Женская война (др. перевод) - Дюма Александр (читать книги онлайн бесплатно полностью TXT) 📗

Обе принцессы почти вырвали бумагу из рук советника и прочли со слезами радости все, что там было написано.

— О, в карманах Ленэ найдешь всю Францию! — сказала с улыбкой вдовствующая принцесса.

— Нет еще, ваше высочество, нет еще, — отвечал советник, — но с Божьей помощью, может статься, так и будет. А теперь, — прибавил он, со значением указывая на Клер, — теперь виконтесса, после долгого пути, верно, нуждается в покое…

Виконтесса поняла, что Ленэ хочет остаться наедине с принцессами, и, увидев на лице старшей из них улыбку, подтверждающую это, поклонилась и вышла.

Маркиза де Турвиль осталась, надеясь собрать богатый урожай самых свежих известий, но вдовствующая принцесса подала знак невестке, и обе они сделали величественный реверанс по всем правилам этикета, показывая маркизе, что политическое заседание, на которое ее пригласили, уже кончилось.

Маркиза — любительница теорий — очень хорошо поняла намек; она сделала обеим дамам еще более низкий и церемонный реверанс и ушла, про себя призывая Бога в свидетели неблагодарности принцесс.

Вдова и ее невестка прошли в свой рабочий кабинет. Пьер Ленэ последовал за ними. Убедившись, что дверь крепко заперта, он начал:

— Если вашим высочествам угодно принять Гурвиля, то я скажу, что он только приехал и теперь переодевается, потому что не смеет показаться в дорожном платье.

— А какие новости он привез?

— Важное известие: герцог де Ларошфуко будет здесь завтра или, может быть, даже сегодня вечером с пятьюстами дворянами.

— С пятьюстами дворянами! — вскричала принцесса. — Да это целая армия!

— Однако ж это затруднит нам путь. По-моему, лучше бы пять-шесть слуг, чем вся эта толпа. Мы легче бы скрылись от господина де Сент-Эньяна. Теперь почти невозможно проехать в Южную Францию без досмотра.

— Тем лучше, тем лучше, пусть осматривают! — вскричала принцесса. Если они попытаются сделать это, мы будем сражаться и останемся победителями: дух принца Конде будет вести нас.

Ленэ взглянул на вдовствующую принцессу, как бы желая знать ее мнение; но Шарлотта де Монморанси, вскормленная во время междоусобных войн царствования Людовика XIII, видевшая стольких аристократов, попавших в тюрьмы или сложивших свои головы на эшафоте, потому что не хотели склонить их и желали сохранить свои права, — лишь печально провела рукой по лбу, отягченному самыми горькими воспоминаниями.

— Да, — сказала она, — вот до чего мы доведены: приходится скрываться или сражаться… Страшное дело! Мы жили спокойно, со славой, которую Господь Бог послал нашему дому; мы хотели — надеюсь, что никто из нас не имел другого намерения, — мы хотели только сохранить высокое положение, данное нам по праву рождения, и вот… вот события принуждают нас сражаться против нашего суверена…

— О, я не так горько смотрю на эту необходимость, как ваше высочество! — возразила молодая принцесса. — Мой муж и мой брат в заточении без всякой причины, а мой муж и мой брат — ваши дети; кроме того, ваша дочь в изгнании. Вот чем оправдываются все наши замыслы, все, на какие мы вздумаем решиться.

— Да, — отвечала вдовствующая принцесса с печалью, полной покорности судьбе, — да, я переношу бедствие с большим терпением, чем вы, мадам, но, кажется, нам всем на роду написано быть пленниками или изгнанниками. Едва я вышла замуж за вашего свекра, как мне пришлось бежать из Франции, потому что меня преследовала любовь Генриха IV. Едва мы успели возвратиться, как попали в Венсен: теперь нас преследовала ненависть кардинала Ришелье. Сын мой, который теперь сидит в тюрьме, через тридцать два года смог увидеть ту самую камеру, в которой родился. Ваш свекор недаром пророчески сказал после победы при Рокруа, глядя на залу, украшенную испанскими знаменами: «Не могу сказать, как я радуюсь этой победе моего сына, но только помните слова мои: чем больше дом наш приобретет славы, тем больше подвергнется гонению. Если б я не сражался за Францию, герб которой слишком славен, чтобы отступить от него, я взял бы в свой герб ястреба с колокольчиками, везде извещающими о нем и в то же время помогающими ловить его; а к этому гербу я взял бы девиз «Fama nocet» [3]. Мы слишком много наделали шуму, дочь моя, и вот это вредит нам. Вы согласны со мной, Ленэ?

— Ваше высочество правы, — отвечал Ленэ, опечаленный воспоминаниями, которые пробудила в нем старшая принцесса, — но мы зашли так далеко, что теперь не можем вернуться назад. Скажу более: в таком положении, каково наше, нужно решиться на что-нибудь как можно скорее, нельзя закрывать глаза на обстоятельства. Мы свободны только по видимости; королева не спускает с нас глаз, а господин де Сент-Эньян держит нас в блокаде. В чем же дело? Надобно уехать из Шантийи, невзирая на надзор королевы и на блокаду Сент-Эньяна.

— Уедем из Шантийи, но открыто! — вскричала молодая принцесса.

— Я согласна с этим предложением, — прибавила старшая, — принцы Конде не испанцы и не умеют предавать; они не итальянцы и не умеют хитрить; они действуют открыто, при дневном свете.

— Ваше высочество, — возразил Ленэ убежденно, — Богом клянусь, что я первый готов исполнить всякое приказание ваше, но, чтобы уехать из Шантийи так, как вам угодно, надобно сражаться. Вы, без сомнения, в день битвы не будете иметь намерения вести себя по-женски после того, как показали себя мужами совета; вы пойдете впереди ваших приверженцев и станете ободрять воинов боевым кличем. Но вы забываете, что подле ваших бесценных особ находится особа, не менее бесценная: герцог Энгиенский — ваш сын, ваш внук; неужели вы решитесь сложить в одну могилу и настоящее и будущее вашей фамилии? Неужели вы думаете, что Мазарини не отомстит отцу за то, что будут предпринимать в пользу сына? Разве вы не знаете страшных тайн Венсенского замка, печально испытанных господином великим приором Вандомским, маршалом Орнано и Пюилореном? Разве вы забыли эту роковую комнату, которая ценится на вес мышьяка, как говорит госпожа Рамбуйе? Нет, ваше высочество, — продолжал Ленэ, умоляюще сложив руки, — нет, вы послушаете совета вашего старого слуги, вы уедете из Шантийи, как надлежит сделать женщинам, которых преследуют. Не забывайте, что самое сильное ваше оружие — ваша слабость: сын, лишенный отца, супруга, лишенная мужа, бегут, как могут, от угрожающей опасности. Чтобы действовать и говорить открыто, подождите до тех пор, пока вы будете в безопасности и приобретете более силы. Пока вы в плену, приверженцы ваши немы; когда вы освободитесь, они заговорят, перестанут бояться, что им предложат тяжкие условия вашего выкупа. План наш составлен с помощью Гурвиля. Мы уверены, что у нас будет хороший конвой, он защитит нас во время пути. Ведь сейчас на вашем пути действуют двадцать различных отрядов, которые живут тем, что собирают дань с друзей и с врагов. Согласитесь на мое предложение, все готово.

— Уехать тайком! Бежать, как убегают преступники! — вскричала молодая принцесса. — О, что скажет принц, когда узнает, что его мать, жена и сын перенесли такой стыд и позор?

— Не знаю, что он скажет, но, если вам улыбнется удача, он будет обязан вам своим освобождением. Если же вы не будете иметь успеха, то все же не истощите ваших средств и не подвергнете опасности ни своих помощников, ни тем более свое положение: ведь вы не будете вести войны.

Старшая принцесса поразмыслила с минуту и сказала с задумчивой грустью:

— Дорогой господин Ленэ, убедите дочь мою, потому что я вынуждена остаться здесь. До сих пор я крепилась, скрывала свою болезнь, чтобы не отнять последней бодрости у наших приверженцев, но теперь изнемогаю. Меня ждет ложе страдания, на котором я, может быть, умру… Но вы сказали правду: прежде всего надобно спасти будущее дома Конде. Дочь моя и внук мой уедут из Шантийи и, надеюсь, будут так умны, что станут считаться с вашими советами, скажу более — с вашими приказаниями. Приказывайте, добрый Ленэ, все будет исполнено!

— Как вы побледнели! — вскричал Ленэ, поддерживая вдову. Невестка, прежде заметившая это, уже приняла ее в свои объятия.