Приключения Питера Джойса - Ярмагаев Емельян (книги без регистрации .txt) 📗

— Прекратите эту никчемную и оскорбительную игру, сэр Уриэл! — сказал я, потеряв терпение.

— Молчать! — заревел штурман, грохнув по столу кулаком так, что Бэк испуганно отшатнулся. — Я теперь есть гаптайн, и я говорит: он ловкий шельм, эта мятежник, его нельзя пускать свободу, сэр Уриэл… Эй, боцман, — есть на судне хорошенький отдельный кают? Запереть, и пусть там помечтает о крепкий пеньковый веревка!

…Когда меня уводили, Уриэл смотрел в сторону. Как юрист он понимал полную бездоказательность обвинения. Ему важно было оправдаться перед Плимутом каким-то подобием расследования после исчезновения группы должников компании.

Глава X

Так-то я и очутился в «хорошенький отдельный кают» — кладовой между княвдигедом и матросским общежитием. Боцман раньше хранил здесь паклю, запасные бухты каната и прочий инвентарь. Было маленькое окошко — и больше ничего, кроме полок и крюков, на которых я с удобством мог бы повеситься.

Оставшись один, я первым делом засунул стилет между полок. Шпагу и пистолеты у меня конечно отобрали, а пилка на стилете могла пригодиться. Потом подостлал плащ, сел на пол по-турецки и стал чего-то ждать.

Мужчина, много раз испытавший неприятности, в том числе тюремные, не станет сразу настраиваться на крюк и петлю. Тем не менее в каждом из нас сидит дитя, и этот бедный малютка теперь незримо плакал, растирая слезы кулачком. Но обратиться с жалобой можно было только к крысам, которые стайками шныряли по полкам и иногда останавливались напротив меня, отвратительно вытянув в мою сторону дрожащие носы. Зато я убедился, что переборка моей каюты отлично пропускает голоса матросов, то и дело путешествующих мимо меня на княвдигед, где помещался гальюн, а слева слышны голоса из матросского кубрика, так что я почувствовал себя невидимым участником корабельной жизни.

Через некоторое время с палубы донесся какой-то переполох. Похоже, кого-то подобрали в океане. Прошел еще час или два. Раздался дружный топот, скрип шпилей, уханье матросов, поощрительный рык боцмана — все, что говорит о подготовке к отплытию. Звуки рассказывали почти столько же, сколько зримые картины, и я расшифровывал каждый из них, что меня очень развлекало. Беготня наверху переводилась как подъем парусов. Затем я услышал мощную вибрацию всего корпуса судна, что бывает, когда поставленные паруса принимают на себя первый толчок ветра. Потом судно перевалилось раз-другой, и в монотонном плеске воды появились новые подголоски: ритмичное шипенье, плавные удары и шорох разбивающейся о скулу корабля волны. Корабль плыл.

День да ночь…

У моей двери раздались шаги и голоса: «Давно?» — «Да уж сутки. Боб, пойми, я не могу — служба!» — «Разве я против службы? Постоишь вон там да послушаешь, не идет ли кто».

Заскрипел в замке ключ, дверь открылась — и кого же я увидел? Роберта ле Мерсера.

— Нет, я не привидение, мистер Джойс, — это говорилось с улыбкой до ушей. — А вышло так: пока леди не вернулась, я давай подбивать своих, чтоб повыкидать всю эту шайку за борт и пристать к одному из островов, что поблизости. А там сыскать знающего капитана и плыть на новую землю. Так нет, нашелся сукин сын из матросов: побежал в капитанскую каюту. Тут и миледи вернулась. Ну, и пришлось, спасая шкуру…

Отчаянные глаза его смеялись. Мне тоже стало весело.

— Недаром говорят: ужинаешь с дьяволом — бери ложку подлинней! О смерти капитана Уингэма я не докладывал, мистер Джойс. Дело это темное, запутают — не вылезешь: вы знаете английское правосудие. Чтоб времени не терять: что вам нужно?

Я сказал, чтоб он попросил у мистрис Гэмидж книг.

— Это можно. Скроюсь, а то Джо уже в штаны наклал. Мужайтесь!

Я сидел на полу и думал: напрасно ангелов рисуют с девичьими лицами. Скорей всего они в залатанных штанах, плечистые и с грубо скроенными лицами, на которых видны ум, простота и удаль.

Еще день да ночь — и я уже лежу на полке на матрасе, в обществе крыс, которые с любопытством обнюхивают мои голые пятки. Взахлеб читаю первый том «Истории открытий и путешествий английской нации» Ричарда Хаклюйта. Ах, что за наслаждение — читать такую книгу! В окно поддувает ветерком — корабль гонит пассатом, кормят сносно, забот никаких.

Спасибо капитану! Клянусь, он хуже меня знает о том, что делается на корабле. Уж не только ле Мерсер — вся команда сообщает мне новости. Чтоб моряки не беспокоились, я пропилил в кубрик окошко. Кроме этих благ я пользуюсь правом прогулки на княвдигед трижды в день. В это время мне суют записочки от м-с Гэмидж, от Бэка, Генри и даже Алисы Лайнфорт. Не унывайте, мужественный мистер Джойс! Многое делается для вашего освобождения. Капитана осаждают просьбами и требованиями; пуританские вожаки объясняют ваш арест проиеками дьявола, и сам м-р Уорсингтон находит, что за недостатком улик вас пора освободить.

Однако голландец упорно держится своего. У тупиц бывают безотчетные убеждения, часто недалекие от истины; им: только не хватает ума, чтобы доказать свое, зато достаточно упрямства, чтобы не уступать. Поэтому я продолжаю в покое и относительной тишине изучать «Открытия» Хаклюйта и нравы команды «Красивой Мэри».

Моряки — это живая летопись событий, о которых повествует м-р Хаклюйт. Откиньте семьдесят процентов обязательного лихого вранья, отбросьте легенды и преувеличения — и вы получите тысячетомную эпопею кораблекрушений, высадок, безвестных скитаний, свирепств и великолепных проявлений духа товарищества. Послушайте в вечерние часы, вынув выпиленные куски переборки, что рассказывают матросы, и вам это заменит целую книгу, если вы сумеете отделить выдумку от правды.

Не найдись в Англии вельмож, которые это сумели, история Виргинии, например, была бы иной. Полстолетия назад в тавернах Лондона моряк Дэвид Ингрэм плел дикие небылицы о том, как он якобы за одиннадцать месяцев пересек североамериканский континент, и о том, что он там увидел. Как ни странно, залихватское вранье Ингрэма о зверях в двадцать футов длиной, о медведях без шеи и головы, с пастью на груди, способствовало тому, что сэр Хэмфри Гильберт и его брат Уолтер Ралей рискнули начать колонизацию Виргинии.

Четыре неудачных попытки — и англичане зацепились за континент. А в 1620 году отцы нынешних пуритан, отплыв на «Майском цветке», основали Новую Англию, куда теперь плыву я.

Приложив ухо к переборке, я слушал, что говорят Джо, Чарли, Дик и Эд, побывавшие там. Они страшно врали, что «отцы» Массачусетса ездят в золотых каретах шестеркой и едят устриц размером с голову младенца, что лодки, плавающие по озерам, «спотыкаются» о спины осетров, что летнее благоухание американских цветов слышно за сотни миль в открытом море. Вдруг за переборкой зашумели: «Капитан!» Я прикрыл выпиленную дыру, закатал Хаклюйта в матрас и сунул тюк в угол. Часовой у двери рявкнул: «Слушаюсь, сэр!» Дверь открыли, и вошел бывший штурман Дирк Сваанестром, ныне капитан. Он стал важен как индюк.

Когда табурет, поданный часовым, принял на себя тяжесть капитанского зада, Дирк грозно вытаращил на меня крошечные глаза и спросил, сколько мне заплатили за молчание. Я ответил, что, раз мне заплатили, я и сейчас смолчу.

— Бросай твой чертов дерзость, Джойс! — заревел капитан. — Какой дурак поверил, что старый карга не посвящал тебя захват люгера? А даром такой штук не делайт!

Он помолчал — и хитро подмигнул. Поманил пальцем, сам приблизил свое лицо к моему, причем обдал густым запахом табака, и прохрипел:

— Меж порядочен люди бывай честный договор… в такой дело нужен надежный компаньон. На равных начал. Пусть пятьдесят процент. А? Или треть?

Вон откуда дует ветер. Капитан-то не бескорыстно печется об убытках Плимутской компании!