Когда умирают боги - Харрис К. С. (книги полностью TXT) 📗
– Пригрозил? Как именно?
– Он сказал, что предпочтет увидеть ее мертвой, но не позволит какому-то ублюдку занять его место.
ГЛАВА 22
На стене, как раз за головой камеристки, висела вышивка, выполненная шелком по холсту. Себастьян смотрел на аккуратно вышитые цветочки, затейливо переплетавшие буквы, но на самом деле ничего не видел. Он вспоминал блеск ненависти в глазах Бевана Эллсворта, вспоминал, как хрустнула рука мальчишки, когда ее сломали на поле в Итоне.
– Как поступила ее светлость? – спросил Себастьян.
– Она велела ему убираться. А когда он заявил, что уйдет и всем расскажет, что она шлюха, хозяйка…
Голос камеристки стих.
– Так что хозяйка?
Тэсс Бишоп раскраснелась и после секундного замешательства выпалила:
– Она рассмеялась. Сказала, что он выставит себя дураком, потому что так или иначе, а ее сын станет следующим маркизом, даже если был зачат от горбуна в капано.
Этот закон достался им от римлян, доктрина, известная как «Pater est quern nupitae demonstrant». To есть по закону муж женщины считался отцом ее ребенка, независимо от того, действительно он зачал этого ребенка или нет. Разумеется, заявление Гиневры не обязательно было правдой. Чего только не скажешь в гневе. И все же…
– Вам придется меня простить, сэр, – сказала камеристка, вставая со стула. – Его светлость просил меня помочь с траурной одеждой для прислуги.
Себастьян тоже поднялся.
– Да, разумеется, – Он старался ничем не выдать своего волнения, говорил небрежно, хотя сердце в груди забилось быстрее. – Я хотел задать вам еще только один вопрос. Вы случайно не знаете, откуда у ее светлости ожерелье, которое она надела в тот день, когда умерла?
– Ожерелье? – Тэсс Бишоп нахмурила лоб. – Какое ожерелье?
Достав из кармана трискелион из голубого камня, Себастьян протянул его на ладони.
– Вот это.
Женщина секунду разглядывала украшение, потом решительно покачала головой.
– Такого у ее светлости не было.
На мгновение Себастьяну показалось, будто камень прожег ему руку, хотя тот оставался холодным.
– Его сняли с мертвого тела.
– Но это невозможно.
– Почему же?
– Потому что в тот день она была в красном.
– Прошу прощения? – не понял Себастьян.
– Красное прогулочное платье. Закрытая шея, стоячий воротник, приподнятые плечи, к нему надевается гофрированный батистовый жернов.
– Что-что?
– Круглый воротник из трех слоев, – ответила Тэсс Бишоп, теряя терпение от его невежества и торопясь уйти. – К такому платью ее светлость ни за что бы не надела ожерелье.
Беван Эллсворт, племянник маркиза Англесси и предполагаемый наследник всех его земель и титулов, занимал небольшую квартиру двумя этажами выше небольшого магазинчика на Сен-Джеймс-стрит.
Воспользовавшись мастерством, отточенным за пять лет армейской службы, когда он занимался тем, чем не следует заниматься ни одному джентльмену, Себастьян проник в квартиру из вестибюля парадного хода. Он очутился в маленькой гостиной, роскошно обставленной, хотя в ней и царил беспорядок: на обюссонском ковре валялись сапоги для верховой езды, на инкрустированном столике высилась гора приглашений и неоплаченных счетов, грозя просыпаться на пол.
Дверь в спальню была полуоткрыта. Себастьян пересек комнату и, толкнув створку, переступил порог.
Беспорядка здесь оказалось больше, чем в первой комнате. На столике возле двери среди немытых бокалов стояла пустая бутылка из-под бренди, по всему полу были разбросаны грязные галстуки, носки, жилетки и рубашки.
Себастьян не удивился бы, если бы обнаружил под шелковым пологом кровати голую шлюху. Но Эллсворт спал один – он лежал на спине в ворохе спутанных простыней и покрывал, натянутых до пояса. К духоте, стоявшей в комнате, примешивался тяжелый запах бренди и пота.
Подтащив к кровати изящный стул с лирообразной спинкой, Себастьян уселся на него верхом и вынул из кармана пальто небольшой французский пистолет с кремневым запалом. У его локтя на прикроватной тумбочке стоял наполовину пустой бокал бренди. Протянув свободную руку, он обмакнул кончики пальцев в напиток и преспокойно стряхнул холодные капли в лицо тихо посапывающему Бевану Эллсворту.
Тот сморщил нос и перевернулся на бок, по-прежнему не открывая глаз.
Себастьян снова брызнул ему в лицо.
Эллсворт заморгал, открыл глаза, закрыл, потом широко открыл их и сел в кровати, опершись на локоть.
– Какого черта?
Себастьян держал руку с пистолетом на изогнутой спинке стула.
– Тебе бы следовало связаться с конторой «Говард и Гиббс», – сказал он тоном, каким дают финансовый совет другу. – Проценты у них непомерные, зато в отличие от некоторых своих собратьев с Кинг-стрит, они не загрязняют Темзу телами клиентов, которые совершили ошибку – опоздали с процентными выплатами.
Эллсворт прокашлялся, утер рот тыльной стороной ладони и сел прямее, не сводя взгляда с маленького дула.
– Как ты об этом разнюхал?
– Конечно, – продолжал светским тоном Себастьян, словно ничего не слышал, – трудность с «Говард и Гиббс» состоит в том, что там обычно требуют какое-то обеспечение. Особенно когда есть вероятность, что заинтересованное лицо все-таки не станет наследником приличного поместья.
Эллсворт перевел взгляд на открытую дверь, потом снова посмотрел на Себастьяна.
– Что ты здесь делаешь? И почему, черт возьми, ты одет как сыщик с Боу-стрит?
Себастьян лишь улыбнулся.
– Ты говорил, что у тебя нет срочных долгов. Ты солгал мне. Не очень мудро с твоей стороны.
Стиснув зубы, Эллсворт обвел широким жестом тесную комнатушку, грязный полог кровати.
– Взгляни на это место. Взгляни на то, как я вынужден жить. Все дни проводить в суде. Сущий ад. Я вот-вот должен стать следующим маркизом Англесси, а жалкого содержания, которое выплачивает мне дядя, не хватает даже на то, чтобы оплатить счета портных.
– Особенно если играть на скачках.
Эллсворт провел языком по нижней губе. При ярком свете утра его кожа казалась желтой и обвислой от беспутного образа жизни, глаза были налиты кровью.
– Я ее не убивал, – сказал он неожиданно спокойным и ровным голосом.
– Но ты грозился.
Эллсворт откинул простыни и слез с кровати. Он был босой, голый по пояс, в свисавших на бедрах подштанниках.
– А кто на моем месте не захотел бы ее прибить? – огрызнулся он. – Она собиралась забрать то, что принадлежит мне. – Он наклонился вперед и застучал кулаком в грудь. – Мне. И передать все это какому-то ублюдку, неизвестно от кого рожденному.
– Ты не можешь этого знать.
Рот Эллсворта скривился в натянутой улыбке.
– Разве? Некоторые вещи трудно утаить. И прислуга любит поболтать.
Качнувшись, он прошел к умывальнику и налил в таз воды из кувшина.
– Так кто отец?
Эллсворт пожал плечами, даже не потрудившись обернуться.
– Откуда мне знать? Вчера на похоронах я видел полдюжины или даже больше молодых щеголей. Насколько я знаю, Гиневра сама не смогла бы назвать тебе имя отца.
Тут Себастьяна внезапно осенило, и он резко поднялся со стула.
– Где она похоронена?
– У церкви Святой Анны. А что?
Себастьян покачал головой, его губы растянулись в жесткой улыбке.
– Чего я никак не пойму, так это зачем ты рисковал, перевозя тело маркизы из Лондона в Брайтон.
– Господи. – Эллсворт резко обернулся; его лицо пылало гневом, а еще в нем угадывалось нечто похожее на страх. – Ты по-прежнему думаешь, будто это сделал я. Ты считаешь, что это я ее убил.
– Я навел справки в суде. В тот день ты появился поздно, а ушел рано.
Себастьян ожидал, что Эллсворт примется все отрицать. Но не тут-то было. Он наклонился вперед, прищурился и дерзко произнес:
– Ты считаешь, что я убил ее? Ладно. Посмотрим, как ты это докажешь.
Узкая лестница черного хода в этот дождливый день была совсем темной. Спустившись до середины второго пролета, Себастьян прошел мимо тучного молодого франта, с трудом преодолевавшего крутые ступени. Этого человека с желтыми, как солома, волосами и чересчур здоровым цветом лица он уже встречал, как ему помнилось, в компании Эллсворта в клубе «Брукс».
