Восемь - Нэвилл Кэтрин (читать книги онлайн полностью без сокращений .TXT) 📗
— Fegatello! — воскликнула Лили, и на этот раз никто на Нее не зашикал. — Поверить не могу!
— Что такое fegatello?
Оказывается, в шахматах есть термины гораздо более таинственные, чем в процессорах.
— Это означает «жареная печенка». И печенка Фиске поджарится, если он зайдет с короля, чтобы съесть коня Соларина, — Нервно покусывая палец, Лили глядела на доску, лежащую у нее на коленях, словно игра шла там. — Он точно что-то теряет. Его ферзь и ладья попали в «вилку». Он не может взять коня другой фигурой.
Мне ход Соларина казался нелогичным. Неужели он выторговывал коня за слона только для того, чтобы король сдвинулся на одну клетку?
— Раз Фиске двинул короля, значит, он лишился возможности сделать рокировку, — заметила Лили, словно прочитав мои мысли. — Король выдвинется в центр доски и окажется запертым там до конца игры. Лучше бы Фиске пошел ферзем и отдал ладью.
Но он все-таки взял коня королем. Соларин выдвинул вперед своего ферзя и объявил шах. Фиске прикрыл короля пешками, и Соларин двинул ферзя обратно, угрожая черному коню. Ситуация изменялась, но я не понимала, в какую сторону. Лили тоже выглядела неуверенной.
— Творится что-то странное, — шепнула она. — Это не похоже на стиль игры Фиске.
И в самом деле, происходило что-то странное. Наблюдая за Фиске, я заметила, что он не отводил глаз от доски даже после того, как делал ход. Его нервозность возрастала. Он сильно потел, большие темные круги выступили под мышками его жакета. Он казался больным, и хотя был ход Соларина, Фиске сконцентрировался на доске, как будто это была его последняя надежда на райские кущи.
Часы Соларина шли, но он тоже наблюдал за Фиске..Казалось, он забыл, что игра продолжается, так пристально рассматривал он своего оппонента. По прошествии довольно продолжительного времени Фиске поднял глаза на Соларина, затем его взгляд снова скользнул на доску. Глаза Соларина сузились. Он взял фигуру и двинул ее вперед.
Я больше не обращала внимания на ходы, просто наблюдала за противниками, стараясь определить, что между ними происходит. Лили сидела рядом и с открытым ртом изучала шахматную доску.
Внезапно Соларин поднялся с места и отодвинул стул. В зале началось волнение, люди перешептывались со своими соседями. Соларин нажал кнопки и остановил часы свои и Фиске, затем наклонился к сопернику и что-то сказал ему. Один из судей быстро подошел к их столу. Они с русским обменялись несколькими словами, и судья покачал головой.
Фиске сидел повесив голову и не отводил взгляда от доски. Руки он держал на коленях. Соларин что-то снова сказал ему. Судья вернулся к своему столу. Арбитры посовещались между собой, и тот, что сидел в середине, встал.
— Леди и джентльмены, — сказал он. — Гроссмейстер Фиске почувствовал себя плохо. Из любезности гроссмейстер Соларин остановил часы и согласился на короткий перерыв, чтобы мистер Фиске смог подышать воздухом. Мистер Фиске, запишите для судей свой следующий ход, и через тридцать минут мы продолжим игру.
Фиске дрожащей рукой записал свой ход и положил бумагу в конверт, запечатал его и вручил судье. Соларин упругим шагом вышел из комнаты, прежде чем репортеры сумели его задержать. В комнате начался ажиотаж, все были озадачены и перешептывались, собираясь небольшими группками. Я повернулась к Лили:
— Что случилось? Что здесь происходит?
— Это невероятно! — сказала она. — Соларин не мог останавливать часы. Это делает судья. То, что он сделал, совершенно против правил, они должны были прервать игру. Судья останавливает часы, если все согласны сделать перерыв, но только после того, как Фиске запишет свой следующий ход.
— Значит, Соларин дал ему больше времени. Интересно, зачем он это сделал?
Лили посмотрела на меня. Ее серые глаза стали почти бесцветными. Казалось, она удивляется своим собственным выводам.
— Он знал, что этот стиль игры нехарактерен для Фиске, — сказала Лили. Она помолчала немного, затем продолжила, словно отвечая своим мыслям: — Соларин навязал ему размен ферзями. С точки зрения стратегии игры в этом не было никакой необходимости. Он словно проверял Фиске. Все знают, как Фиске ненавидит терять ферзя.
— И что, Фиске пошел на это? — спросила я.
— Нет, — ответила Лили, по-прежнему напряженно размышляя. — Нет. Он взялся за своего ферзя, но потом поставил на место. Он попытался представить это как j’adoube.
— Что это значит?
— «Я дотрагиваюсь, я примеряюсь». Это вполне законно — коснуться фигуры в середине игры.
— Тогда что было не так? — спросила я.
— Один пустяк,—ответила Лили.—Ты должен сказать «j’adoube» перед тем , как коснуться фигуры, не после.
— Может, Фиске не осознавал…
— Он гроссмейстер, — ответила Лили. Она посмотрела на меня долгим взглядом. — Он все осознавал.
Лили сидела, глядя на свою шахматную доску. Мне не хотелось беспокоить ее, но к этому времени все уже вышли из комнаты и мы остались одни. Я сидела и пыталась, насколько это позволяли мои ограниченные познания в шахматах, разгадать, что же все это значит.
— Хочешь знать, что я думаю? — наконец сказала Лили. — Я думаю, гроссмейстер Фиске жульничал. Я думаю, он пользовался передатчиком.
Если бы я знала тогда, насколько права была Лили, это смогло бы повлиять на события, которые вскоре последовали. Но откуда мне было тогда знать, что происходит в десяти футах от меня, пока русский шахматист изучает позицию на шахматной доске?
Соларин смотрел на шахматную доску, когда впервые заметил это. Поначалу это было просто едва уловимое движение на периферии поля зрения. Но на третий раз ему удалось засечь, что это было: Фиске клал руки на колени каждый раз, когда Соларин отключал часы и ход переходил к англичанину. В следующий раз, когда Фиске делал ход, Александр пристально посмотрел на его руки. На пальце гроссмейстера было кольцо. Прежде Фиске никогда не носил колец.
Фиске играл безрассудно. Он словно уповал на удачу. В итоге он играл интересней, чем обычно, но Соларин обратил внимание на лицо Фиске. В те минуты, когда англичанин шел на риск, в его глазах не мелькало и тени азарта. Тогда-то Александр и заметил кольцо.
У Фиске был передатчик, это без вопросов. Получалось, что противником Соларина был вовсе не Фиске, а кто-то другой, кого в комнате не было. Русский шахматист покосился на сотрудника КГБ, сидящего у противоположной стены. Соларин знал: если он сейчас пойдет на риск и проиграет эту чертову игру, то вылетит из турнира. Однако ему необходимо было узнать, кто стоит за Фиске. И зачем им понадобилось жульничать.
И тогда Соларин повел опасную игру, пытаясь вычислить стиль истинного противника. Этим он совершенно вывел Фиске из равновесия, тот разве что на стену не лез. Затем Александру пришла идея обменяться ферзями, что шло совершенно вразрез с развитием партии. С беспечным видом он двинул королеву на позицию, предлагая ее и открывая. Он заставит англичанина играть в его собственную игру или признаться, что тот жульничает. Фиске понял, что попался.
Какое-то время казалось, что он действительно решится на размен и возьмет ферзя Соларина. Тогда русский сможет позвать судей и отказаться от игры. Он не станет играть против машины или кто там суфлирует Фиске. Но англичанин уклонился и вместо размена объявил «j’adoube». Соларин вскочил и наклонился к Фиске.
— Какого черта вы вытворяете? — прошипел он. — Сейчас мы прервемся, пока вы не придете в чувство. Вы что, не понимаете, что здесь КГБ? Одно слово о том, что здесь происходит, и ваша шахматная карьера закончится навсегда.
Соларин одной рукой отключил часы, а другой сделал знак судьям. Он объяснил судье, что Фиске плохо себя чувствует и запишет свой следующий ход.
— Лучше бы это была королева, сэр, — негромко сказал Соларин, снова наклонившись к гроссмейстеру.
Тот и не взглянул на него, он молча вертел на пальце кольцо, словно оно было тесно ему. Соларин ринулся из комнаты.
Кагэбэшник встретил его в холле вопросительным взглядом. Это был бледный мужчина невысокого роста с густыми бровями. Его фамилия была Гоголь.
