Карфаген смеется - Муркок Майкл Джон (читать бесплатно полные книги TXT) 📗
— Константинополь кажется довольно скучным. — Баронесса взволнованно рассмеялась. — Полагаю, так всегда и бывает. Действительность неизменно разочаровывает.
Издалека послышался вой сирен с невидимых кораблей. Каик под треугольным парусом прошел мимо правого борта. Он сильно клонился набок. Бриз усиливался. Я начал различать множество таинственных шумов, как будто совсем рядом с нами разворачивалась энергичная деятельность. Корабль сделал поворот и вошел в гавань. Тогда клочья тумана остались позади — как обрывки одежды, они спадали с корабельной оснастки. Мы немедленно вышли на открытую воду. Очертания берега стали более четкими. У края воды я разглядел большие здания, как будто поднимавшиеся прямо из моря. Они, похоже, были построены из серого известняка. Мелкий моросящий дождь падал с облаков, словно прозрачный жемчуг. Буксиры, два–три маленьких парохода, колесный пароход с кормовым колесом, множество парусников — все они деловито перемещались вдалеке от нас. Казалось, тут собрались корабли из разных столетий. Справа от меня был европейский берег, слева — азиатский. Я смотрел то в одну сторону, то в другую. Я ожидал слишком многого, но над обоими берегами повисла непроницаемая пелена тумана. Мы миновали небольшие белые здания и тонкие деревья, крошечные причалы, к которым были привязаны одномачтовые рыбацкие каики; темнолицые мужчины в простых рубахах катили бочки, перетаскивали ящики и чинили сети, как прибрежные рабочие во всем мире. Большинство моряков, однако, носили красные исламские фески. Все больше кораблей появлялось вокруг нас, они мчались в разные стороны, дымя, скрипя, гудя, как будто совершенно неуправляемые. Каики носились взад–вперед с немыслимой скоростью, как маленькие электромобили на выставке. Меня взволновала эта обычная повседневная суета. Здесь все было иначе, не так, как в безмолвных, тревожных, мрачных русских портах, в которых мы останавливались прежде. И все же я был разочарован. Константинополь оказался обычным оживленным морским портом, более крупным, чем довоенная Одесса, но не слишком отличавшимся от нее. Однако мне было приятно видеть такую активную деятельность и не слышать орудийных залпов.
«Рио–Круз» снизил скорость вчетверо, сделав поворот на правый борт. Сирена резко взвыла, когда нос нашего судна оказался совсем рядом с колесным пароходом, заполненным безразличными левантинцами. Тридцать смуглых голов без особого интереса повернулось в нашу сторону: собрание засаленных тюрбанов, фесок, бурнусов и бумазейных шапок. На бортах парохода выделялись ярко–красные полосы. На покрытой копотью трубе красовался серебристый исламский полумесяц. Направляясь к азиатскому берегу, пароход стучал, как швейная машинка, а наше собственное судно ворчало, словно сварливая старая леди, потревоженная хулиганами.
Теперь в шуме гавани послышались человеческие голоса. Я уловил знакомые запахи горящей нефти и сладких специй. Позабыв о своем предполагаемом сыпном тифе, я оживился, а баронесса, напротив, почему–то становилась все задумчивее и мрачнее. Крики на разных языках звучали то громче, то тише, как будто подчиняясь ритму волн. Когда взошло солнце, морось рассеялась. Джек Брэгг вернулся, чтобы проследить за моряками, которые возились с канатами и оснасткой, потом судовые двигатели заработали в другом ритме — сильный, медленный глухой стук встряхивал весь корпус корабля каждые несколько секунд. На мостике ясный, решительный голос капитана растворялся в гомоне, несшемся из порта, — мы подплывали все ближе к европейскому берегу. Я мог уже различить людей, небольшие кафе с выступавшими над водой балконами, на которых пили кофе и беседовали турки, не обращавшие на нас внимания. Я видел частые ряды вечнозеленых растений, бесчисленные тропинки, ведущие прочь от берега, от скопищ зданий, ящиков, бочек и мешков, загромождавших причалы.
И тогда наконец солнечные лучи засияли в полную силу, туманная преграда рассеялась и мы смогли разглядеть всю панораму. Она меня поразила — я не сознавал, как много оставалось вне поля зрения.
Внезапно Константинополь озарился ярким светом. Говорить стало невозможно. Думаю, даже баронесса была поражена. Я перестал обращать внимание на корабли, голоса или какие–то другие обычные детали портовой жизни.
Сквозь массивные густые облака солнце распростерло золотой веер лучей шириной в милю над городами–спутниками Стамбулом и Перой, которые располагались на холмистых берегах по обе стороны Золотого Рога [53]. Через несколько секунд исчезли даже воспоминания о тумане, и здания засветились и засверкали в прохладном ярком свете. Древний Византий со своими зубчатыми башенками и крепостями находился слева от меня, а коммерческая Галата распростерлась справа — новые здания, казалось, прижимались друг к другу на всем протяжении гавани. Подобно Риму, древний город был основан на семи холмах, и на каждом холме виднелись томные тополя, зеленые парки и аккуратные сады, тонкие башни и массивные купола. Сразу у береговой линии начинался Константинополь — один поразительный ярус над другим, уникальная алхимия истории и географии, архитектурная коллекция, собиравшаяся две тысячи лет. Зимнее солнце мерцало на мраморных крышах и золотило минареты, согревало нежные зеленые кипарисы. Повсюду были мечети, церкви и дворцы. Наш корабль и саму гавань затмевали разнообразные массивные каменные строения. Торговые корабли, эсминцы, фрегаты, буксиры роились у основания города, как мелкие мошки на поверхности воды. Я не ожидал увидеть нечто настолько величественное, настолько восточное и фантастическое. Даже заводской дым, поднимавшийся тонкими столбиками в дюжине мест, мог исходить от экзотического аравийского костра. Я почти поверил, что он вот–вот примет форму гигантских духов или летающих коней. В тот миг я мог вообразить себя Гаруном–аль–Рашидом или странствующим Одиссеем, впервые узревшим ослепительную Трою. Это видение было почти болезненным в своем разнообразии и красоте: наш имперский город.
«Рио–Круз» постепенно приближался к низкому мосту, соединявшему Стамбул и Галату, его очертания были почти полностью скрыты множеством кораблей и лодок, пришвартованных к этому сооружению. У обоих концов моста стояли мечети с огромными куполами, окруженными высокими тонкими башнями из мрамора. Последнее из облаков удалилось к горизонту и повисло там, белое и огромное, посреди сверкающей синевы. И мне открылись новые детали облика двух городов: минарет над минаретом, купол над куполом, дворец над дворцом, на огромной высоте, у нас над головами. Здесь была слава Византии, повторенная тысячу раз завистливыми преемниками Сулеймана, которые считали себя хранителями традиций Константина, даже несмотря на то, что принесли в его город свою веру. Все их мечети были построены в подражание Айя–Софии, которая теперь сама стала мечетью, — зтот благороднейший храм, величайший из всех, возведенных во славу Христову. Сияя зеленью, золотом и белизной в легком солнечном свете, город выглядел крупнее, запутаннее и древнее всех тех городов, которые я видел прежде. Когда я это осознал, меня на мгновение охватил ужас. Как легко можно было исчезнуть в Константинополе, заблудиться, сгинуть, пропасть в лабиринтах его бескрайних базаров.
По сравнению с Константинополем Одесса казалась всего лишь небольшим провинциальным городом. Джек Брэгг ненадолго присоединился к нам. Он снисходительно улыбнулся:
— Выглядит внушительно, но подождите — вы еще почувствуете здешний запах. Мы пришвартуемся у европейской таможни, на том причале. Но сначала нам нужно направиться к Хайдарпаше. — Он указал на азиатскую сторону города. — В Скутари. В большинстве мест этот пролив не шире Темзы. Но какой удивительный водораздел!
Его хладнокровие меня возмутило. Эти слова разрушили мои мечты, которые превращались в настоящие молитвы. Я попытался вобрать в себя сразу весь этот город. Корабль повернулся кормой к Византии и начал двигаться к восточному берегу, где поодаль друг от друга стояли более новые и высокие официальные здания, хотя среди деревьев еще виднелись купола и минареты. Мы приблизились к иностранным военным кораблям, ходившим под флагами Италии, Америки, Греции, Франции и Англии — кресты Христовы, триколоры свободы. Не было только нашего российского флага. Мы в течение многих столетий обещали вернуть Константинополь Христу, и накануне победы сами сбились с пути и уничтожили друг друга в кровавом пламени гражданской войны.
