Сатанстое [Чертов палец] - Купер Джеймс Фенимор (книги полные версии бесплатно без регистрации .txt) 📗

— Да, пожалуй, вы правы, Корни, — сказал Бельстрод. — Колонии лояльны, хотя голландцы здесь на нас все-таки косятся, этого я не мог не заметить: быть может, это следует приписать остаткам недовольства нашим завоеванием этих провинций.

— Да ведь завоевания не было; это был просто обмен. Голландцы уступили Англии эти колонии взамен других владений, но мне кажется естественным, что потомки голландцев предпочитают голландцев англичанам.

— Да, но им не следовало бы забывать, что мы явились сюда для того, чтобы помешать французам завоевать их.

— Но на это они вам скажут, что французы не тронули бы их, если бы англичане не поссорились с французами. А теперь я должен проститься с вами: меня ждут еще кое-какие дела.

Мы пожали друг другу руки и расстались.

У меня действительно было немало дела в этот день: прибыл Джеп с нашим обозом, и мне опять пришлось пойти к тому самому скупщику, с которым меня познакомил Гурт. Последний отправился вместе со мной, и при его содействии мне удалось прекрасно распродать все, что мне было поручено продать, и даже сопровождавших обоз негров, за исключением, конечно, Джепа, который остался при мне для личных услуг. Остальные же были приобретены для армии в качестве обозной, лазаретной и офицерской прислуги, чем они остались чрезвычайно довольны.

Я же впервые почувствовал в своем кармане столь громадную сумму, как восемьсот девяносто восемь долларов.

Было уже поздно, когда все эти дела были окончены, и Гурт предложил мне сесть в его сани и прокатиться по реке. Из беседы с моим новым другом я вскоре узнал, что у него нет уже родителей, что они оставили ему хорошее состояние и что он живет широко и весело. Здесь, в Альбани, главной роскошью богатых людей являлись кровные рысистые лошади, щегольская упряжка и обильный стол, в Нью-Йорке же роскошь выражалась серебром, хрусталем и ценной посудой, дорогим столовым бельем и иногда ценными картинами старых мастеров.

Катаясь, мы заехали к Гурту. Его холостое хозяйство в образцовом порядке содержала старушка домоправительница; старинный дом, унаследованный им еще от деда, был во всех отношениях полной чашей.

Я высказал мнение, что таким домом и таким идеальным порядком могла бы не побрезговать и мисс Уаллас.

— Согласись она стать моей женой, я построил бы для нее новый дом, настоящий дворец! Этому дому более ста лет, и хотя по тому времени он был великолепен, но теперь он не достоин ее! Счастливый вы смертный, Корни, вы сегодня завтракали у Мордаунтов! Вы, как вижу, в самых дружеских отношениях с этой семьей!

— Да, я имел счастье оказать однажды маленькую услугу мисс Аннеке, и с тех пор вся семья помнит об этом.

— И, насколько я мог заметить, особенно хорошей памятью в этом отношении может похвастать мисс Аннеке! Мисс Уаллас рассказала мне всю эту историю. Ах, хоть бы мне привел Бог оказать подобную же услугу мисс Уаллас, чтобы доказать ей, что и Гурт Тен-Эйк не трус, что и у него есть сердце! Но пока не предвидится подобного случая, я хотел попросить вас, Корни, об одной услуге!..

— Все, что в моих силах, я сделаю с величайшей готовностью! — сказал я.

— Надо вам сказать, что на целых двадцать миль в округе вы ни у кого не найдете таких коней, как мои!

— Так вы желали бы их продать мисс Мэри Уаллас?

— Да, пожалуй, и с упряжью, и с санями, и с домом, и с фермами, и со складами на реке, и с вашим покорным слугой в придачу, если бы только она захотела. Но так как она пока еще не высказалась на этот счет, то я хотел бы только прокатить ее на моих рысаках, в моих санях, вместе с мисс Аннеке.

— Я думаю, что это возможно будет устроить: барышни обыкновенно любят такие прогулки.

— Вы посмотрите только, Корни, что это за кони! Ведь они доносили меня за час двадцать минут отсюда до Шенектади; это шестнадцать миль по линии птичьего полета и чуть не шестьдесят по проезжей дороге. А какие красавцы! Я назвал их Джек и Моиз и готов дать что угодно, чтобы прокатиться на них с мисс Мэри.

Я обещал Гурту сделать все от меня зависящее, чтобы уговорить барышень согласиться на такую прогулку. Чтобы убедить меня в достоинствах коней, саней и возницы, Гурт приказал подать сани и предложил мне прокатиться за город. Сани его, окрашенные в небесно-голубой цвет, излюбленный цвет голландцев, были покрыты мехами черно-бурых лисиц, с такой же полостью необычайной красоты, окаймленной алым сукном. Вороные кони его были увешаны бубенцами и колокольцами в таком множестве, что получился целый концерт.

Промчавшись по главной улице города, мы понеслись вдоль западного берега Гудзона к северу от Альбани по гладкой снежной равнине, излюбленной дороге для вечерних катаний всего избранного общества. По пути заезжали к госпоже Скайлер, почтенной вдовствующей аристократке, стоявшей во главе местного общества и пользовавшейся громадным влиянием в городе. Гурт предложил заехать к ней и представить ей меня, тем более что знатные приезжие никогда не упускали случая представиться этой даме, а я еще не успел исполнить этой приятной обязанности.

— Ну и счастье же нам! — воскликнул Гурт, когда мы въехали в ворота дома госпожи Скайлер. — Смотрите, ведь это сани Германа Мордаунта. Вероятно, барышни здесь!

Действительно, Аннеке и Мэри Уаллас обедали у почтенной дамы и теперь собирались уезжать. Я много слышал еще дома о госпоже Скайлер, и потому в первый момент все мое внимание сосредоточилось на ней.

Это была чрезвычайно тучная особа, едва умещавшаяся в большом кресле и с трудом поднимавшаяся с него; но у нее были прекрасные, умные и добрые глаза и приятная ласковая улыбка. Когда Гурт назвал ей мою фамилию, она многозначительно переглянулась с барышнями, и я заметил, что Аннеке покраснела и как будто несколько сконфузилась, на лице же Мэри Уаллас, как всегда при виде Гурта Тен-Эйка, отразилась робкая радость.

— Имя вашей матери мне хорошо знакомо, мистер Литльпэдж, — приветливо обратилась ко мне хозяйка, — мы с ней знавали друг друга в молодости. Добро пожаловать, молодой человек, как ради нее, так и ради вас самих, тем более что вы оказали такую громадную услугу моей юной приятельнице мисс Мордаунт.

«Значит, Аннеке рассказала ей об этом, и в лестных для меня словах», — подумал я, и сердце мое радостно забилось при этой мысли. Гурт был, по-видимому, в большом фаворе у этой почтенной и уважаемой дамы, относясь к нему как к балованному ребенку, которого нельзя не любить, несмотря на все его шалости и проделки.

— Ваша чудная вороная пара все еще у вас, Гурт? — спросила хозяйка с любезностью светской женщины, умеющей всегда сказать каждому то, что ему особенно приятно и интересно.

— Еще бы! Лучших нельзя найти во всей округе, и хотя господа военные уверяют, что хороши только кровные лошади, то есть, по их мнению, английские, а мои чистокровные голландцы, но Скайлеры и Тен-Эйк никогда не согласятся, что голландская порода не кровная, — и раз уж зашла речь об этом, то я желал бы попросить этих барышень позволить мне сегодня отвезти их домой на моих лошадях. Ваш экипаж может ехать за нами, и так как ваши лошади, мадемуазель, английские, то можно будет устроить испытание. Ваши будут везти порожние сани, а мои — четверых седоков, и я готов прозакладывать что угодно, что мои обойдут их и придут первыми!

Однако Аннеке не сочла возможным согласиться на это испытание. Репутация Гурта была не такова, чтобы двум барышням было прилично показаться вечером в его санях, в которых нередко появлялись дамы совершенно другого сорта. Она мягко отклонила его предложение, но он так горячо настаивал на своем желании их прокатить, и я, со своей стороны, всячески старался уговорить обеих барышень доставить ему это удовольствие, что наконец было решено переговорить с мистером Мордаунтом и заручиться его разрешением для подобной прогулки как-нибудь на будущей неделе.

ГЛАВА XV