Курляндский бес - Плещеева Дарья (читаем книги онлайн TXT) 📗
Дениза внимательно наблюдала за герцогом и увидела – нахмурился. При всех симпатиях Якоба к католицизму, сам он оставался протестантом и поборником строгих нравов. Заведение, в котором незамужние женщины живут так, как изобразила Анриэтта, явно напомнило ему веселый дом – и можно все испортить, если сдуру рассказать, что своей покровительницей бегинки считают Марию Магдалину. Пока не поздно, следовало вмешаться.
– Чтобы стать бегинкой, необходимо иметь незапятнанную репутацию, ваше высочество. И за нравственностью бегинок следят весьма строго – недопустимо, чтобы в городе ходили слухи, – произнесла Дениза так, как будто по меньшей мере сорок лет прослужила матерью настоятельницей, и поклонилась герцогине, словно бы видя в ней арбитра нравственности. – Переезжая из одного бегинажа в другой или даже приезжая на несколько дней, бегинки привозят рекомендательные письма. Все мы добрые католички и каждое утро выстаиваем раннюю мессу. После этого мы занимаемся делом – работаем в мастерских, учим детей и девиц, ухаживаем за больными, посещаем бедных. У нас не так много времени остается для встреч с друзьями, и бегинки очень разборчивы – их принимают в лучших домах и очень уважают! Именно поэтому они находят себе женихов.
– Даже бесприданницы? – удивился герцог.
– Вот, ваше сиятельство, еще одно отличие бегинажа от монастыря. Вступая в монастырь, сестра вносит довольно большой вклад. Монастырь богатеет, а как он распоряжается своим имуществом – городских властей не касается. У бегинажа – лишь то имущество, которое жертвуют сострадательные люди. И у каждой бегинки – свое имущество, она может получить наследство, может получить деньги или дом по завещанию, может за свои труды получить плату или богатый подарок. Вот вам и приданое, – ответила Дениза. – Сестре Анриэтте за обучение дочери сделал подарок богатый ювелир – покажи перстень, Анриэтта.
Дело было не в перстне, а в белой и надушенной руке, которую Анриэтта медленно подняла и опустила на протянутую ладонь герцога. Прекрасно отшлифованный камень был нарочно куплен для таких затей, и знаток сразу бы признал работу антверпенских гранильщиков.
– Но если бегинки – сущие ангелы для города, в котором поселились, то отчего их нет в Италии и Франции?
Этого вопроса Дениза ждала.
– Наши сестры жили и в Италии, и во Франции, но очень давно. Их погубила снисходительность, а некоторых – гордыня. В бегинажи стали принимать сестер, которые оказались еретичками, и это навлекло гнев отцов-инквизиторов. А некоторые наши сестры, смущенные дурными примерами, стали ходить по улицам и проповедовать. Но в немецких княжествах все еще стоят бегинажи, а в Соединенных провинциях их очень много. Процветающее государство охотно помогает тем, кто своим трудом увеличивает его богатство, ваше высочество.
Дениза знала, что Якоб хочет устроить свое герцогство по образцу Нидерландов, и пыталась ему объяснить, что для полного сходства недостает хотя бы одного бегинажа. При этом она словно бы не замечала, что рука Анриэтты все еще лежит на руке герцога, хотя он уже не разглядывает бриллиант в перстне, а слушает Денизу. Поборник нравственности, кажется, делал вид, будто сам не замечает шалостей своей правой руки, а Анриэтта – тем более.
Подруги даже не обменялись взглядом, означавшим «рыбка клюнула!». Они в таких взглядах не нуждались.
– И сама я ношу перстни, подаренные за услуги. Но я дала обет продать их, чтобы вложить деньги в строительство нового бегинажа, – сказала Дениза герцогине, сняв с пальцев и протягивая ей на ладони дорогие украшения. Она знала женскую натуру – камни были достойны рук знатной дамы, Луиза-Шарлотта примерит перстни – вроде бы из любопытства, оценит тонкую работу, и расстаться с этими безделушками ей будет трудновато. Значит, попытается купить, тем самым показывая, что дает деньги на новый бегинаж…
– Значит, вам, сударыни, нужно лишь мое разрешение на строительство бегинажа? – спросил Якоб Денизу, ловко вставшую между ним и герцогиней. Главное было – чтобы она не заметила, как все еще соприкасаются две руки, мужская и женская.
– Да, ваше высочество. Только это.
– А потом вы явитесь ко мне просить денег?
Дениза улыбнулась так же безмятежно, как граф ван Тенгберген – при виде цветущего шиповника.
– О, ваше высочество! Когда наши друзья в Соединенных провинциях узнают, что разрешение получено, они соберут пожертвования! – радостно воскликнула она. – Деньги придут отовсюду! Потом, когда в бегинаже поселятся первые курляндские сестры, будут пожертвования от здешнего дворянства и купцов. Поверьте – и Франция, и Соединенные провинции, и Шлезвиг, и Ганновер будут рады нам помочь! Мы не попросим у вашего высочества ни талера!
Эта страстная речь имела подкладку.
– Хочется ли тебе, простофиля, чтобы по всей Европе смеялись: у герцога Курляндского, который вообразил себя чуть ли не королем, завел флот и колонии, хочет сделать Митаву северным центром торговли заморскими товарами, не нашлось несколько сотен талеров для бедных бегинок! – вот что на самом деле произнесла Дениза. И герцог ее понял.
– Я предлагаю вам, сударыни, пожить месяц или два в моей Курляндии, познакомиться с моими дворянами и понять, насколько здесь нужен бегинаж, – сказал он. – Вы – мои гостьи, и все ваши расходы я беру на себя. Хотите, вам отведут помещения в замке?
– Нет, ваше высочество, – сразу отказалась Дениза. – Мы снимем комнаты в городе, чтобы не обременять вас. Ведь мы будем часто выезжать, к нам будут приходить люди, от нас столько беспокойства…
Смысл решения был такой: в замке наверняка принято подсматривать и подглядывать, герцог не рискнет проявить интерес к Анриэтте, а вот в частный дом, да еще с отдельным входом для постояльцев, он может прийти – и даже провести там ночь. Тем более что он разъезжает по всей Курляндии, ночует в самых неожиданных местах, и ему легко будет утаить свои проказы.
Мужская рука совершила неуловимое движение, не движение даже – а намек на него, но женская поняла, соскользнула, и перед герцогом оказалась бегинка в белом покрывале, опустившая взгляд, – без смущения и без желания продолжать игру.
Тут вовремя вмешался граф ван Тенгберген.
– Кроме дам я доставил танцовщиков из Антверпена, которые учились у французского танцмейстера и знают танцы поселян, фавнов, менуэты, гавоты и паваны. Также они могут сплясать испанскую сарабанду, чакону, капону, самбапало и прекрасно стучат кастаньетами, – отрекомендовал он свое приобретение. – Эти молодые люди привезли прекрасные костюмы и маски. Коли угодно, завтра же они исполнят для ваших высочеств «Танец четырех ветров» и «Танец аптекарей», нужно только заранее дать музыкантам ноты.
– Как, и девица танцует? – удивилась герцогиня.
Дюллегрит низко присела, словно подтверждая: да, танцует, и не хуже кавалеров.
– Это Маргрит Пермеке, одна из немногих девиц, которые учатся, чтобы выступать на сцене. В этом отношении голландцы даже французов обогнали – в Париже еще нет танцовщиц, а в Антверпене уже есть.
– Это странно, – заявила герцогиня, всем видом показав недовольство.
– Ваше высочество, если в трагедиях господина Корнеля на сцену выходят женщины и произносят монологи о преступных страстях, а вся Европа принимает это как должное, то отчего бы девице не исполнить танца невинной пастушки? – вступился за Дюллегрит граф.
– Дома, среди подруг, но не на сцене! Да еще ехать ради этого бог весть куда!
– Мой друг, не надо обижать девочку, – по-немецки попросил супругу герцог. – И отчего бы ей, в самом деле, не показать свое искусство в твоих покоях? Ведь настоящей сцены у нас все равно пока нет. Граф, кого вы еще привезли?
– Я рекомендую господина Веделя, он лоцман и желает поступить к вам на службу. Он провел «Три селедки» через Эрессунн, и плавание, клянусь, было нелегким, Нептун был в ярости, мы видели на борнхольмском берегу выброшенный на отмель большой корабль. Но наш флейт пришел в Либаву, совершенно не пострадав.
