Сальватор - Дюма Александр (читать книги онлайн .TXT) 📗
– Вне всякого сомнения.
– Значит, ты и сегодня любишь меня так же сильно, как год тому назад, то есть как в день нашей свадьбы?
– Чуточку сильнее, чем год тому назад, – ответил Камил развязным голосом, который до странности резко контрастировал с хмурым выражением лица его жены.
– А мадемуазель де Вальженез ты, значит, не любишь?
– Естественно, дорогая моя.
– И сможешь в этом поклясться?
– Клянусь, – со смехом произнес Камил.
– Нет, так не клянутся. Таким тоном клятвы не произносятся. Ты должен поклясться торжественно, перед Богом.
– Клянусь в этом перед Богом, – ответил Камил, уже давший нам доказательства серьезного его отношения к клятвенным заверениям в любви.
– Так вот, перед лицом Всевышнего я заявляю тебе, Камил, – воскликнула креолка с выражением глубокого презрения, – что ты лжец, подлец, клятвопреступник и изменник!
Камил вздрогнул и открыл было рот, чтобы что-то сказать. Но молодая женщина царственным жестом заставила его замолчать.
– Ведь я уже сказала вам: хватит мне лгать! Мне все известно! За те несколько дней, которые я слежу за вами, я видела, как вы неоднократно входили в особняк Вальженезов и выходили из него. А посему не позорьтесь и не утруждайте себя новым притворством.
– О! – нервно произнес Камил. – Вам ведь прекрасно известно, милочка, что мне подобные сцены не нравятся. Давайте предоставим обсуждать все эти недоразумения мещанам и деревенщине и останемся в отношении друг друга тем, кем мы являемся в свете, то есть хорошо воспитанными людьми. Между мной и мадемуазель де Вальженез ничего нет. Я тебе в этом поклялся, могу поклясться еще раз. И мне кажется, тебе этого должно быть достаточно.
– Ну, это уже верх наглости! – вскричала креолка, выведенная из себя тем легким тоном, с которым Камил говорил о ее боли. – А что ты скажешь на это?
И, достав из-за корсажа письмо, она живо развернула его и, не глядя в текст, повторила наизусть его содержание:
«Камил, милый Камил, где бы ты сейчас ни находился, я всюду вижу одного тебя, слышу только тебя и думаю только о тебе».
– О! Теперь настал мой черед сказать вам: «Довольно!» – вскричал Камил, с яростью вырвав письмо из рук креолки и разорвав его на мелкие кусочки.
– Рвите, рвите, – произнесла она. – К несчастью моему, я знаю его наизусть.
– Значит, вам было мало того, что вы шпионили за мной? Вы распечатываете адресованные мне письма или вскрываете ящики, где хранятся мои документы? – воскликнул Камил со ставшим пунцовым от ярости лицом.
– Да… Ну, и что с того?.. Да, я слежу за тобой. Да, я за тобой шпионю. Да, я вскрываю адресованные тебе письма. Да, я открываю твои замки! Несчастный, ты что же, не знаешь меня? Посмотри мне в лицо. Неужели я похожа на женщину, которой можно безнаказанно изменять?
При всей ее красоте в этот момент на нее было страшно смотреть. Художник нашел бы в диком выражении ее глаз и в сильном сокращении мышц ее лица великолепную модель для написания портрета Медеи или Юдифи.
Камил, увидев ее в таком состоянии, отступил на шаг. Он был слегка напуган и не находил слов. Но, чувствуя всю опасность сложившейся ситуации и понимая, что если молчание продлится еще хотя бы секунду, то произойдет нечто ужасное, он постарался высказать комплимент.
– О, как ты прекрасна в гневе! – воскликнул он. – Но подумай хорошенько и сравни себя с другими женщинами: есть ли кто красивее тебя? Может ли кто-нибудь из них быть любимее и желаннее тебя?
– Мне недостаточно того, что я более желанна, чем другие, – гордо произнесла креолка. – Я хочу быть единственной и самой любимой.
– Но именно это я и хотел сказать, – произнес Камил.
– Вот как? – сказала Долорес. – А теперь, когда у меня на руках есть все доказательства, будешь ли ты пытаться отрицать, что у тебя интрижка с этим злобным созданием?
Слово создание, применимое к его возлюбленной Сюзанне, задело Камила. Он нахмурился, но ничего не сказал в ответ.
– Да, – повторила Долорес, – да, она – злобное создание! Только это слово и подходит для определения ее характера. О, я знаю ее так же хорошо, как и вы. Больше, чем вы. И, возможно, лучше, чем вы. Для того, чтобы узнать ее, мне хватило одного вечера.
И на лице молодой женщины, когда она произносила эти слова, столь малозначительные с виду, как бы пробежало облачко стыда.
Тем временем Камил, придумав уловку, позволявшую ему вывернуться, перешел к решительным действиям.
– Послушай, – сказал он молодой женщине. – Должен тебе признаться, хотя то, что я тебе сейчас скажу, и выглядит несколько неделикатно, что Сюзанна и впрямь в некотором роде влюблена в меня.
– Так ты ее любишь? – вскричала креолка. – Значит, ты признаешься в том, что влюблен в нее?
– Мы не вольны, дружок, внушать или не внушать любовь другим людям, – ответил Камил. – А кроме того, – философски добавил он, – разве человек не волен сам выбирать, любить ему кого-то или не любить?
– Так ты любишь мадемуазель Сюзанну де Вальженез или нет? – спросила Долорес, которая решила не давать Камилу возможности отвертеться.
– Я не люблю ее… Ведь любить можно по-разному. Поскольку она – сестра моего друга, я не могу ненавидеть ее.
– Влюблен ли ты в мадемуазель Сюзанну де Вальженез? Другими словами, является ли мадемуазель Сюзанна де Вальженез твоей любовницей?
– Любовницей?
– Поскольку я – твоя жена, она может быть тебе только любовницей.
– Нет, конечно. Она мне не любовница.
– И ты не влюблен в нее?
– Влюблен? Нет!
– Мне очень бы хотелось в это верить.
– Ну, и слава богу, – сказал Камил, протягивая к жене руки.
– Постой, Камил. Я хочу тебе верить, но мне нужны доказательства.
– Какие же?
– Давай уедем отсюда.
– Как это – уедем? – удивленно воскликнул Камил. – Зачем же нам уезжать?
– Затем, что было бы нечестно заставлять мучиться мадемуазель де Вальженез. Ты говоришь, что она тебя любит. Значит, она на что-то надеется. Но поскольку ты-то ее не любишь, она страдает. Есть только один способ покончить с надеждами и страданиями: уехать отсюда.
Камил попытался свести это в шутку.
– Допустим, что отъезд может быть разрешением этой проблемы, – сказал он. – Мы видим пример такой развязки во многих комедиях. Но ведь еще надо знать, куда ехать.
– Поедем туда, где нас любят, Камил. Место, где нас любят, и есть настоящая родина. Я поеду туда, куда ты пожелаешь: за сто лье от Франции, за тысячу лье от Франции! Но давай уедем отсюда!
– Дело в том, – ответил Камил, – что я и сам давно бы предложил тебе отправиться в путешествие в Италию или в Испанию, если бы не боялся того, что ты начнешь меня упрекать.
– Я стала бы тебя упрекать?
– Да. Пойми же меня. «Я долгое время прожил в Париже, мне особенно нечего больше здесь смотреть, – говорил я себе. – Но ведь моя бедная Долорес, как все девушки нашей страны, всегда так мечтала о том, чтобы увидеть Париж и умереть. Разве я могу так внезапно прервать ее сладкий сон?»
– Если тебя останавливали только эти деликатные соображения, Камил, ничто здесь нас больше не удерживает: я увидела в Париже все, что хотела увидеть.
– Что ж, хорошо, дорогая моя, – сказал Камил. – Давай уедем.
– И когда же?
– Когда пожелаешь.
– Тогда давай уедем завтра же.
– Как? – произнес американец с удивлением. – Завтра?
– Конечно. Ведь вас в Париже не удерживает ничто, кроме опасения разрушить мой прекрасный сон.
– Да, конечно, – сказал Камил. – Вы правильно сказали. Только для того, чтобы собрать наши чемоданы, нам потребуется много больше суток. Завтра! – повторил Камил. – А как же наши покупки, наши визиты, наши счета?
– Мои чемоданы уже уложены, покупки все сделаны, счета оплачены. Вчера я разослала во все дома, где нас принимали, карточки для того, чтобы проститься.
– Но ведь потребуется еще несколько дней для того, чтобы попрощаться со всеми друзьями.
– Прежде всего, Камил, у тебя такой характер, что ты не имеешь друзей, а только знакомых. Твоим самым близким знакомым был Лоредан. Вчера его убили, а сегодня его уже похоронили. Поэтому тебе в Париже прощаться совершенно не с кем. А посему давай уедем завтра же.
