Курумилла - Эмар Густав (лучшие книги .txt) 📗
Появление французов послужило хорошим предзнаменованием для жителей Соноры, привлеченных в Магдалену храмовым праздником. Нужно заметить, что французов ждали с часу на час. Несмотря на прокламации мексиканского правительства, называвшего их разбойниками и грабителями, жители не только не приняли никаких мер предосторожности, но встретили французов с распростертыми объятиями. Из этого не трудно заключить, что общественное мнение не ошибалось насчет истинных намерений французов и все понимали, на чьей стороне справедливость. Когда лагерь уже окончательно устроили, к одному из сторожевых постов подошли деревенские власти и от имени односельчан стали просить разрешения посетить французов на месте их стоянки.
Граф был в восхищении от такой просьбы: она служила хорошим знаком и подавала надежды на установление добрых отношений с жителями, и потому он немедленно дал просимое разрешение.
Де Лавиль во главе внушительного кавалерийского отряда из восьмидесяти всадников присоединился к графу в десяти милях от деревни. Дон Луи был уже давно знаком с капитаном из Гетцали и потому назначил его своим главным помощником, переложив на него решение всех второстепенных вопросов.
Де Лавиль с восторгом принял это доказательство доверия со стороны графа. Дон Луи с этого времени получил возможность все свое время посвятить обдумыванию плана предпринятой французами экспедиции. Он тотчас же удалился к себе в палатку, чтобы заняться вопросом о том, как привлечь под свои знамена население страны.
С того самого дня, когда генерал Гверреро посетил вместе с отцом Серафимом миссию, граф из чувства приличия не искал свидания с Анжелой, но все время не переставал заботиться о том, чтобы ничто не нарушало ее спокойствия. Молодая девушка оценила такое деликатное отношение и тоже не пыталась увидеться с ним. Путь из миссии в Магдалену она совершила в закрытой повозке, а теперь жила в отдельной хижине, выстроенной для нее на небольшом расстоянии от палатки графа.
Получив просимое разрешение, деревенские жители пришли к лагерю авантюристов, который с этого момента сделался для них местом прогулок. Они жаждали видеть смельчаков, не побоявшихся, несмотря на свою малочисленность, объявить войну мексиканскому правительству, и целыми толпами посещали место их расположения.
Авантюристы принимали гостей со своей обычной любезностью и той остроумной веселостью, которая так свойственна французам. Не прошло и нескольких часов, как они завоевали всеобщие симпатии, и жители невольно поражались их беспечностью и непоколебимой верой в благоприятный исход экспедиции.
Между тем уже наступала ночь, и солнце быстро склонялось к горизонту. Дон Корнелио, исполнявший обязанности адъютанта, подошел к палатке графа и доложил, что его желает видеть штабной офицер, приехавший с важным поручением.
Дон Луи приказал ввести его к себе в палатку. Прибывший немедленно вошел, и граф сейчас же узнал в нем полковника Суареса.
Тот был страшно изумлен, признав таинственного незнакомца, присутствовавшего в Гетцали при его переговорах с капитаном де Лавилем.
Удивление полковника вызвало невольную улыбку на лице дона Луи, он вежливо раскланялся с гостем и пригласил садиться.
После приветствия полковник приступил к делу.
— Граф, — начал он, — генерал Гверреро поручил мне передать вам письмо.
— Я уже слышал об этом, — ответил тот. — Вам, конечно, известно его содержание?
— Без сомнения, сеньор, более того, я кое-что должен передать вам на словах.
— Я готов вас выслушать.
— Я не задержу вас, сеньор, и прежде всего позвольте вручить вам письмо.
— Благодарю, — ответил граф, взял письмо и положил его на стол.
— Генерал дон Себастьян Гверреро, — продолжал полковник, — согласен отдать вам руку своей дочери, но он покорнейше просит поторопиться с совершением брачной церемонии.
— Я не вижу к тому ни малейшего препятствия.
— Кроме того, он желает, чтобы церемония, на которую генерал собирается пригласить всех своих родственников и друзей, непременно была совершена в Магдалене отцом Серафимом.
— На это, полковник, я имею кое-какие возражения.
— Слушаю вас, сеньор.
— Я ничего не имею против совершения церемонии отцом Серафимом, но настаиваю, чтобы этот обряд был совершен не в Магдалене, а у меня в лагере, из которого я не хочу и не могу удаляться.
Полковник нахмурил брови, но граф, не обратив на это никакого внимания, невозмутимо продолжал:
— Генерал может приглашать друзей и родственников, сколько ему будет угодно, но, к несчастью, мы с ним не в таких хороших отношениях, как хотелось бы, и потому нам обоим необходимо остерегаться. Ввиду этого я прошу генерала прислать мне десять заложников из лучших семейств государства. Они найдут у меня приличный и сносный прием, встретят радушное отношение. По окончании венчания и по уходу гостей я их немедленно отпущу. Я должен предупредить вас, полковник, что при малейшем подозрении в измене все заложники сейчас же будут расстреляны.
— О! — вскричал полковник. — Неужели вы не доверяете честному слову генерала Гверреро!
— Мсье, — сухо ответил граф, — к сожалению, я уже испытал на своей шкуре то, что вы называете мексиканской честностью. Оставим это в стороне. Это мои условия, и я не намерен делать ни малейшей уступки и равнодушно отношусь к тому, как примет их генерал.
— Хорошо, сеньор, — сказал полковник, смущенный решительным тоном графа, — я постараюсь в точности передать генералу ваши суровые условия.
Дон Луи поклонился.
— Но я не ручаюсь, что он их примет, — заметил полковник.
— Как угодно!
— Но неужели нельзя подыскать другого средства, чтобы уладить это дело?
— Я такого средства не вижу.
— Ну, а если генерал согласится на ваши условия, хотя это и маловероятно, укажите мне способ поскорее дать вам знать об этом.
— Пришлите ко мне отца Серафима и заложников.
— Когда же вам угодно назначить брачную церемонию?
— Два часа спустя после прибытия заложников.
— Позвольте мне удалиться, сеньор, чтобы передать ваш ответ моему командиру.
— Сделайте одолжение. Полковник вышел.
Граф, уверенный, что его ультиматум будет принят, приказал выстроить хижину, которая должна была служить капеллой, потом написал записку и послал ее с Корнелио к Анжеле.
Записка эта заключала в себе следующее:
Я получил ответ вашего отца, он благоприятен. Вероятно, нас обвенчают завтра. Да хранит Вас Бог!
Граф Пребуа-Крансе.
Отослав записку, граф накинул плащ и вышел осмотреть посты и проверить, все ли часовые на своих местах.
Ночь была теплая и светлая, небо усеяно звездами, воздух наполнен благоуханием цветов, иногда до слуха графа долетали звуки веселой музыки из Магдалены.
Лагерь был безмолвен, авантюристы, утомленные продолжительным переходом, спали в своих шалашах, наскоро устроенных из древесных ветвей, лошади и мулы ели свой корм, часовые с ружьем на плече медленно ходили вдоль рвов.
Удостоверившись, что все в порядке, граф облокотился о насыпь и, устремив взгляд на расстилающуюся перед ним равнину, ничего не слышал и ничего не замечал. Он замечтался. Время от времени, когда перекликались часовые, он машинально приподнимал голову, но потом снова погружался в свои бесконечные мысли. Можно было подумать, что он спит.
В таком состоянии, полулежа на насыпи, пребывал он в продолжении почти двух часов, как вдруг почувствовал чью-то руку на своем плече.
Этого слабого прикосновения было достаточно, чтобы вернуть графа к окружающей действительности.
Он обернулся и увидал приподнимающуюся над насыпью голову человека.
Это был Курумилла.
— Тс-с! — прошептал вождь, приложив палец к губам. Граф кивнул головой и придвинулся поближе.
— Ну? — спросил он его еле слышно.
— Завтра на вас нападут.
— Ты уверен?
Индеец в ответ лишь улыбнулся.
— Когда?
— Ночью.
— В котором часу?
— За час до восхода луны.