Тайна пирамиды Хирена - Голубев Глеб Николаевич (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений .TXT) 📗

В полдень мы натянули на колья брезентовый тент, и я свалился на расстеленный под ним коврик таким измученным, что даже напиться не сразу смог, хотя горло совершенно ссохлось. А пролежав пластом часа три, снова поднялся и, чуть ли не руками передвигая непослушные, затекшие ноги, снова побрел дальше, тыча гильзой на палке в каждый камень.

Ночевали мы в какой-то пещерке. Следовало, вероятно, осмотреть ее стены — тут могли сохраниться какие-нибудь рисунки или надпись, но у меня уже совершенно не оставалось сил.

Спал я как мертвый. Но и во сне продолжал слышать монотонное надоевшее щелканье…

На второй день стало немножко легче, хотя работа и оставалась такой же однообразной. Как и требовала инструкция, я внимательно осматривал обнажения горных пород, тщательно обследовал каждую осыпь и высыпку, не пропускал ни одной каменной глыбы или крупного валуна на пути. Раза четыре за этот день мне показалось, будто прибор отмечает повышенную радиоактивность. Но каждый раз при детальной проверке, отнимавшей, кстати, немало времени, оказывалось, что я снова по неопытности ошибся.

Теперь наша унылая работа, кажется, начала надоедать даже проводнику. Песни, которые он пел, становились все безотраднее и грустнее. И верблюды чаще ложились и вставали потом очень неохотно, после длительных уговоров и понуканий.

На третий день я решил не мучить зря своих спутников и предложил проводнику сразу отправиться вперед, разбить заранее лагерь в определенном месте, показав ему свой предполагаемый маршрут по карте, и ожидать меня там к вечеру. Он покачал головой:

— Одному нельзя, йа устаз.

— Ну, тут каких-то пятнадцать километров. Я не заблужусь, не бойся. У меня же есть карта.

Он пожал плечами и усмехнулся, весьма красноречиво выразив этим свое отношение к моей карте.

— Ладно, ладно, Азиз, не беспокойся, — настаивал я. — Я же не новичок в пустыне.

Бедуин опять пожал плечами, но уже несколько по-иному. Теперь жест его означал не что иное, как традиционное египетское «малеш» — «все равно!» — столь же емкое и богатое оттенками, как русское «авось».

— Тут плохие места, йа эфенди, — добавил он внушительно, чтобы окончательно убедить меня. — В этих горах шайтан играет. Йесхатак! [9]

Но упоминание о нечистой силе вызвало у меня обратную реакцию, и я уже совсем решительно — надо же бороться с глупыми предрассудками! — сказал ему:

— Хватит об этом, Азиз.

Он не стал больше спорить:

— Квойс. [10]

Подождав, пока маленький караван скроется за поворотом ущелья, я приступил к работе. Снова я буквально обнюхивал каждый камень. Снова карабкался по скалам, завидев где-нибудь каменную осыпь, балансируя при этом длинной палкой, словно неумелый канатоходец.

Хребет с правой стороны ущелья постепенно повышался, карабкаться по его крутым склонам становилось все труднее. А на них, словно нарочно, все чаще попадались обнажения пород и заманчивые разломы. И я карабкался все выше и выше, цепляясь разбитыми в кровь пальцами за раскаленные скалы и порой буквально повисая па них, когда камни предательски выскальзывали у меня изпод ног и с грохотом рушились вниз, поднимая тучи удушливой серой пыли.

Короче говоря, до вечера я не прошел и половины намеченного маршрута. Уже смеркалось, проводник мой наверняка начинал беспокоиться. Надо спешить в лагерь, иначе он отправится искать меня, и мы можем разойтись. А завтра снова придется возвращаться сюда, чтобы не получилось пробелов в маршруте. Да, облегчил я себе работу, нечего сказать…

Я поколебался, не оставить ли радиометр здесь, чтобы не таскать взад и вперед. Но потом решил все-таки не расставаться с ним: потеря такого прибора была бы слишком опасной для успеха нашей экспедиции. Чертыхаясь, я поудобнее укрепил его на плече, не подозревая, какую услугу мне еще окажет этот надоевший и к вечеру становившийся ужасно тяжелым ящичек.

Шел я быстро, но темнота наступала еще быстрее. Вот она уже сразу, словно шапкой, накрыла и горы и меня, а до лагеря оставалось еще никак не меньше четырех-пяти километров.

Тьма была такой густой и плотной, что двигаться можно было только ощупью. То и дело я спотыкался о камни, налетал на выступы скал — ущелье с наступлением темноты словно сразу стало теснее, — но упрямо пытался идти вперед. Это было совершенно непростительной ошибкой.

И только боязнь за сохранность прибора, который то и дело со зловещим скрежетом задевал о скалы, заставила меня, наконец, образумиться я поступить так, как следовало сделать сразу: остановиться, выбрать на ощупь среди камней местечко сравнительно поудобнее и «помягче» и терпеливо ожидать рассвета.

Есть я не хотел, только напился воды из фляжки и тяжело повалился прямо на голые камни, хранившие еще дневное тепло. Над вершинами скал повисло созвездие, похожее на огненный иероглиф. Оно было незнакомым, словно я вдруг попал кудато на иную планету. Чуть пониже сиял яркий Канопус; и тогда я сообразил, что загадочное созвездие — легендарные Волосы Вероники, невидимые в наших родных краях.

Мне показалось, будто я слышу крик, потом словно далекий выстрел. Но я не мог ответить ничем на эти сигналы. Постепенно дневная усталость взяла свое, и я крепко уснул на своем неудобном каменном ложе, подсунув под голову ящик радиометра.

У него оказались такие острые углы, что, проснувшись, я не мог разогнуть затекшую шею, а на щеке, по-моему, даже образовались шрамы.

Чтобы размяться, я сделал гимнастику, потом закусил шоколадом. По опыту раскопок в Средней Азии всегда беру его с собой в поле. Для неприкосновенного аварийного запаса это самое лучшее — и сыт и желудок не перегружен. Потом выпил несколько глотков воды.

Все это я делал не спеша, поджидая, когда появится мой проводник с верблюдами. Надо было его дождаться и успокоить, что со мной ничего не случилось. Но он все не появлялся. Тогда я решил не терять времени зря и пойти ему навстречу. Взвалив радиометр на плечо, я быстро зашагал по ущелью.

Это было моей второй ошибкой.

Прошел километра три, а проводника все нет. Ущелье между тем? стало совсем узким, горы стиснули его так, что местами приходилось боком пробираться между скал. А дальше ущелье раздваивалось…

Только тут я сообразил, что, кажется, заблудился, и достал карту. На ней вообще не было никакого разветвляющегося ущелья. Компас, как это часто бывает в горах, где его то и дело сбивают мелкие магнитные аномалии, показывал совсем иное, чем солнце нещадно сверкавшее в небе.

Надо было возвращаться к тому месту, где я вчера в темноте, видимо, ненароком свернул в это узкое боковое ущелье. Обидно, что столько времени потрачено зря, но сам виноват: во-первых, не следовало идти в темноте, вот и заблудился. А во-вторых, утром, отправляясь в путь, надо бы сначала убедиться, что он выбран правильно.

Чертыхаясь, я побрел обратно. И чем дальше шел, тем яснее становилось, что я снова забрел в какой-то боковой развилок и вовсе не приближаюсь к тому месту, где ночевал.

Положение становилось уже серьезным. Карта, видимо, старая, неточная. Да и как она могла помочь, если я даже примерно не представлял, где именно нахожусь. Компас также бесполезен. Сигналов подать нечем: оружия у меня нет, а костер не зажжешь из голых камней. К тому же у меня осталась лишь одна плитка шоколада и воды во фляжке совсем на донышке…

Найти меня здесь, пожалуй, будет потруднее, чем в песках пустыни, так что полагаться можно только на самого себя. Надо прежде всего хотя бы примерно сориентироваться.

И я полез на гору. Ужасно мешала палка, радиометр клонил меня набок и предательски стаскивал вниз. Но я не решался ни на миг с ним расстаться: найти его потом среди серых камней будет куда труднее, чем пресловутую иголку в стоге сена.

Камни с грохотом сыпались из-под ног. Пот застилал и щипал глаза. Местами я полз прямо на животе, упрямо цепляясь окровавленными пальцами за острые скалы и обдирая себе колени. Но всетаки часа за полтора вскарабкался на эту проклятую гору. И тут же понял, что это ничего мне не даст. Дальше поднимались еще более высокие и обрывистые хребты. А то, что я видел внизу, казалось настоящим хаосом, даже отдаленно не похожим на то, что было изображено на карте.