бойся, Пьерро, я не сержусь на тебя. Ты сейчас меня увидишь на большой белой лошади и в маленьком моем седле; я поеду на охоту и сам убью оленя.
— Как бы не так! — возразил Пьерро с очевидной насмешкой. — Долго усидите вы на лошади! Вы третьего дня хотели поездить на моем осле, да и тот сбросил вас.
— Правда, — отвечал герцог Энгиенский с величественным видом, который он принял, призвав на помощь воспоминания, — но сегодня я представляю принца Конде и, стало быть, не упаду; притом Виала будет держать меня обеими руками.
— Довольно, довольно, — сказала принцесса, желая прекратить спор Пьерро с герцогом Энгиенским. — Пора одевать его высочество. Вот уже бьет час, а дворяне наши ждут с нетерпением. Ленэ, прикажите подать сигнал.
XIV
В ту же минуту во дворе раздался звук рогов, который разнесся до самых дальних покоев замка. Все бросились к своим коням, свежим и отдохнувшим благодаря заботам конюхов, и сели в седла. Ловчий со своими загонщиками, егеря в сопровождении свор собак последовали за гостями. Затем дворяне выстроились в два ряда, и герцог Энгиенский, верхом на белой лошади, поддерживаемый Виала, появился в сопровождении придворных дам и кавалеров, а также конюших. За ним следовала его мать в роскошном туалете на черной, как вороново крыло, лошади. Рядом с ней, тоже верхом на коне, которым она управляла с восхитительной грацией, ехала виконтесса де Канб, очаровательная в своем женском наряде, который она наконец надела, к своей великой радости.
Что касается госпожи де Турвиль, то ее напрасно все пытались разыскать еще со вчерашнего дня; она исчезла, словно Ахилл, удалившийся в свою палатку.
Блестящая кавалькада была встречена единодушными кликами. Все показывали друг другу, поднимаясь на стременах, принцессу и герцога Энгиенского, которых большинство дворян не знали в лицо, потому что никогда не бывали при дворе и жили вдали от всего этого царственного великолепия. Мальчик приветствовал публику с очаровательной улыбкой, а принцесса — с кротким величием. Это были жена и сын того военачальника, кого даже враги называли первым полководцем Европы. Теперь же этот воитель подвергся преследованиям, был посажен в тюрьму теми, кого он спас от врага при Лансе и защитил против мятежников в Сен-Жермене. Всего этого было более чем достаточно, чтобы вызвать энтузиазм, сразу же достигший высшей степени.
Принцесса упивалась всеми этими свидетельствами своей популярности. Потом, после того как Ленэ потихоньку шепнул ей несколько слов на ухо, она подала сигнал к отправлению. Вскоре охотники въехали в парк, все ворота которого охранялись солдатами полка принца Конде. Решетки вслед за охотниками были заперты, но и эта предосторожность казалась недостаточной. Все как будто еще боялись, чтобы к празднику не пристроился какой-нибудь тайный враг. Поэтому солдаты остались на часах у решетки, а около каждой двери был поставлен швейцар с алебардой, которому было приказано отворять только тем, кто ответит на три вопроса, служившие паролем.
Спустя минуту после того, как заперли решетку, звук рогов и свирепый лай собак дали знать, что травля началась.
