Вельяминовы - Дорога на восток. Книга 2 (СИ) - Шульман Нелли (онлайн книга без TXT) 📗
Дверь каморки была распахнута. Джоанна вошла, и, сняв шляпу, оглядела узкую, старую, аккуратно застеленную кровать, крепко сколоченный стол с тетрадями и оловянной чернильницей. Женщина наклонилась и прочла: «Сочинение. История моей жизни. Меня зовут Поль Мервель, мне девятнадцать лет. Я кузнец, мой отец был ткачом в Льеже, а мать поденщицей… — Джоанна только взялась за перо, чтобы исправить ошибки, — их было несколько в каждом слове, — как дверь заскрипела.
Он стоял на пороге, подпирая головой притолоку, хмуро комкая в руках, берет. «У меня подковы, — сказал он, глядя на нее красивыми, каре-зелеными глазами. «Надо было доделать, завтра их забирают. Работы много, я не знаю, смогу ли в школу прийти…»
— Придешь, — спокойно ответила Джоанна, перечеркивая неправильно написанные слова. «Придешь, и будешь учиться, Поль. У тебя отличные задатки, нельзя бросать занятия».
— Ты меня стыдишься, — краснея, так и не шагнув внутрь каморки, пробормотал он. «Я видел вас, на Гран-Плас, в парке…, Они не такие, как я. Ты меня стыдишься, Жанна».
Джоанна отложила тетрадь. Подойдя к нему, потянув его за рукав закопченной, грязной рубашки, она захлопнула дверь. Поль привалился к ней спиной и упрямо повторил: «Стыдишься».
Женщина провела рукой по его щеке. «Нет, — едва слышно ответила Джоанна, — не стыжусь. Но это мой отец, он старый, больной человек, Поль. У него другие представления о жизни, я не буду его расстраивать. И мою мать тоже. Родителей надо уважать».
— Кюре так говорят, — юноша все еще не смотрел на нее. «В церкви. Ты же не веришь в Писание».
— Писание, — Джоанна обняла его, — она не доставала головой до его плеча, — Писание, Поль, здесь не причем. Это моральный закон. То, о чем говорил Кант, то, что отличает нас от животных. И, конечно, я тебя не стыжусь».
Он наклонился и поцеловал мягкие, свежие губы: «У меня и поесть нечего, Жанна, только хлеб и пива бутылка. Я сбегаю, куплю. И я работал, я потный, — Поль осторожно, очень осторожно обнял стройные плечи, и, как всегда, подумал: «Какая она маленькая, как птичка. Матушка такая была, я помню».
— А что ты о родителях говорила, — Поль вздохнул и услышал, как бьется ее сердце, — мой папаша, гори он в аду, спьяну матушку мою до смерти забил, и за мной с ножом гонялся. А потом удавился. Мне тогда семь лет было, — он помолчал и услышал ее ласковый голос: «Мне очень жаль, милый. Иди, иди ко мне».
Она ушла, когда за окном уже было сумеречно. На прощание Джоанна велела: «Жду тебя в школе, в понедельник. Сочинение перепиши, и я тебе упражнения грамматические оставила. Текст читай, обязательно, он простой, ты справишься».
— И когда ты успела? — удивился Поль. Джоанна, что сидела у него на коленях, поцеловала его куда-то за ухо, вдохнув запах пота и кузнечной гари, и пожала плечами: «Ты же задремал, милый». Она провела губами по его щеке: «До послезавтра».
Юноша прибрал сбитое постельное белье и зажег свечу — совсем стемнело. «Борьба рабочего класса за свои права, — шевеля губами, медленно читал Поль, — начинается с образования. Каждый рабочий должен уметь читать и писать…»
Потом он, сдавленно ругаясь сквозь зубы, писал спряжения глаголов, неловко держа перо в больших, грубых пальцах. «Она никогда, никогда, не будет меня стыдиться, — пообещал себе Поль, принимаясь за сочинение. «Я закончу, школу, сдам экзамены и поступлю в университет. Стану адвокатом. Жанна будет мной довольна, я знаю. Господи, — он отложил перо, — Господи, как я ее люблю. Я все ради нее сделаю, весь мир переверну, только бы она была со мной».
— Сначала сочинение напиши, — усмехнулся Поль, — хватит мечтать. Иначе Жанна выговор мне сделает.
Он очинил перо и взялся за работу. Свеча уже почти потухла, на фаянсовом блюдце застыл воск. Поль, отодвинув тетрадь, с пять раз переписанным сочинением, хмыкнул: «Все равно, Жанна ошибки найдет. Но ничего страшного. Как она говорит — надо просто уметь их исправлять. Так и сделаю».
Где-то в курятниках запели петухи. Поль, уронив голову на стол, заснул. Он еще успел подумать: «Два часа осталось, потом в кузницу надо вернуться. Воскресенье, не воскресенье, а заказчика подводить нельзя». Перо выпало из его рук на чистые, старые половицы. Юноша спал и улыбался — нежно, ласково.
Эпилог
Май 1821 года, Святая Елена
Бот накренился. Ева взвизгнула: «Тетя Джо!». Волна плеснула через борт, женщина сильными руками положила парус в галфвинд и рассмеялась: «Все, все. Больше ветра не будет, гавань хорошая, защищенная». Ева посмотрела на Джеймстаун, столицу Святой Елены. Белые домики были рассыпаны в ущелье, зажатом между скалами, ей было хорошо видно шпиль церкви Святого Иакова, круглую башню форта. Девушка, вдруг, сказала: «Здесь так зелено, тетя Джо, я даже не ожидала».
— Хороший климат, — отозвалась старшая женщина. Джо была в короткой, ниже колена юбке темного сукна, в льняной блузе и берете. Поймав взгляд Евы, она улыбнулась: «В море неудобно в длинном платье выходить, а так, — она показала на юбку, — так нам можно. Ты потом переоденься, — она кивнула на мокрое платье Евы, — хоть и тепло, но так гулять не след».
Ева с мужем поселились рядом со свекром. Джон обосновался в особо выстроенном доме, неподалеку от резиденции Наполеона. Рядом поднимались вверх каменные стены нового особняка. Герцог развел руками: «Решили возвести, здесь, — он указал на Лонгвуд-Хаус, где жил Наполеон, — термиты, здание уже старое. В новом много места будет, моя сестра с семьей тоже туда переедут».
Джо, ее сын и невестка жили в пристройке к Лонгвуд-Хаусу. У них была отдельная кухня. Джо, показывая ее Еве, усмехнулась: «Мы и его величеству готовим тоже. Он у нас кошерную пищу ест. Так удобнее, Давид все равно его пищу проверяет».
Свекор представил их Наполеону. Тот вздохнул: «Жаль, конечно, что Мишель погиб. Но такие люди, как он, долго не живут. Это мы с вами, месье Жан, — он подмигнул его светлости, — еще скрипим, а молодые уходят. Но я рад, что у Джоанны все хорошо».
Сын и невестка ушли в комнаты. Джон, стоя во дворе Лонгвуд-Хауса, глядя на стройку, холодно подумал: «В конце концов, пригодится это здание. Губернаторскую резиденцию можно устроить, дорога до Джеймстауна хорошая. Или пусть Ост-Индская компания у нас его покупает. Им оно пригодится, здесь оживленная гавань. Питеру об этом надо не забыть написать, он же член правления».
Джо ловко пришвартовала бот и выбралась на деревянный причал: «Ты в понедельник в школу приходи. Мы через месяц заканчиваем, но пока возьмешь класс девочек, познакомишься с ними…, А в сентябре…,- Джо оборвала себя и усмехнулась: «Потом посмотрим. И опыт тебе пригодится на земле ван Димена».
Уже когда они садились на невысоких, крепких местных лошадок, — от Джеймстауна до Лонгвуд-хауса было чуть больше трех миль, — Ева спросила: «Тетя Джо, а вы мою бабушку знали, Дину Горовиц?»
Джо тронула лошадь и перебросила на грудь темные, в седине косы: «И бабушку, и дедушку твоего, Аарона. Мы с ним как раз в Южной Америке познакомились, когда моего мужа покойного на костре жечь хотели. А потом все вместе в Иерусалим приехали, там мы их сосватали. И маму твою я помню, еще девочкой маленькой».
Ева посмотрела на дорогу, — они поднимались на холм, за которым стоял Лонгвуд, вокруг была пустынная равнина, дул ветер с моря. «Шесть тысяч человек здесь живет, — вспомнила девушка, — и школа есть, и госпиталь, там дядя Давид принимает. А на этой земле ван Димена одни каторжники. Господи, как там будет?»
Муж успокаивал ее, говоря, что в Австралии безопасно. Он целыми днями сидел над бумагами, разбираясь в управлении колониями. Как-то раз, улыбнувшись, Джон сказал: «Ты не беспокойся, на всей земле ван Димена людей меньше, чем на одной Святой Елене. Мы с тобой справимся. Я там всего на два года, помощником губернатора, а потом в Сидней поедем, большой город».
За ними закрылись ворота. Ева, спешиваясь во дворе резиденции, тихо спросила Джо: «А почему все равно его величество охраняют? Отсюда же бежать невозможно».
