Рыцарь-крестоносец - Уэлч Рональд (читать книги полностью без сокращений .TXT) 📗
– Лучше ляг на землю, Филипп, – посоветовал ему сир Хьюго. – Они не будут атаковать. Они стреляют только затем, чтобы мы не могли уснуть и, следовательно, отдохнуть к завтрашнему утру.
Филипп перекинулся парой слов с отцом и устроился поудобнее на теплой земле, нагретой солнцем за день. Короткий сон восстановил частично его силы, но ночной обстрел привел его в состояние тревоги и отчаяния.
– Устал? – заботливо спросил его отец.
– Я все время думаю о Джосселине и дяде Фульке, – ответил Филипп. – Вам не нужно было останавливать меня. Я так и не смог ничем помочь Джосселину.
Сир Хьюго ответил не сразу. Филипп услышал его тяжелый вздох, но не мог разглядеть в темноте выражение его лица.
– А что бы мы могли сделать? – печально спросил сир Хьюго. – Ты думаешь, мне было приятно смотреть, как умирает Джосселин? Или Фульк? Мы с Фульком выросли вместе. Он был братом твоей матери. Я присутствовал на крещении Джосселина.
Голос его задрожал. Филипп в изумлении повернулся к отцу. Никогда раньше ему не приходилось видеть, чтобы сир Хьюго вот так обнаруживал свои чувства.
– Мне не нужно было говорить этого, отец, – быстро проговорил он.
– Ничего, Филипп. Когда ты станешь старше, ты уже не раз увидишь гибель своих друзей. Я-то уже привык к этому. По крайней мере, мне так казалось до вчерашнего дня, – печально добавил он.
Некоторое время они лежали молча. Филипп вспоминал свою комнату в башне Бланш-Гарде. Там рядом с его кроватью всегда стоял графин с холодной, чистой водой. Жаркими ночами он опускал руки в жидкую прохладу и умывал лицо. Это воспоминание извлекло из его пересохшего горла невольный стон.
– Огни! – вдруг воскликнул сир Хьюго. – Вон там!
Скоро огни увидели и остальные, и по лагерю христиан пронесся вихрь тревожных криков и вопросов. Филипп вскочил на ноги и увидел вокруг лагеря сплошную цепь мерцающих огоньков.
– Что это? – невольно вырвалось у него.
Сир Хьюго уже стоял рядом с ним, впиваясь взглядом в темноту. Потом, потянув носом воздух, он в отчаянии застонал.
– Они подожгли траву, – хмуро проговорил он. Теперь и Филипп ощутил резкий, кисловатый запах дыма, режущего горло.
Филипп закашлялся – каждое содрогание иссушенных легких причиняло ему невыразимую боль. Со всех сторон до его слуха доносился кашель других людей – коварный план сарацин удался.
Время тянулось ужасно медленно. Люди в лагере задыхались от жары, от горького дыма, першившего в горле, разъедающего глаза, а стрелы продолжали свистеть, и в темноте раздавались тревожные крики, вопли раненых, но хуже всего стал сжимающий душу каждого воина непреходящий страх в ожидании нападения невидимого, а потому вдвойне опасного врага.
Наконец взошло солнце, и все в лагере смогли вздохнуть с облегчением.
Рассвет в Леванте наступал всегда внезапно: сначала слегка светлело небо, а потом вдруг из-за горизонта ослепительным потоком вырывались лучи солнца, в одно мгновение заливая ярким светом холмы и равнины, – и сразу же наступал день, готовивший людям новую пытку зноем и пылью.
Возле палатки короля собрался последний военный совет. На этот раз к мнению графа Раймонда прислушивались с большим вниманием. Все, о чем он предупреждал у Колодцев Саффарии, исполнилось прошедшим днем, и теперь рыцари, уставшие и утратившие веру, распрощавшись с последней надеждой, раскаявшись, с готовностью ловили каждое слово графа.
– Мы должны отложить поход на Тивериаду, – сказал граф. – Наша главная задача – раздобыть воду. Около трех миль на север отсюда есть источник на Вейди-эль-Хамман. Мы должны пробиться туда любой ценой.
Ги Лузиньянский согласно кивнул. Совсем пав духом, отчаявшись найти выход из создавшегося положения, сейчас он был готов с благодарностью принять любой совет.
– Очень хорошо, – проговорил он. – Здесь ли Великие Магистры?
Оба Великих Магистра, Жерар де Ридфор и Роджер де Мулине, шагнули вперед. Они все время ехали в арьергарде, поскольку в королевстве Иерусалимском уже стало своего рода традицией, что военные ордена следуют в хвосте колонны рыцарей, обороняя тыл.
– Что с пехотой? – спросил Ги.
– Плохо! – сразу же ответил Жерар де Ридфор, не теряя времени на пространные вступления. – Солдаты уже потеряли терпение.
– Но они будут сражаться? – с беспокойством спросил король.
– Не думаю, – ответил де Мулине. – У них закончилась вода, почти все обессилены, некоторые уже дезертировали. Решили вернуться в Саффарию. Но далеко им не уйти, – мрачно добавил он. – Турки обошли нас с тыла.
Пока бароны тихо приглушенными голосами обсуждали эту новость, король нервно подергивал колечки своей холеной бородки. Сколько бы ни осуждали его за нерешительность и подверженность чужому влиянию, он все же был мужественным человеком и опытным воином. Наконец он увидел, к чему привело его легкомысленное следование чужим советам, и совсем потерял надежду.
Но как раз это отчаяние пробудило в нем дремлющую энергию, и когда он встал, собираясь говорить, от его былой неуверенности не осталось и следа.
Бароны с ожиданием смотрели на высокую, горделивую фигуру короля в стали кольчуги, с белым плащом, ниспадающим с мускулистых плеч.
– Итак, решено: мы будем пробиваться сквозь вражеский заслон, – сказал он уверенным, звучным голосом. – Жерар, ты возьмешь на себя командование арьергардом. Раймонд, ты вместе с Рено де Шатильоном встанешь во главе колонны. Я со знаменем и Святым Крестом буду следовать в центре войска. Господь с нами, сеньоры, и с Божьей помощью мы пробьемся к Тивериаде и одержим победу над врагом!
Крестоносцы, слушая эту уверенную речь, расправили плечи, загорелые лица их вновь осветились надеждой и верой в свои силы. Они вернулись к своим отрядам. В это время труба заиграла сигнал к выступлению, и первая часть колонны тронулась вперед под бодрые крики крестоносцев:
– «Deus Vult! Deus Vult!» – раздался боевой клич. И в самом деле, всем теперь казалось, что положение войска не настолько безнадежно. Всех утомил долгий путь из Саффарии, они почти полностью утратили пехоту во время перехода, но христианская армия, стержень которой составляли вооруженные воины на лошадях, все еще представляла собой грозную силу. Если турки собирались помешать христианам прорваться к озеру Галилейскому и Тивериаде, им придется противостоять натиску мощной кавалерии крестоносцев, вооруженных отчаянной уверенностью в победе и в чудодейственной силе Святого Креста.
Но, в свою очередь, иноверцы, не без основания, тоже питали надежды на победу. Они больше не предпринимали попыток нападения на колонну христиан, но когда войско вышло на широкую равнину, мусульмане начали стягивать силы к холмам, готовясь преградить рыцарям путь к озеру и к воде, куда крестоносцы должны были пробиться любой ценой, иначе им грозила гибель от жажды.
Филипп, прикрыв ладонью глаза от солнца, следил за передвижением армии противника. Теперь вся равнина впереди была покрыта фигурками сарацин в разноцветных бурнусах, готовящихся к бою, и Филипп ужаснулся величине войска, которое удалось выставить против них Саладину: куда бы он ни посмотрел, всюду он натыкался взглядом на группы вражеских всадников в белых и красных тюрбанах и в сверкающих на солнце доспехах, размахивающих пестрыми знаменами, – казалось, их нисколько не угнетала жара, терзающая крестоносцев.
Но христиане продолжали упрямо двигаться вперед под предводительством графа Раймонда. Впереди стоял грохот турецких кимвалов и бой барабанов, сопровождающиеся воинственными призывами к Аллаху. В ответ ревели трубы христиан. Рыцари, заслонившись продолговатыми щитами, застегивали кольчуги и надевали шлемы, с мрачной решимостью готовясь встретиться лицом к лицу с жестоким противником.
Филипп вскочил в седло. Он понимал, что им предстоит решающее сражение, турки теперь ни за что не отступят, и им придется биться не на жизнь, а на смерть. Филипп почувствовал, как внутри его нарастает обычное возбуждение, и сразу же забыл и о своей усталости, и о мучившей его жажде. Через несколько минут начнется бой.
