Сальватор - Дюма Александр (читать книги онлайн .TXT) 📗

Что же он там видел?

Видел он там светлое небо этой прекрасной ночи и как бы проводил неутешительную параллель между своим королевским угрюмым праздником и тем ярким и жизнерадостным спектаклем, который устроили в небе луна и звезды.

Кроме того, время от времени он глубоко вздыхал, словно находился в этот момент один в своей спальне и звали его не Карлом X, а Людовиком XIII.

О чем же он думал?

О печальных ли результатах законодательной сессии 1827 года? О законе ли против печати? О надругательстве ли над останками господина де Ларошфуко-Лианкура? Об оскорблении, полученном им во время парада на Марсовом поле? О роспуске ли национальной гвардии и о волнениях, которые последовали за этим? О законе ли о списке присяжных или о законе о предвыборных списках, которые так взволновали весь Париж? О последствиях ли роспуска палаты депутатов или о восстановлении цензуры? О новом ли нарушении данных обещаний, всколыхнувшем Париж и приведшем весь народ в состояние возбужденного уныния? А может быть, о смертном приговоре, вынесенном господину Сарранти, казнь которого должна была состояться завтра, что могло, как мы уже поняли из разговора между Сальватором и господином Жакалем, вызвать большие волнения в столице?

Нет.

Карла X заботило, беспокоило, печалило, приводило в уныние маленькое облачко, которое после того, как прошла гроза, упрямо не хотело уходить со светлого лика луны.

Он опасался того, что прошедшая гроза снова может собраться с силами.

Действительно, на завтра у короля намечалась большая охота в Компьенском лесу, и Его Величество Карл X, который был, как это всем известно, таким большим любителем охоты, каких свет не видывал после Немрода, глубоко страдал при мысли о том, что охота может сорваться или по крайней мере испортиться в связи с плохой погодой.

– Чертово облако! – ворчал он про себя. – Проклятая луна! – глухо бормотал он про себя.

При этой мысли он так сильно нахмурил свой олимпийский лоб, что придворные тихо спрашивали друг у друга:

– Не знаете ли вы, что такое происходит с Его Величеством?

– Не догадываетесь ли вы, что случилось с Его Величеством?

– Как вы полагаете, что с Его Величеством?

– Конечно, – говорили одни, – умер Манюэль! Но эта столь болезненная для оппозиции потеря не является для монархии несчастьем, которое могло бы так озаботить короля.

– Во Франции стало всего лишь одним французом меньше! – добавляли другие, пародируя известные всем исторические слова, которые произнес Карл X при своем въезде в Париж: «Во Франции стало всего лишь одним французом больше!»

– Конечно, – соглашались третьи. – Завтра должны казнить господина Сарранти, который, как уверяют, не повинен ни в ограблении, ни в убийствах, в которых его обвиняли. Но если он и не грабитель и убийца, он все же бонапартист, а это гораздо хуже! И если он и заслужил полуказни за первые преступления, он заслуживает того, чтобы его трижды казнили за последнее преступление! И поэтому это не может являться причиной появления морщин на лбу Его Величества.

В тот самый момент, когда гостей начало охватывать столь сильное беспокойство, которое вполне могло вынудить их ретироваться, король, по-прежнему стоявший, прижавшись лбом к стеклу одного из окон, вскрикнул так радостно, что его восклицание пробежало словно электрическая искра по всем присутствующим, пронеслось по всем залам и достигло прихожих.

– Его Величество повеселел, – сказала толпа, облегченно вздохнув.

Король и впрямь заметно повеселел.

Черное облако, которое загораживало луну, еще не исчезло окончательно, но уже сдвинулось с места, которое занимало так долго, и под напором дувших в разные стороны ветров начало болтаться с востока на запад и с запада на восток с грациозностью волана, оказавшегося между двумя ракетками.

Именно это и обрадовало Его Величество. Именно это зрелище и заставило его издать радостное восклицание, успокоившее сердца его придворных.

Но его наслаждение – счастье не создано для простых смертных! – было непродолжительным.

Когда расчистилось небо, на земле стало темнее.

Объявили о прибытии префекта полиции.

Префект полиции вошел еще более хмурым, чем до этого был король.

Он направился прямо к Карлу X и поклонился ему с почтением, которого требовали превосходство того в возрасте и в положении.

– Государь, – сказал он, – я имею честь ввиду сложности ситуации просить высочайшего разрешения на принятие всех необходимых мер для того, чтобы противостоять тем важным событиям, которые могут завтра произойти в столице.

– В чем же сложность ситуации и о каких событиях вы говорите? – спросил король, не понимая, что же такое важное могло случиться на земле теперь, когда на небе два ветра играли черным облаком.

– Сир, – сказал господин Делаво, – я не сообщу Вашему Величеству ничего нового, если скажу, что умер Манюэль.

– Да, мне это известно, – нетерпеливо прервал его Карл X. – Говорят, это был очень достойный человек. Но мне также говорили, что он был революционером. А следовательно, его кончина не должна нас чрезмерно печалить.

– Поэтому меня беспокоит, или скорее пугает эта смерть совсем не в этом смысле.

– Тогда в каком же смысле? Говорите, господин префект!

– Король помнит, – продолжил тот, – о тех печальных сценах, поводом для которых стали похороны господина де Ларошфуко-Лианкура?

– Помню, – сказал король. – Эти события произошли не так давно, чтобы я уже про них забыл.

– Эти прискорбные события, – снова произнес префект полиции, – вызвали большие волнения в палате депутатов, которые передались значительному числу жителей вашего славного города Парижа.

– Моего славного города Парижа!.. Моего славного города Парижа! – проворчал король. – Что ж, продолжайте.

– Палата…

– Палата распущена, господин префект. Поэтому не будем больше об этом.

– Хорошо, – сказал слегка сбитый с толку префект. – Но именно потому, что она распущена и мы не можем опираться на ее поддержку, я пришел просить у короля разрешения ввести в Париже осадное положение для того, чтобы предупредить события, которые могут последовать в связи с похоронами Манюэля.

При этих словах король, казалось, проявил к словам префекта полиции больше внимания и с некоторым волнением в голосе спросил:

– Значит, опасность настолько реальна, господин префект?

– Да, сир, – твердым голосом ответил господин Делаво, к которому смелость возвращалась по мере того, как он видел, что на лице короля появлялось беспокойство.

– Объяснитесь, – сказал Карл X.

Затем, обернувшись к министрам и сделав им знак следовать за ним, произнес:

– Подойдите, господа.

И он подошел с ними к проему окон. Затем, обернувшись и увидев, что правительство было почти в полном составе, повторил, обращаясь к префекту полиции:

– Объяснитесь.

– Сир, – снова заговорил тот, – если бы я опасался только похорон Манюэля, я не стал бы высказывать вам свои сомнения. Поскольку похороны назначены на двенадцать часов, я, приказав забрать тело часов в семь или восемь утра, сумел бы упредить народные волнения. Но я прошу короля подумать о том, что если довольно трудно подавить одно революционное движение, то уж никак нельзя остаться хозяином положения в том случае, когда к первому движению присоединяется еще одно.

– О каком движении вы говорите? – с удивлением спросил король.

– О движении бонапартистов, сир, – ответил префект полиции.

– Призрак! – воскликнул король. – Пугало, которым можно испугать только наивных женщин и детей! Время бонапартизма прошло, он умер вместе с господином де Буонапарте. Не будем говорить о нем точно так же, как и о палате депутатов, которая тоже умерла. Requiescat in pace! [22]

– Позвольте мне все же настоять на своем, сир, – твердо сказал префект полиции. – Бонапартистская партия жива и здорова, и в течение месяца она, если можно так выразиться, опустошила все оружейные лавки. Теперь оружейные заводы Сент-Этьена и Льежа работают только на нее.