В тени богов. Императоры в мировой истории - Ливен Доминик (читаем книги онлайн бесплатно полностью без сокращений TXT, FB2) 📗
Христианство и буддизм, однако, сходились в том, что проповедовали среди людей определенную степень равенства, что противоречило иерархическим порядкам их эпохи. В открытую Ашока не порицал брахманов сильнее, чем Христос – римского императора и устройство еврейского общества. И все же заверения Ашоки в том, что истина и путь к спасению открыты людям из всех каст, были провокационными. В господствующем индуизме четырехкастовая общественная иерархия была создана богами, причем у каждой касты был свой свод правил поведения и свои верования. В так называемом X Большом наскальном эдикте Ашока написал, что истина труднопостижима для всякого,
… и для мелкого люда, и для высокого без крайнего старания и отрешения от всего. Такое и мелкому, и высокому трудно. Высокому еще труднее.
Последующие поколения буддистов хранили память об Ашоке главным образом во множестве легенд, которые изначально передавались из уст в уста, но затем были записаны. Важнейшей из них была “Ашокавадана”, которая была записана во II веке н. э., но начала оформляться еще при жизни императора. В этой легенде Ашока упрекает своего главного министра:
Вы, господин, смотрите на касту, вместо того чтобы судить монахов сообразно их достоинствам. Своими высокомерием, заблуждениями и одержимостью кастой вы вредите себе и другим… Ибо дхарма заключена в добродетелях, а добродетели с кастой не связаны [14]10.
Во всех священных монархиях существовал разрыв между реальностью политической жизни и высокими религиозными и этическими принципами, которые должен был воплощать и проповедовать священный монарх. Нагляднее всего это демонстрирует контраст между эдиктами Ашоки и “Арт-хашастрой”. Как и во всех религиях спасения, высочайший идеал буддизма состоит в том, чтобы возвыситься над мирским и отринуть его, но среди этих религий буддизм теоретически наименее политизирован и практичен. Тем не менее важно отметить, что в отличие от своего деда Ашока не отрекся от престола и не посвятил последние годы стремлению к духовному просветлению. Чандрагупта на закате жизни обратился к аскетизму в соответствии с идеалом джайнизма. Ашока не отрешился от мира и лично подавал пример буддистского сострадания, пользуясь влиянием, которое ему давали богатство и положение.
Анализ эдиктов и политики Ашоки показывает, что ради достижения своих целей монарху приходилось идти на компромисс. Император не мог ввести полный запрет на убийство животных, но мог защитить некоторые виды и подать хороший пример, став вегетарианцем. Нельзя было отказаться от высшей меры наказания, но можно было ограничить ее применение и установить за ней более строгий контроль. Ни один монарх не мог распустить свою армию и положить конец войнам. И все же Ашока искоренил бездумную агрессию, старался сдерживать насилие и подчеркивал, что самые устойчивые завоевания проистекают из торжества истинной религии. В буддистском фольклоре Ашока стал образцовым императором, или “царем, поворачивающим колесо” (чакравартином). Колесо в буддизме считается великим символом суверенности и висит над императорским дворцом – воображаемым центром мира. В золотой век чакравартин правил всей планетой силой одной дхармы, и его колесо было обито золотом. Ашока, напротив, хотя и был величайшим и несравненным императором, жил не в столь идеальные времена и вынужден был периодически применять силу, чтобы отстаивать дхарму. Его колесо было обито железом, и он правил лишь одной четвертой частью планеты, а именно Индийским субконтинентом. Такой была буддистская вариация на тему вселенской императорской монархии в идеальном и реальном воплощении11.
Колоссальный контраст между Ашокой и Александром Македонским во многих отношениях определил возникшие впоследствии различия между западной и буддистской монархиями, по крайней мере в их идеальных формах. С одной стороны стоял воин, с другой – духовный лидер, воплощающий в себе сострадание. Покойный король Таиланда Пхумипон (1950–2016) во многом продолжал традицию Ашоки словом и делом. На западную традицию военной монархии впоследствии повлияли христианские призывы к смирению и принятие принципа “справедливой войны”. И все же Людовик IX Святой (1226–1270), образцовый христианский монарх, был канонизирован во многом благодаря тому, что снаряжал крестовые походы против неверных. Александр Македонский и Ашока различались не только тем, что один был воином, а другой – человеком мира. Александра можно считать ярчайшим примером героического индивидуализма. Он стремился к триумфу и мечтал прославиться и войти в историю. Буддизм, в основе которого лежит стремление к нирване, напротив, движим желанием скинуть с себя оковы мирской суеты, чтобы более не заботиться о таких пустяках, как репутация и слава. Фундаментом для духовного просветления в буддизме становятся спокойствие и внутренняя гармония. Ашока разделил бы презрение Марка Аврелия к Александру Македонскому. Но буддизм был глубже стоицизма Марка и дарил успокоение куда более широкому кругу людей.
Наследие Ашоки за пределами Индии оказалось более внушительным, чем внутри нее. Династия Маурьев после его смерти просуществовала недолго. Сравнимая по масштабам и мощи империя появилась в Индии лишь в XVI веке, при Великих Моголах. Буддизм на Индийском субконтиненте процветал на протяжении многих столетий. Даже в XI веке монастырские комплексы в Бенгалии и Бихаре по-прежнему входили в число крупнейших буддистских центров в мире. Впоследствии, однако, эти центры были разрушены кочевниками, совершавшими набеги на северо-западную границу государства, и буддизм в Индии постепенно сошел на нет. Несколько веков спустя Джавахарлал Неру провозгласил гандийский принцип ненасилия и суперэтническую духовность частью индийской традиции, восходящей к Ашоке, разместил символы Ашоки на флаге независимой Индии и включил их в официальную геральдику. В эпоху Нарендры Моди призывы Ашоки к самоотречению, религиозной терпимости и отказу от насилия представляются не столь актуальными. Спустя более чем две тысячи лет со времен Ашоки кастовая система по-прежнему оказывает значительное влияние на индийское общество. С некоторыми оговорками Ашоку можно даже сравнить с древнеегипетским фараоном Эхнатоном, который предпринял попытку ввести в Египте монотеизм, но потерпел поражение, столкнувшись с противодействием жреческих элит, а также глубоко укорененными народными обычаями и верованиями12.
Это сравнение, конечно, теряет смысл, если выйти за пределы Индии и посмотреть, сколь огромное влияние буддизм оказал на Восточную и Юго-Восточную Азию. Ашока всячески поддерживал миссионерскую деятельность за пределами собственного царства. По буддистской легенде, именно его сыновья возглавили миссионерские экспедиции, которые обратили в буддизм Шри-Ланку и Мьянму, но миссии Ашоки этим не ограничивались. Впоследствии одна из двух основных ветвей буддизма, так называемая махаяна (“великая колесница”), появилась благодаря решению Ашоки остаться в миру и заниматься миссионерской работой. Со временем эта школа распространила буддизм в Центральной Азии, Китае, Корее и Японии. К XII веку буддизм также начал проникать в Европу и Северную Америку. Современная западная психиатрия и даже нейробиология отдают должное буддистским техникам медитации и стремлению к отстранению и спокойствию, которое лежит в их основе. Так называемый тантрический буддизм возник в Индии в VII веке и затем распространился по Китаю и Японии: в китайском варианте его стали называть чань, в японском – дзэн. Эта ветвь буддизма давала силы и спокойствие последнему поистине великому китайскому императору – Иньчжэню (1723–1735)13.
Глава VI
Истоки императорской власти в Китае
На английском языке правителей Римской и Китайской империй принято называть императорами. Если же взглянуть на слова из оригинальных языков – латинского и китайского, – различия в природе управления государством в двух этих традициях становятся гораздо более очевидными. Латинским словом imp erat or изначально называли “победоносного военачальника”. Китайское huangdi имело целый ряд сакральных и космологических ассоциаций, в связи с чем правитель Чжэн из династии Цинь взял этот титул, когда объединил Китай в 221 году до н. э. Однако не все римские императоры были военачальниками. Каждый из них играл роль жреца, приносящего жертву имперскому культу. Некоторые китайские правители (почти все основатели династий) вместе с тем были и полководцами. Но большинство монархов – не только представители династии Хань, которая правила с 202 года до н. э. до 220 года н. э., но и позднейшие китайские императоры – были в первую очередь сакральными правителями. Их главная задача заключалась в том, чтобы легитимизировать государственную власть, осуществляя ритуалы и жертвоприношения, которые связывали небеса с землей, а также современное поколение с предками. Знаменитый конфуцианский мыслитель XI века утверждал: “В обители Сына Неба превыше всего стоит ритуал”1.