Кровь Джека Абсолюта - Хамфрис Крис (читать книги полные .txt) 📗

Он бежал и смотрел на дом месье Гвена. Здания на Трифт-стрит стояли тесно, и ему даже на какое-то мгновение показалось, что толпа гомонящих зевак собралась отнюдь не возле жилища ювелира, а чуть далее, у соседних дверей, и что терзающие его слух стенания изливаются не (он запнулся!)… не из горла (он внутренне ахнул!) Клотильды. Думая так, он уже знал, что обманывает себя, и обмирал от внезапного тошнотворного страха.

Столпившиеся зеваки не пожелали раздаться, и ему пришлось с боем пробиваться к крыльцу. Кого-то он двинул локтем, кого-то схватил за ворот, кому-то заехал в бок кулаком. Кто-то взвыл, кто-то выругался, кто-то шлепнулся наземь, однако Джек неуклонно пробивался вперед. Он был уже в доме, на лестнице, он потерял треуголку и плащ, но даже не повернулся посмотреть, что с ними сталось. Душу его разрывал жалобный плач. Порой мешавшийся с чьим-то горестным бормотанием, сдавленным, походившим на полупридушенный рев.

Толпа несколько поредела лишь наверху, там стояли два стража порядка. Взявшись за руки, они сдерживали напор зевак. Однако Джек прорвал их заслон с такой резкостью и свирепостью, что его не решились остановить. Остановился он сам, взлетев на лестничную площадку.

Там лежал Клод, ученик и родственник ювелира, и какой-то мужчина прижимал полотенца к его голове, Сквозь них проступала кровь, она текла по неестественно бледному лицу молодого француза, она алела на его горле, на полу, на одежде — везде. Он был, похоже, в cознании, но жизнь едва теплилась в нем.

Еще больше крови было в гостиной, откуда неслись причитания и куда Джек с замирающим сердцем вошел. Багровый след широким зигзагом тянулся через все помещение до стены, где судорожно тряслась груда тряпья, уже ничем не напоминавшая то нежно-желтое платье, которое так шло Клотильде, служа очень милой и элегантной оправой ее расцветающей красоте. Теперь от него отказался бы даже сиротский приют, и Джек, все еще не веря своим глазам, содрогнулся.

И оцепенел, не в силах двинуться дальше, обшаривая гостиную взглядом и механически отмечая увиденное. Вот опрокинутый стул, вот сорванная с окна занавеска, вот разлетевшийся на осколки фарфоровый пастушок. Наконец он заметил и своего водяного, тот стоял, где стоял, но его разверстая пасть теперь, казалось, вовсе не ухмылялась, а заходилась в немом жутком вопле, к которому через мгновение присоединился и тонкий, отчаянный, заставивший воздух вибрировать крик.

Клотильда увидела Джека.

— Non! Non! Non non non! [57] — кричала она, безуспешно пытаясь прикрыть оголенные ноги лохмотьями окровавленной юбки.

Отец, сидевший с ней рядом, медленно повернулся, потом вскочил на ноги и с необычайным проворством ухватил вошедшего за грудки.

— Violeur! Violeur! [58] — снова и снова выкрикивал он, встряхивая Джека так, что его голова и лопатки немилосердно колотились о стену, с которой через какое-то время сорвалась акварель и посыпались керамические тарелки.

Джек не сопротивлялся, он смотрел на тритона. Тот был недвижен, несмотря на безумную пляску окружавших его безделушек. Водное чудище с отвращением озирало чуждый ему человеческий мир.

Месье Гвен был невысок, но невероятно силен, и Джек сползал по стене все ниже и ниже, пока наконец не свалился на пол. Француз, продолжавший неистово его дергать, сумел отцепиться и устоял. Только тут до них обоих донесся голос Клотильды, неустанно повторявший лишь одно:

— Се n'etais pas lui, Papa! Pas lui! Pas lui! [59]

Тяжело дыша, месье Гвен поковылял к своей дочери. Он опять сел и бережно обнял ее. Она спрятала лицо у него на груди и, нервно вздрагивая, застыла.

Джек подполз к ним. Он попытался дотронуться до безвольно упавшей руки, но ее резко отдернули, словно обжегшись.

— Клотильда, — прошептал умоляюще Джек. — Милая, дорогая Клотильда.

Она не пошевелилась.

— Как… — Он задохнулся и вновь попытался заговорить. — Кто…

Неожиданно девушка вскинула голову.

— Я им противилась, Джек, — прошептала она.

— Конечно. Я знаю.

— Смотри! — Она кивком указала на свои ногти, те были обломаны и в крови. — Regardes! Я… — Ее кулачки яростно взбили воздух. — Но их было двое… нет, трое. Они избили Клода… они… — Порыв гнева прошел, из потупленных глаз опять хлынули слезы.

— Клотильда, ты… ты их знаешь?

Ответом было еле заметное отрицательное движение, потом прозвучали слова. Очень тихие. Но смысл их был страшен.

— Они искали тебя.

Произнося эту жуткую фразу, Клотильда не подняла головы, и Джек возблагодарил за то небо. Посмотри она на него в этот миг, он бы умер.

Итак, мистер трус, пока ты, как крыса, скрывался в норе, они нашли на ком сорвать свою злобу. Они узнали, где ты бываешь, и сделали свое черное дело. Пока сопляк играл в дикаря, знатный лорд поступил как дикарь. Не фальшивый дикарь, а подлинный, настоящий.

На глаза его навернулись слезы. Сквозь их пелену он смотрел на разгром, уже не в силах что-то анализировать и о чем-нибудь думать. Он просто смотрел на какие-то черепки и на застрявшую между ними монету. Это была вроде бы крона, но все-таки и не крона. Крона, она чуть потоньше, а тут… Он вдруг осознал, что это за диск, и протянул к нему руку. Да, так и есть, это был жетон. Не простой, металлический, как в банях Мендосы, а фигурный, серебряный, стоивший кучу денег и служивший сезонным пропуском в парк развлечений. У него некогда тоже имелся такой. А вот в семье Гвенов подобного пропуска не имелось, ибо Клотильда постоянно упрашивала сводить ее в Воксхолл.

Джек, сдвинув брови, разглядывал бляшку. Точней, ее лицевую сторону с барельефным изображением памятника Генделю, возвышавшемуся у южного входа в парк. На обратной же стороне пропуска обычно гравировалось имя владельца, так что имелась возможность выяснить, кто его тут потерял.

Скорей бездумно, чем любопытствуя, Джек сделал легкое движение кистью и… превратился в недвижную статую. Его разум категорически отказывался что-либо воспринимать. Жетон за номером 178 был и впрямь закреплен за одним из завсегдатаев Воксхолла. Им оказался мистер К. Абсолют.

Крестер.

Мать сетовала, что он зачастил в Воксхолл.

Джек не помнил, как оказался на лестнице, как спускался. Он просто шел и шел, и все перед ним расступались. Ибо все видели его лицо.

Глава 11

МАСКАРАД

Трудно было выгребать против течения, тем более что Навозную пристань от причала у Охотничьего домика отделяло немалое расстояние, однако Джеку физические усилия позволяли расслабиться внутренне, и потому он греб резко, старательно налегая на весла. Несмотря на поздний час, река по-прежнему была запружена угольными баржами, паромами, разнообразными лодками, а также баркасами, везущими сено. Темза никогда не знала покоя. По-хорошему следовало бы вздуть на носу утлой скорлупки огонь, но кремень куда-то делся, и не имелось ни малейшего желания его искать. Он и так потратил достаточно времени, заглянув в свой пансион и забрав оттуда только две вещи: новый плащ вместо потерянного на Трифт-стрит и свою шпагу. Зато ялик, тайком уведенный из школьного дока, шел ходко, уверенно лавируя между судами. Имей могавки возможность видеть своего предводителя, они, вне сомнений, гордились бы им. Используя течение и подрабатывая то одним веслом, то другим, Джек скользнул в щель между двумя небольшими посудинами и обвернул вокруг сваи канат. Через мгновение он уже взбегал вверх по лестнице. Это был отнюдь не ближайший к Воксхоллу причал, однако тот, всегда очень людный и хорошо освещенный для приема ночных гуляк, совсем не подходил Джеку, который хотел появиться незамеченным.

Хотя на прилегающих к реке улочках, прихотливо петлявших среди складских помещений, было довольно темно, чем дальше он продвигался, тем праздничней становилось вокруг, а в освещенных фонарями ларьках торговали вином и горячими, только что приготовленными угрями. Обступавшие эти оазисы света девицы зазывно хихикали и манили клиентов во мрак, из которого позже выныривали далеко не все клюнувшие на их агитацию искатели недорогих удовольствий. Ближе к парку прилавки смыкались в ряды, ломившиеся от всякого рода товаров. Тут предлагали веера, статуэтки, книги, картины, духи, треуголки, карандаши, но доминантой в этом калейдоскопе являлись разнообразные маски. Они были всюду, висели, лежали, смыкались в гирлянды, и Джек невольно поежился. У него возникло неприятное ощущение, что в глубине каждой пары раскосых, угрюмо зияющих прорезей поблескивают чьи-то внимательные зрачки.