Красный Петушок - Сэблетт М. (бесплатная библиотека электронных книг TXT) 📗
— А, да, маленькая леди: интересная игрушка для капитана во время его досуга.
Это замечание привело меня в такую ярость, что я делал неимоверные усилия, чтобы освободить свои связанные руки.
— Подлый предатель! — вырвалось у меня. — Вы… Он прервал меня с приятной улыбкой, хотя зловещий огонь блестел в его глазу.
— Как удачно де Танкерей назвал вас Красным Петушком! До сих пор вы остались Петушком, хотя уж не таким красным, как прежде, но таким же глупым. Я хотел бы обратить ваше внимание на одну вещь, мсье Петушок: вы в слишком плохом положении, чтобы бросать такие тяжелые обвинения.
— Но справедливые! — ответил я смело. — Вы предали нас, Иуда! Продали нас…
— Замолчите! Замолчите! — закричал он разъяренный. — Моя мать была испанка, а я верный сын святой церкви. Я служил под начальством Педро Менендэса раньше, чем вы родились, щенок! Что для меня несколько собак-гугенотов? Я считаю благом, что принимаю участие в их смерти. — Он засмеялся. — Но зачем мне оправдываться перед вами? Теперь, когда вы в моих руках, я потребую от вас некоторых сведений, которых я давно уже добивался.
— О великой тайне, которой, по вашему предположению, я должен обладать, а? — спросил я. Он не был удивлен словом «тайна».
— Которой вы обладаете, — поправил он меня. — Да, так оно и есть.
— А если я вам не дам этих сведений? Что тогда?
— Тогда вы изведаете такие пытки, что судьба бедных осужденных душ в аду покажется в сравнении с ними ложем из роз, — ответил он холодно. — А если и это не даст желаемых результатов, то у меня имеется другая идея.
При этом он бросил взгляд на место, где лежала Мария.
Я внутренне содрогнулся, но ничего не сказал. Я знал, что если он от меня ничего не узнает, то станет пытать ее в надежде, что ее страдания заставят меня сдаться. Он придвинулся ко мне совсем близко и решительно посмотрел мне в глаза. Я ответил ему таким же взглядом.
— Сведения, которые я желаю узнать, касаются того места, где спрятаны сокровища Беннони, — сказал он спокойно.
Должно быть, я посмотрел на него с таким изумлением, что он скоро убедился в моем полном и искреннем неведении и абсолютном непонимании того, о чем он говорит; в его налитом кровью глазу появилось выражение испуга, быстро сменившегося блеском необузданной ярости.
— Сокровища Беннони! — кричал он. — Мои собственные сокровища, украденные у меня так бесчестно вашим отцом! Где они?
— Вы лжете, подлец! — ответил я громовым голосом. — Мой отец…
— Ошейник, Хуан! — крикнул он одному из смотревших на нас с любопытством солдат. — Черт возьми, я не буду больше тратить времени с вами, безумный дурак! Я вырву из вас правду!
Солдат, к которому он обратился, вынул из кожаной сумки, висевшей на его поясе, тетиву и, ловко скрутив ее в петлю, позвал своих товарищей. Двое из них подбежали и заняли места около меня с обеих сторон. Они крепко держали меня за руки, в то время как первый сзади набросил мне на голову петлю, спустил ее, пока она не очутилась на глазах, и по знаку Мишеля стал ее затягивать.
— Вы ничего от меня не добьетесь, подлый убийца, — сказал я, — потому что я ничего не знаю о каких-то ваших сокровищах. Но будьте уверены, что если вы убьете меня, то найдутся такие, которые отплатят вам той же монетой, да еще и с добавкой.
— Я сделаю так, что вы будете умолять о смерти, — ответил он.
Я начал чувствовать сжавшую мою голову петлю довольно серьезно, но пока еще был в состоянии переносить эту боль. По второму знаку одноглазого беса, спокойно наблюдавшего за мною, это было повторено еще раз, после чего мой лоб, как показалось мне, был схвачен огневым кольцом; испарина покрыла мое потрясенное тело, и с большим трудом мне удалось сдержать готовый вырваться из горла крик; но я стиснул зубы и все-таки удержался. Еще знак — и опять сжатие петли. Я искренне молил Бога дать мне силы перенести эти страшные мучения, разрывающие мое тело. Мой мозг, казалось, был в огне; я испытывал невыносимые боли; колени дрожали; напряженное, свирепое лицо моего врага казалось мне громадных размеров; вопреки моему желанию стон срывался с моих губ, ноги подкосились, и я потерял сознание.
Когда я пришел в себя, было уже темно. Я лежал вблизи небольшого костра, ярко горевшего во мраке ночи и освещавшего свисавшие в виде арки ветки и мягко отражавшегося на доспехах лежавших вокруг него солдат. На некотором расстоянии сидел Мишель Берр и печально смотрел на огонь; возле него стоял высокий испанец с моей шпагой в руках. Я посмотрел кругом, разыскивая Марию, и увидел ее, не совсем ясно, с другой стороны костра. Она слегка зашевелилась, и сердце мое запрыгало от радости, что она жива, так как я всего ожидал от Мишеля Берра.
Мои руки онемели от туго стягивавших их веревок, и я старался успокоить их, изменив положение. Голова болела от полученного удара и от пыток петлей. При первом моем движении Мишель Берр поспешил к тому месту, где я лежал: он стоял и смотрел на меня некоторое время, ничего не говоря, затем повернулся и отдал какое-то приказание одному из сидевших у огня солдат. Тотчас же мне принесли кусок холодного мяса и воду в кожаной чашке. Руки мне освободили и связали ноги, а я в это время с жадностью набросился на мясо и освежил водой свое пересохшее горло. Пока я ел, Мишель молча наблюдал за мной, а когда я кончил, он сел против меня.
— Давайте побеседуем, мсье де Брео, — сказал он довольно вежливо. Я хотел было ответить, но Мишель остановил меня рукой, и я стал ждать его продолжения.
— Положение вещей таково, — продолжал он, — мы взяли форт Каролина, и предали мечу всех, за исключением сорока человек, которых повесили сегодня утром…
Я вскрикнул от ужаса.
— А над ними висит объявление, — продолжал он, не обратив внимания на мой крик, — в котором наш начальник велел написать следующее: «Это сделано не французам, а лютеранам и еретикам». Некоторым удалось спастись на дырявом судне, стоявшем на реке. Остается только Мартин Белькастель, с которым я мог бы считаться: он смелый и храбрый человек и притом умный, только преимущество не на его стороне, так что я не боюсь. Как видите, вам неоткуда ждать помощи при данном положении. О Жане Рибо не может быть и речи, так как он будет уничтожен — может быть, в это время с ним уже покончили. Я уважаю ваше мужество, мсье, и не имею желания в дальнейшем мучить храброго человека. Давайте придем, как умные люди, к какому-нибудь компромиссу.
— Нет, не может быть мира между вами и мною, Мишель Берр, — прервал я с намерением рассердить его. — Не может быть мира между честным человеком и таким, как вы.
— Не воображаете ли вы, что я боюсь войны, щенок? — сказал он со злобной улыбкой. — Подумайте о последствиях вашего отказа. Попробуем, не удастся ли нам утром выжать из вас, где спрятаны сокровища Беннони. Если не удастся, то мы еще имеем маленькую леди. Вы еще раз призадумаетесь раньше, чем позволите нам раздробить ее нежное тело.
И после этого он поднялся и оставил меня.
Вскоре пришел солдат и снова связал мне руки.
Маленький лагерь расположился на отдых, оставив высокого испанца на страже. Он сидел у потухшего костра полусонный, а я пристально смотрел на высокие деревья и обдумывал бесконечные, отчаянные, невыполнимые планы бегства. Часовой придвинулся к горячей золе и скоро уснул; но Мишель Берр еще долго ходил взад и вперед между мною и костром, по-видимому обдумывая неведомые мне жестокие планы на завтрашний день; при каждом повороте его зловещая гигантская тень пересекала мое лицо. Наконец, в последний раз взглянув на меня, он растянулся на земле и сразу же уснул, чему я очень удивился, так как, будь на моей совести столько преступлений, я никогда не смог бы уснуть.
Время тянулось медленно; сонная стража почти не двигалась; в лагере царила тишина, не считая случайного движения или бормотания среди спящих солдат. Только я один бодрствовал, безнадежно глядя в мрачный свод небес, где я увидел одинокую звезду, слабо мерцавшую сквозь листву. Я вспоминал происшествия сегодняшнего дня. Да, Мартин угадал — это старая вражда, которую отец мой оставил мне в наследство. Я только удивлялся, что он никогда об этом не говорил; быть может, он думал, что это умрет вместе с ним. Я обдумывал свое положение, и чем больше думал, тем безнадежнее оно мне казалось. Только от Мартина я мог ждать помощи — Мишель Берр говорил правду, — но я не знал, жив ли он. Если жив, я был уверен, что он сделает попытку спасти меня, но против десяти человек трудно будет добиться успеха. Присутствие Марии еще более затрудняло положение. Подумав о ней, я напряг свое зрение, чтобы увидеть ее — потемнело, или же она отодвинулась, но я лишь смутно мог различить очертания ее тела.
