Роковой бриллиант дома Романовых - Рэтклиф Джон (мир книг .TXT) 📗
"Кто это сделал? Кто подложил динамит? Это не может быть делом несчастья или случайности", — думал Бренкен, все еще не придя в себя и с затаенным дыханием прислушивался к крикам и звукам сигнальных рожков. Вдруг он услышал поспешные женские шаги.
Лу де Ли, затаив дыхание, с раскрасневшимся лицом и дико блуждающими глазами стоит посреди комнаты. Бриллиант царицы горит у нее на лбу. На момент она остановилась без движения и прислушалась. Потом раздался дикий смех. Смех ненависти и торжества. Одним движением она сорвала с себя паутину шелкового платья и застыла голая, подставив розовое тело холоду, проникающему сквозь разбитые оконные стекла. Ее длинные стройные ноги одеты в телесно-розового цвета чулки и в вышитые драгоценные туфли. Она голая, совершенно голая, одуряюще голая перед немым зрителем, который еще никогда в жизни не видал такой красоты, совершенства и дикости в женском теле. Вся комната полна горячей наготой. Голубой свет окутывает тело, как сном или туманом. И с диким криком Лу де Ли бросается на огромную кровать, подбрасывает свои туфельки до потолка и покрывается тяжелым ярко-красным одеялом.
Потом все становится тихо. Там, снаружи, на улицах, бушует жизнь. Борется яростно, упорно, отчаянно с уничтожением. Но здесь дышит женщина. Женщина, освободившаяся от всего человеческого, таинственной связью поднятая до сатанинского величия, дышит медленно, ровно и глубоко.
Долго. Наконец, Бренкен подымается. Ощупью вылезает из шкафа. С тихими рыданиями рвутся шелковые платья, о которые он пытается опереться. Пол все еще качается под ним. Он беззвучно направляется к постели. Луна, бледная, мертвыми глазами смотрит в окно. Ночь обдает Бренкена ледяным холодом. Стало светло, до жути светло. Снег перестал идти. Кажется, что небо в этот чудесный момент пришло на помощь фантастической краже, которую собирается сделать этот полуоглушенный человек, и для этого засветило все свои звезды…
Вольдемар фон Бренкен склонился над спящей. Ее дыхание ласкает его лицо. Ее тело, полное опьянения жизни, благоухает, как старое вино. Его рука протягивается к повязке на лбу. Осторожно он отодвигает повязку с драгоценным камнем над головой спящей. Она ничего не замечает. Она спит глубоким сном. Она лежит, как мертвая, во всем великолепии своего прекрасного тела. Наконец Бренкен дрожащими руками вырывает повязку из-под ее затылка. Затаив дыхание, он наблюдает за ней, держа наготове руку, чтобы в случае чего схватить ее за горло. Ничего. Он держит в руках голубой Могол! Он держит в руках бриллиант царицы — он победил!
В то время как он, склонившись таким образом над спящей, испускает глубокий вздох облегчение и рассматривает свою жертву со спокойствием победителя, он внезапно чувствует, что холодная, как лед, рука схватила его сзади за шею. Рука мертвеца. Он хочет повернуться, но не может. Спинной мозг замерзает от прикосновения этой руки. Под невыносимым давлением этой костлявой руки у него начинает стучать в висках. Его охватывает тошнота. С диким ужасом он понимает, что теряет сознание. Его пальцы судорожно сжимают бриллиант, в то время, как он медленно всей тяжестью своего тела падает на спящую.
Теперь она открывает глаза. На один момент в ее глазах мелькает напряжение, похожее на страх смерти. Потом по ее красным губам змеится коварная женская улыбка. А теперь Вольдемар фон Бренкен без сознания падает на нежное тело этой куртизанки. Он чувствует ее объятия и явственно ощущает, как маленькая, но сильная рука отбирает у него бриллиант царицы…
XVIII
Под утро Настя пробудилась, пролежав всю ночь, как оглушенная. С ужасающей ясностью ей представились все события последнего вечера. "Где остался Вольдемар? Быть может, он погиб под пулями восставших? И что это такое?" Слышатся пушечные выстрелы, и на улицах раздаются дикие крики. Обитатели пансиона попрятались… люди боялись всего, сами не зная почему. Только американский корреспондент Гарри Рид, насвистывая, проходил по коридору.
Настя распахнула дверь.
— Что это все означает? — спросила она, с распущенной косой выбежав из комнаты и глядя на американца глубокими ввалившимися глазами.
— Это означает победу большевистской революции! — отвечает тот. — Я еду к Зимнему дворцу… Говорят, что он взят штурмом.
— Ради Бога, возьмите меня с собой! Я не в состоянии оставаться больше здесь! Я больше ничего не боюсь — даже смерти. Только одиночество для меня ужасно.
— В таком случае пойдемте! — сказал корреспондент — рослый, тренированный янки. — Пойдемте! Я доставлю вас домой целой и невредимой.
Они выбежали на улицу. Автомобиля нигде нельзя было получить. Им пришлось пойти пешком. Мимо проносились грузовики с красными войсками. Никто не обращал внимания на прохожих. Как раз в этот момент, когда Настя со своим спутником приблизились к Зимнему дворцу, уводили последних пленных. Быть может, большевики собирались подарить им жизнь? Опьянение властью еще не успело охватить их. Настя с широко раскрытыми глазами глядела, как пленных уводили, подталкивая прикладами. Где был Вольдемар? Удалось ли ему ускользнуть из Петрограда?
Она дрожала, как в лихорадке, и не смела просить помощи у американца. Догадывался ли он вообще, что на самом деле произошло!" Знал ли он, что это такое "большевистская революция"?
Они достигли Зимнего дворца. Какая страшная картина разрушения! Стены пробиты снарядами. Невский проспект почернел от густой толпы. Люди из мрака вливаются в роскошные залы. Их охватывает яркий свет. Раззолоченные помещения! Статуи из золота и бронзы опрокинуты с высоких пьедесталов. Драгоценные восточные ковры изорваны в клочья, гобелены изрезаны на куски, уничтожены прекрасные картины, хрустальные канделябры разбились на тысячи осколков.
Посреди хаоса с топотом толкутся победители. Повсюду идет грабеж.
Но вот пришли делегаты съезда Советов — вновь назначенные комиссары. Они стали увещевать, упрашивать и требовать подчинения от разошедшихся победителей. Где нужно было, был пущен в ход револьвер и кулак. Грабеж прекратился. У ворот были расставлены патрули, которые обыскивали праздношатающихся в поисках драгоценностей. Американец вместе с Настей покинул последним павшую твердыню буржуазного правительства. На улицах сыпался дождь прокламаций. День наступал серый, мрачный и снежный. На небе раскрылась красная бездна. Первые лучи света упали на землю. Они засияли над дворцом у Невы и бледным светом озарили его купола. Кто там марширует? Защищать постановления советов? Кто эти солдаты, окружающие Смольный, бывший институт благородных девиц? А… Это Волынский полк, полк, который 5 июля подавил первое восстание большевиков. Это тот самый полк, который тогда доставил Троцкого и Коллонтай в тюрьму. Тот самый полк, который охотился за Лениным и Зиновьевым. Полк, приводивший к прокурору Александрову тех людей, которых он предавал суду по 100 статье за государственную измену.
Да, тогда было только 5 июля. А сегодня! Сегодня 25 октября! Нет, уже наступило 26 октября. Еще не успели пройти четыре месяца с тех пор, как временное правительство победило и казаки разгоняли людей на Невском проспекте. Это было в пятницу. Полагали, что революция уже мертва. Но это была только мнимая смерть, и Волынский полк с развевающимися знаменами перешел к большевикам! На рассвете заседавший в Смольном съезд советов принял следующую резолюцию: "Временное правительство свергнуто. Основываясь на желании огромного большинства рабочих, солдат и крестьян, съезд советов берет власть в свои руки. Советская власть немедленно намерена предложить всем народам заключение демократического мира и сейчас же заключить перемирие на всех фронтах".
Люди, совершенно не знакомые друг с другом, обнимались и целовались. Все смеялись и плакали, ликующие и счастливые. Наступал золотой век! Пришло тысячелетнее царствие…
Американец и Настя стояли у стены, читая расклеенную повсюду прокламацию:
"Временное правительство низложено… Да здравствует власть рабочих, солдат и крестьян".
