Невероятные приключения Фанфана-Тюльпана. Том 2 - Рошфор Бенджамин (бесплатная библиотека электронных книг txt) 📗
- Мисс Вильгельмина, ваши груди - это настоящие пушечные ядра, а такого шикарного зада я никогда, ей-Богу, никогда не видел.
- Это всегда говорит мне мой жених, - взвизгивала Вильгельмина, забыв на время свое беспокойство и осушив на одном дыхании полбутылки хереса, которую она только что открыла.
- Только тс-с, тише, тише! - шептала она. - Не произносите слово" жених" в присутствии моего дядюшки Бэзила. Он не знает о том, что мы жених и невеста. Это приведет его в ярость. Видите ли, Перси-Перси женат. Это моя тяжкая ноша, - добавила она, поплакав пару секунд. - Поэтому, если я развлекаюсь с ним, не будучи ни его женой, ни его невестой, то кто же я такая? Великая грешница, не так ли? Уберите ваши руки, сэр Даббл-Бартон. Вы помнете мне юбку.
- Нет, я же снизу!
- Сэр, - стонала мисс Вильгельмина, - что скажет Перси-Перси, если свалится на нашу голову?
Между тем появился сэр Бэзил, старающийся натянуть штаны, и объявил как не подлежащую обсуждению новость, вычитанную пару недель назад в лондонской газете, что расположенная по соседству резиденция капитана порта охвачена пламенем. Он удивился и все трое немедленно согласились с тем, что не заметили запаха дыма, а Вильгельмина заявила, что, слава Богу, сэру Перси-Перси нет смысла возвращаться слишком рано. Поэтому она решила поспать в одном из вольтеровских кресел, так как почувствовала себя плохо.
Резиденция капитана порта!
Это простое слово неожиданно воскресило в памяти Тюльпана воспоминание о том, кто он такой и какая миссия ему поручена, поэтому он попросил у сэра Бэзила, вознамерившегося расправиться с очередной бутылкой шампанского, разрешения удалиться, так как он не делал этого прежде, обладая более эластичным мочевым пузырем, чем у восьмидесятилетнего старика, для того, чтобы погулять на свободе как корабль без руля и подумать, что он ещё может предпринять для того, чтобы появиться перед Джоном Полем Джонсом во всем блеске славы. Но, увидев, что наступил день, он вспомнил вдруг, что произошло накануне и рухнул ничком, раскинув руки, сбитый с ног одной из этих предательских бутылок, точное название которой - (оно вспыхнуло как молния в его сознании, слово, которое вызвало у него ностальгию по его дорогому Донадье, он же Кут Луйя, он же Большая Борзая) - точное название которой было - вино.
* * *
На следующий день в городе царило большое оживление: подсчитывали убытки, перевязывали раненых, хоронили убитых, вставляли стекла. В семь утра отряд стрелков в полном порядке под крики горожан покинул город с офицерами во главе, которые не слишком хвастались тем, что им удалось захватить в плен или полностью уничтожить американцев и тем самым, наконец-то, положить конец грабежам Джона Поля Джонса. Командир от ряда в своем рапорте об этой странной атаке отметил, что её целью являлся не грабеж, в результате число жертв и разрушений оказалось незначительным, но, тем не менее, к его величайшему стыду, она нагнала на всех страху.
Однако в Клок Мануаре все спали до четырех пополудни. Первым проснулся сэр Бэзил. Очень удивившись тому, что обнаружил себя полностью одетым и растянувшимся на ковре в погребе, и увидев полторы дюжины украшавших низенький столик пустых бутылок, он спросил себя, какую же годовщину они праздновали. Может быть, его восьмидесятилетие?
После этого он пропустил глоточек мюскаде, снова надел свое жабо, поправил парик, так, чтобы он сидел прямо, и разгладил свой сюртук. На кухне он обнаружил крестницу, занятую приготовлением чая. Она тоже только что встала. У неё были несколько опухшие глаза, словно она очень много спала, или не спала вовсе. Никогда прежде сэру Бэзилу не приходилось видеть, чтобы она готовила чай в таком волнении и чтобы у неё так дрожали руки. На вопрос о том, что её так взволновало, он услышал:
- Крестный, ни служанка Хатчинсон, ни Чарльз (их слуга-кучер-садовник) не вернулись. Я боюсь, не случилось ли этой ночью что-нибудь ужасное?
- По-видимому, - согласился сэр Бэзил, который не имел никакого представления о том, что случилось этой ночью. Затем, чтобы не выглядеть дуроком, он спросил:
- А почему ты приготовила три чашки чая?
- Ну как же, для вас, для себя и для сэра Даббл-Бартона. Я устроила его в комнате для гостей.
- Сэр Даббл-Бартон? Сын молочного брата сэра Перси-Перси? Как он оказался в комнате для гостей? Мы же совсем не знаем этого молодого человека.
- Но так уж получилось. После вчерашнего... Мы же провели вчерашний вечер в беседе после того, как он напрасно стучал и звонил к сэру Перси-Перси.
- О! Черт возьми! - вскричал сэр Бэзил. - Все правильно! Такой прекрасный собеседник! Лучший знаток вин, которого мне когда либо приходилось встречать! - Он проглотил с гримасой отвращения свой чай и эта неприятность немедленно позволила ему все вспомнить.
- Черт возьми! Джон Поль Джонс! Теперь я все вспомнил! Но скажи мне, мы кого-нибудь ждем, не так ли?
- Вашего друга, сэра Перси-Перси, - воскликнула Вильгельмина, разрыдавшись. - И он никогда больше не вернется! Бедные Хатчинсон и Чарльз, я могу их понять: они отправились посмотреть на убитых, чтобы увидеть, нет ли среди них кого-нибудь кто был им неприятен. Но сэр Перси-Перси! Его дом сгорел, он все ещё продолжает дымиться и нет никого, кто вылил бы на него ведро воды.
- Я пойду узнать новости, - энергично сказал сэр Бэзил, схватив свою трость. И вышел, сказав Вильгельмине, чтобы её успокоить, что направляется в "Таверну канатчиков", где он обычно отмечал все интересные городские события и где три раза в неделю играл в карты с сэром Перси-Перси. Перед тем как закрыть за собой дверь, сказал:
- Поставь чай перед дверью комнаты для гостей и постучи. Для молодой девушки неприлично входить в комнату к мужчине.
- Конечно, крестный.
Несколько мгновений спустя, будучи уже на набережной, сэр Бэзил оглянулся и с удовлетворением увидел свою племянницу в окне её комнаты, нежно махавшую ему рукой, как это она делала всегда, когда он отправлялся на прогулку. Позади неё - но сэр Бэзил не мог этого видеть - находился Тюльпан, в такой позе, которая не оставляла никакого сомнения относительно его занятия, так как он раздевал Вильгельмину, задрав ей юбку до самой спины. Уточним, что приличия были соблюдены и поднос с чаем стоял перед комнатой для гостей.
Тюльпан сражался, как лев. Это вызвало большое уважение у Вильгельмины, которая под утро выбралась из своего вольтеровского кресла, чтобы проводить его. Обнаружив, что гость свалился на пороге, она взвалила его на плечи, нагруженнная таким образом спустилась в погреб убедиться, что сэр Бэзил будет ещё по крайней мере двенадцать часов находиться в плену приятных воспоминаний об юрансонском, и подняла Тюльпана в комнату для гостей - не заботясь о приличиях.
Это было первый раз (или если уж быть точным, учитывая суету у окна, пятый) когда Тюльпану пришлось заниматься любовью с истинным монументом и это ему льстило. С другой стороны, Вильгельмина получала такое удовольствие, что чувствуя приближение момента величайшего наслаждения, она начинала обратнный отсчет, создавая все более и более учащенный ритм: семь, шесть, пять, четыре, три, два, один. Трах!!!
Кроме того, она была несколько менее болтлива по сравнению с Присциллой Мильтон, и когда он вспоминал о той, то возникало сомнение, а была ли она на самом деле. Так далеко были Америка, Велли Форж и Лафайет! И когда он думал о тех временах, то в его памяти, как прекрасное видение, возникала Ненси Бруф, девушка из цирка. И Летиция. Но Летиция, как мы знаем, никогда не была вычеркнута с его карты страны Нежности. По крайней мере, он верил этому в тот час завтрака.
* * *
Они оба искупались, друг за другом, так как ванна могла вместить лишь одну Вильгельмину, и занялись своим туалетом, полагая, что вскоре может вернуться сэр Бэзил. Тут Вильгельмина, будучи без сомнения особой несколько болтливой, не нашла ничего лучшего, как перейти к самому важному.
