Карнавал обреченных - Бирюк Людмила Д. (книги полностью TXT) 📗
В первую минуту все суетились, мешая друг другу.
– Слава богу, она жива!
– Пригоните извозчика! – приказал своему спутнику молодой офицер с белым плюмажем и обернулся к Полине.
Темно-русые локоны девушки, выбившись из-под шляпы, развевались на ветру. Нежный румянец проступил на щеках, большие серые глаза сверкали от волнения. Незнакомец на мгновение замер, не в силах оторвать от нее глаз.
– Мадемуазель, – тихо промолвил он, – простите, ради бога. Сам не понимаю, как мог допустить такую оплошность.
– Ничего страшного не произошло, ваше высокоблагородие, – ответила Сероглазка и вдруг смутилась, разглядев на его плечах генеральские эполеты с пышной золотой бахромой. – То есть я хотела сказать: ваше превосходительство!
Тот улыбнулся, не сводя с нее темно-синих выразительных глаз, полных доброты и участия.
– Вы хорошо разбираетесь в знаках различия, сударыня!
– Мне довелось несколько лет жить с отцом в гарнизоне на Кавказской линии.
– Вот как? – удивился молодой генерал. – Кто же вы, прекрасная незнакомка?
Сероглазка в смятении обернулась к потерявшей сознание гувернантке. Она помнила ее наставления о том, что девушка не должна представляться первой. Но необычайные обстоятельства заставили ее пренебречь этикетом. Помимо воли, словно ведомая какими-то высшими силами, Сероглазка подняла глаза на красавца-генерала и робко сказала:
– Княжна Полина Кирилловна Репнина… А эта несчастная дама – моя гувернантка, мадемуазель Корваль.
Генерал учтиво поклонился. Полина ждала, что он сейчас назовет свое имя, но он только сказал:
– Рад встрече с вами, княжна. Чем могу быть вам полезен?
– Мне бы хотелось поскорее вернуться домой вместе с бедной Луизой.
– Как вам будет угодно, – бархатным голосом ответил генерал и, увидев, что к ним приближается экипаж, добавил быстро и доверительно: – Любое ваше желание – отныне закон для меня.
К ним подъехала коляска, которую доставил его адъютант – офицер с черным плюмажем. Мадемуазель Корваль шевельнулась и тихо застонала.
– Она приходит в себя, – обрадовалась Полина.
И действительно, смертельно бледное лицо гувернантки порозовело, глаза раскрылись и испуганно заморгали.
– Как ты себя чувствуешь, Луиза? – тихо спросила княжна, наклонившись над ней.
– Ох, Полина… мне показалось, что я уже на том свете…
– Всё будет хорошо, милая. Сейчас мы поедем домой.
Адъютант осторожно подвел мадемуазель Корваль к экипажу и усадил на заднем сиденье.
– Прошу вас, мадемуазель, – галантно обратился генерал к Сероглазке и предложил ей руку.
Полина села рядом с гувернанткой, ласково обняв ее. Экипаж тронулся. Полина искоса оглянулась и увидела, что молодой генерал восхищенно смотрит ей вслед. Она, покраснев, отвернулась.
Всё обошлось без неприятных последствий. Когда вечером Полина пришла навестить мадемуазель Корваль, та была уже почти здорова.
– Прошу только об одном, Сероглазка! Ничего не рассказывай отцу! – умоляла свою воспитанницу француженка. – Позор на мою седую голову! Если князь узнает, какая опасность тебе угрожала, он выгонит меня.
– Не тревожься, милая Луиза. Я никому ничего не скажу. Главное, чтобы ты не пострадала. Признайся честно, у тебя ничего не болит?
– Я вполне здорова, но мало что помню. Всё как в тумане. Мы гуляли по аллее… И вдруг прямо на нас несутся бешеные чудовища!
Сероглазка рассмеялась.
– Это были породистые английские лошади. Уж я-то в них разбираюсь…
– Лучше бы вы, княжна, разбирались в вышивании, – вздохнула француженка.
– Не ворчи. С твоей помощью я и вышивать научусь, хотя не имею к этому никакой склонности.
– А к чему вы чувствуете склонность, мадемуазель Полина? Кроме, разумеется, лошадей?
– Ах, Луиза…
Полина, замолчав, отвернулась и задумалась, глядя в окно. Потом взглянула на гувернантку и доверительно сказала:
– Я хотела бы стать актрисой!
В это время ни о чем не подозревающий князь мирно беседовал с Сергеем Шевалдиным в его скромной квартире неподалеку от гвардейских казарм. Откупорив бутылку, Сергей наполнил красным французским вином два бокала и сказал вместо тоста:
– Главные язвы самодержавия – крепостная зависимость крестьян, жестокое обращение с солдатами, а также повсеместное лихоимство, грабительство, произвол чиновников…
Репнин насмешливо усмехнулся.
– Да ладно тебе! Прибереги свое красноречие для новых товарищей по борьбе с самодержавием.
– Напрасно ты иронизируешь, Кирилл. Мои друзья – достойнейшие офицеры, с которыми я тебя давно хочу познакомить.
– Благодарю, они мне и так уже хорошо известны по твоим рассказам. Судя по всему, Пестель жаждет самолично править Россией, Рылеев одержим идеей самопожертвования, чтобы остаться в истории не как посредственный поэт, а как народный герой, Каховский пытается доказать всем и в первую очередь себе, что он не полное ничтожество…
Князь собирался продолжать дальше в том же духе, но замолчал, видя, что Шевалдин нахмурился.
– Как видно, Кирилл, мои друзья тебе не слишком нравятся.
– Не люблю пустой болтовни. Только и слышу твои рассуждения об освобождении крестьян… Но скажи мне, ты знаешь, как и по каким законам живет крестьянская община? А? Вот и я тоже не знаю. Наше с тобой представление о народной жизни ничем не отличается от жизненного опыта Сероглазки, которой вообще не известно о том, что в России есть рабы.
– Что же, по-твоему, нужно делать, Кирилл? Я вступил в Общество, ибо считаю крепостное право позором России! В армии – те же рабы, только в солдатских шинелях. Когда ко мне в полк является великий князь и начинает бить по лицу моих солдат, у меня такое чувство, словно бьют меня. Не могу больше этого терпеть. Самодержавие оскорбляет меня, и я готов бросить ему вызов. Без крови не обрести свободы!
– Это лозунги из безумных рылеевских стихов? Какими силами вы собираетесь делать революцию? Наше общество настолько разнородно, что никакой поддержки от него вы не получите.
– И не надо! Армия – единственная сила, на которую мы опираемся в своей борьбе. Мы завоюем свободу и отдадим ее народу. Солдаты пойдут за нами, как 12-м году. Их храбрость тебе известна. Мы построим полки перед Зимним дворцом и вынудим царя принять наш ультиматум.
– За тобой пойдет твой полк, но взбунтовать всю армию все равно не удастся. – Репнин помолчал несколько мгновений, а потом придвинулся ближе к Сергею и сказал, понизив голос: – Попытайтесь договориться с Милорадовичем!
– С генерал-губернатором?! Ты наивен, Кирилл! Он жаждет посадить на трон Константина, который осыпает его своими милостями.
– Милорадович знает, что делает. Если Константин станет царем, то в России будет ограниченная монархия. А это уже первый шаг на пути к республике. Без помощи генерал-губернатора вы ничего не достигнете. Ведь он распоряжается гвардейскими полками, расквартированными в столице. Имея 60 тысяч штыков, можно договориться с царем о чем угодно!
Шевалдин задумался. Мысли, роившиеся в его голове, отражались на лице. Морщины у переносицы постепенно разгладились. Недоверчивость и неприятие постепенно сменились пониманием и решимостью.
– Возможно, ты прав, Кирилл. Я должен посоветоваться с членами Общества.
Состояние здоровья императрицы Елизаветы Алексеевны с каждым днем ухудшалось. С наступлением осени врачи в один голос заявили о том, что ей необходимо переехать в теплый южный город. Александр горячо поддержал рекомендации эскулапов. Все думали, что императорская чета выедет в Италию, но царь, к общему удивлению, выбрал местом своей зимней резиденции провинциальный Таганрог.
Накануне лейб-медик Виллие с присущей ему прямотой заявил государю, что не ручается за жизнь императрицы, если она останется на зиму в Петербурге. Елизавета Алексеевна, в ту минуту вошедшая в кабинет, услыхала его слова. Виллие смутился, а Александр попытался загладить неловкость, осторожно поцеловав бледную худощавую руку жены.
