Страшный советник. Путешествие в страну слонов, йогов и Камасутры (сборник) - Шебаршин Алексей Леонидович
Если бы этот старик только мог знать, кто сидит рядом с ним! Все происходящее казалось мне весьма странным – мы уже решили расправиться с мутсадди этой ночью и уже приготовили могилу для него и его сопровождающих, а он, как ни в чем не бывало и не подозревая ни о чем, мирно покуривал кальян и дружески беседовал с отцом, Хуссейном и Гхаус Ханом. Старик был явно доволен нашим обществом.
– Спасибо тебе, – обратился он к Бадринатху, – что ты уговорил меня оставить город и приехать сюда, где я наслаждаюсь теперь беседой с людьми, повидавшими свет. Там, в городе, я не сомкнул бы глаз всю ночь, опасаясь грабителей, а тут я могу чувствовать себя совершенно спокойно и не беспокоиться за себя и своих близких, которым вы готовы оказать защиту и покровительство.
– Ага! – согласно прошептал старый тхаг, который сидел позади меня. – Мы уж окажем ему покровительство, я лично об этом позабочусь.
– Каким образом? – спросил я его, и он подал мне знак, говоривший, что именно он назначен уничтожить старика. Тхаг поднялся со своего места и сел рядом с мутсадди, который удивленно взглянул на него.
– Не беспокойтесь! – сказал отец. – Он один из наших попутчиков и, как и любой другой, может посидеть немного в нашем тесном кругу и послушать истории, которые мы рассказываем друг другу, чтобы скоротать время до отхода ко сну.
Старый тхаг остался сидеть, где сидел, а я наблюдал за тем, как, слушая разговор, он играл со своим платком, обматывая его то вокруг одной руки, то вокруг другой. Во мне росло возбуждение – вот напротив меня сидит старый мутсадди, вот его сын, оба ни о чем не подозревают, вот их убийцы и мой отец, который в приятном, спокойном тоне, как ни в чем не бывало, говорит с людьми, им же приговоренными к гибели через несколько минут. Мне стало страшно и жалко этих двух несчастных. Я отводил в сторону глаза, но безуспешно: мой взгляд опять возвращался к старику и его сыну. Всем своим существом я хотел подать им сигнал – спасайтесь, бегите! – однако так и не отважился, зная, что тогда меня ждет неминуемая смерть. Каждое движение тхагов, сидевших рядом с мутсадди, казалось мне началом страшной развязки. Я больше не мог смотреть на это и, не выдержав напряжения, встал и отошел подальше в сторону.
Меня догнал мой отец.
– Куда ты пошел? – спросил он. – Ты должен оставаться на месте и увидеть все своими глазами, если хочешь стать приобщенным к нашему делу. Ты меня понял?
– Сейчас вернусь, – ответил я. – Я только немного пройдусь, подышу – мне что-то нездоровится.
– Ты просто малодушный! – упрекнул меня отец. – Немедленно возвращайся! Я намерен совсем скоро покончить с ними.
Пройдя еще несколько шагов, я все же пришел в себя, вернулся и сел на свое прежнее место. Я не мог теперь отвести своего взора от старика и его сына и буквально таращился на них, как кролик, завороженный коброй. Удивительно, что они не заметили, не придали этому никакого значения и, слава Богу, не спросили, почему я так на них смотрю. Старик продолжал неторопливо рассказывать об известных ему намерениях его хозяина, владыки Нагпура, заключить какой-то договор с англичанами, направленный против других раджей, и осуждал его за это. Найдя в нашем лице благодарных слушателей, он был готов говорить до бесконечности, но тут наконец-то мой отец подал сигнал к нападению, крикнув: «Подайте табак!». В мгновение ока старый тхаг захлестнул румаль вокруг шеи мутсадди, а другой набросился на сына. Оба несчастных оказались на земле и забились и отчаянной агонии, пытаясь освободиться. Все это произошло почти в полной тишине, не считая хрипа, который издали жертвы. Тхаги-душители ослабили свою хватку и оставили тела лежать на земле – через минуту могильщики забрали их и унесли в темноту.
– Теперь покончим с остальными! – приказал мой отец. – Дружно нападите на слуг и не дайте никому из них уйти.
Несколько наших человек ринулись к месту, выбранному мутсадди для своего ночлега, и после ожесточенной, но безмолвной схватки покончили с погонщиком волов и другими слугами мутсадди, а затем и с женщинами.
– Пойдем! – сказал отец и, взяв меня за руку, повел, а вернее, потащил меня за собой. – Ты должен посмотреть, как сейчас от них избавятся.
Еле переставляя ноги, я последовал за ним на дальний край нашего лагеря, где был небольшой овраг. На его дне уже была выкопана яма, рядом с которой лежала груда скрюченных, раздетых тел – мутсадди с сыном, обе его жены, погонщик волов и двое других слуг, старая женщина и еще один слуга.
– Они все здесь? – спросил отец.
– Да, господин! – ответил один из могильщиков.
– Тогда в яму их! – скомандовал отец.
Я не стал смотреть, а тихо и незаметно ускользнул с этого места. Отойдя в сторону, я со стоном опустился на землю. Мое воображение рисовало мне одну и ту же картину: сын мутсадди, неотрывно и с упреком смотрящий на меня, его старик отец, беззаботно рассказывающий очередную историю, старый тхаг, многозначительно поигрывающий своим платком, мой отец, согласно кивающий головой в знак одобрения услышанного… Все это было так ужасно! Стоило только мне закрыть глаза, как эта сцена вновь и вновь вставала перед моим мысленным взором. Я никак не мог заснуть и просидел бы так всю ночь, но тут начался дождь, который загнал меня в палатку. Я устроился рядом с отцом, который мирно спал, и вскоре сам, вопреки чаянию, заснул крепко и глубоко, без всяких сновидений.
Наступило утро. Отец разбудил меня, и мы приступили к молитве, однако думал я не о Боге, а о несчастном старике и его сыне.
Сразу же после молитвы были оседланы кони, и мы немедленно отправились в путь, стараясь отойти как можно дальше в сторону от Ганешпура, с тем чтобы на нас не пало подозрение в исчезновении мутсадди, будь оно обнаружено.
Когда мы наконец расположились на привал, отец дал одному из тхагов рупию и велел ему купить в ближайшем городишке гур. Я спросил отца, зачем ему понадобился гур, раз у нас есть обычный, очищенный сахар, и тот охотно пояснил мне.
– Мы обязаны совершить обряд подношения даров, называемый тупани, – сказал он. – Он совершенно необходим и должен быть совершен по наказу Кали после каждого дела, вроде того, что ты видел вчера вечером.
Наш человек вернулся вскоре, принеся с собой купленный гур. Бадринатх воссел на землю, обратив свой взор на запад, и все мы сели рядом с ним. Мой отец сделал маленькую ямку в земле рядом с ковром, на котором сидел Бадринатх, и положил на ковер священный заступ, груду сахара и серебряную монету. Затем отец положил в ямку немного сахара и, воздев руки к небу, воскликну: «О, великая и могучая богиня! О, наша защитница и покровительница! Мы молим тебя принять наш скромный дар и наградить нас за усердие к тебе!».
Все повторили за отцом слова молитвы, а тот, налив воды в ладонь, побрызгал ее на заступ и на ямку. Потом он дал каждому из тхагов по куску гура, и они съели его, запив водой, все, кроме меня, поскольку, не уничтожив еще ни одного человека, я не мог попробовать гур. Все же мой отец оставил кусок и для меня и заставил съесть его, сказав: «Ты отведал гура, и теперь ты окончательно и бесповоротно стал тхагом. Помни, что если даже ты и захочешь покинуть наше братство, то никогда не сможешь сделать этого, ибо волшебный гур сильнее любого смертного. Любой человек, кем бы он ни был, доведись ему даже случайно попробовать освященного гура, обязательно станет тхагом и ничего не сможет с ним поделать».
– Это воистину удивительно! – воскликнул я. – И такие случаи бывали?
– Я мог бы рассказать тебе о сотне таких примеров, – сказал отец. – Спроси, если хочешь, Хуссейна или кого другого – все подтвердят мои слова.
Вечером, когда мы опять собрались все вместе, отец решил все же наказать меня за слабость, проявленную мной при убийстве мутсадди, и обрушился на меня с упреками, пеняя мне за мое малодушие.
– Да успокойся ты, почтеннейший! – перебил его Хуссейн. – Не говори так со своим сыном, а лучше вспомни, что ты выглядел ничуть не лучше, когда много лет назад, совсем еще юношей, стал впервые свидетелем такого же дела. Мне тогда стоило немалых трудов уговорить джемадаров, что ты вполне годный парень и сможешь взять себя в руки. Вспомнил? То-то! Поверь мне: скоро твой сын станет совсем другим человеком, нет, он станет сущим тигром. Не бойся, сынок, – обратился он ко мне, – мне случалось видеть куда более бравых людей, чем ты, которые хорошо начинали, но показывали себя потом отчаянными трусами, не годными ни на что иное, как копать могилы. Старый Хуссейн еще никогда не ошибался в людях, и, клянусь Аллахом, со временем ты превзойдешь даже своего отца! Ему надо дать возможность попробовать себя снова, и вы все увидите, прав я или нет.
