Когда умирают боги - Харрис К. С. (книги полностью TXT) 📗
В камеристках леди Англесси служила худощавая женщина лет под тридцать, или чуть больше, по имени Тэсс Бишоп. У нее были соломенного цвета волосы и желтоватый цвет лица, и с первого взгляда ее легко можно было принять за кроткую, запуганную служанку. Но в серых глазах читался ясный ум, и поступь была тверда, когда она вошла в комнату экономки, которую своевольно занял Себастьян для предстоящей беседы.
Она была одета во все черное, как подобало служанке в доме, где царит траур. В этот воскресный день ей полагался выходной, но поверх бомбазинового платья она повязала фартук. Было ясно, что Себастьян оторвал ее от работы, и тут его осенило, что, вполне вероятно, она укладывала вещи. Действительно, зачем вдовцу оставлять у себя камеристку?
Женщина замерла на пороге и оглядела Себастьяна с нескрываемым подозрением.
– Что-то я не вижу у вас дубинки, – сказала она, имея в виду традиционный атрибут полицейских сыщиков.
Настоящий сыщик, скорее всего, тут же осадил бы ее: «Оставь свою дерзость, девушка» – и приказал бы ей сесть. Но опыт Себастьяна доказывал, что с большинством людей проще найти общий язык, если проявить уважение к их достоинству. Поэтому он просто сказал:
– Прошу вас, присаживайтесь, – и подвел ее к стулу с высокой спинкой, который заранее поставил у окна, выходящего на промокший от дождя сад.
Женщина помешкала в нерешительности, потом все-таки села, сложив руки на коленях и выпрямив спину, – неприступная, как монашка.
– Я бы хотел задать вам несколько вопросов о леди Англесси, – сказал Себастьян, прислоняясь к стене. – Нам известно, что ее светлость покинула дом в среду около полудня, уехав в наемном экипаже, и мы надеемся, что вы знаете, куда она отправилась.
– Я ничего не знаю, – буркнула камеристка.
Себастьян ласково улыбнулся.
– И у вас даже нет никаких предположений?
Суровое непримечательное лицо женщины не осветилось ответной улыбкой.
– Нет, сэр. Она ничего не сказала, а у меня не то положение, чтобы совать нос в дела господ.
Себастьян скрестил руки на груди и покачался на пятках.
– Весьма похвально. Но камеристки, даже не проявляя любопытства, зачастую многое знают о своих хозяйках, хотя те не посвящают их в свои дела. К примеру, вы абсолютно уверены, что леди Англесси случайно не обронила хоть какой-то намек? Например, когда просила вас приготовить ей платье на выход?
– Она сама выбрала платье – простой дневной наряд с подходящей по цвету пелериной, как и полагается модной даме, когда она собирается на прогулку.
Решив пойти другим путем, Себастьян опустился на стул напротив камеристки.
– А скажите-ка мне, мисс Бишоп, как вы думаете, его светлость и леди Англесси ладили между собой?
Тэсс Бишоп уставилась на него непроницаемым взглядом.
– Не понимаю, что вы имеете в виду?
– Думаю, понимаете. – Он уперся локтями о колени и подался вперед, словно приглашая ее к откровенности. – К примеру, они ссорились?
– Нет.
– Никогда? – Себастьян недоверчиво поднял бровь. – Муж и жена прожили вместе четыре года и без всяких ссор? Даже никаких мелких размолвок?
– Если они и ссорились, сэр, то я этого не слышала.
– Встречалась ли она когда-нибудь с человеком по имени Ален, шевалье де Вардан?
В глазах Тэсс Бишоп что-то промелькнуло, но она тут же потупилась, уставившись на свои крепко сжатые руки.
– Ни разу не слышала этого имени.
Себастьян изучал неподвижное, враждебное лицо камеристки. Он решил, если даже после смерти Гиневры Англесси служанка проявляла такую преданность, то это многое говорило о хозяйке.
– Как долго вы прослужили у ее светлости? – неожиданно переменил тему Себастьян.
– Четыре года, – ответила Тэсс Бишоп, слегка расслабившись. – Я поступила к ней незадолго до ее замужества.
Себастьян откинулся на спинку стула.
– Полагаю, это естественно, что молодая дама, собираясь вступить в такой блестящий союз, захотела взять к себе в камеристки более опытную девушку, чем та, которую она привезла с собой из деревни.
– Со мной все было не так. Я впервые поступила в услужение к даме.
– Неужели?
– Да, так. Раньше я была швеей, а мой Дэвид работал плотником. Но его забрали во флот, как раз незадолго до обстрела Копенгагена, – она помолчала. – Он погиб.
– Мне очень жаль, – сказал Себастьян, хотя его сочувствие прозвучало как дежурная фраза.
– После этого я делала, что могла, чтобы обеспечить нас, но…
Она умолкла, не договорив, словно пожалев о сказанном.
– Нас? – продолжал допытываться Себастьян.
– У нас родился ребенок. Девочка. – Тэсс Бишоп отвернулась от собеседника. – Я заболела. Норму больше не выполняла, поэтому меня уволили. Потом и ребенок тоже заболел.
Себастьян заметил, как дернулась ее тонкая шейка, когда она сглотнула. Знакомая история, трагедия, повторявшаяся каждый год тысячу раз, а то и больше в Лондоне, Париже, в каждом городе Европы. Женщины работали, получая крохи, которых едва хватало, чтобы не умереть с голоду, но стоило работницам заболеть или в модной индустрии наступал спад, как их вышвыривали на улицу. Большинство начинали заниматься проституцией или воровством, а то и тем и другим сразу. У них не было выбора, но это не мешало моралистам гневно клеймить их как падших женщин – источник порока и загнивания. Как будто какая-нибудь женщина в здравом уме по доброй воле вступила бы на тропу, непременно ведущую к болезни, смерти и безымянной могиле в какой-нибудь зловонной дыре для нищих на церковном кладбище.
– Я была в отчаянии, – прошептала Тэсс Бишоп, и ее щеки окрасил румянец позабытого стыда. – В конце концов пришлось выйти на улицу, просить подаяние. Леди Англесси… пожалела меня. Привела нас в дом, дала поесть. Даже послала за доктором для моей малышки.
Себастьян взглянул на худенькие плечи женщины, на накрахмаленный чепец, закрывавший склоненную голову.
– Но было слишком поздно, – продолжила она через секунду. – Той же ночью моя Сара умерла.
Дождь кончился, хотя над городом по-прежнему висели серые тяжелые облака. Со своего места Себастьян мог разглядеть очертания большой оранжереи с запотевшими стеклами.
Прежде никто так не отзывался о Гиневре, Себастьян не подозревал в ней такого великодушия. Ему стало любопытно, что заставило будущую леди Англесси протянуть руку помощи этой женщине. Просто случайно попалась на глаза? Или юная тоскующая графская дочь интуитивно поняла, что женщина на улице, овдовевшая мать умирающего ребенка, познала отчаяние неизмеримо большее, чем ее собственное?
– Я тоже хотела умереть, – едва слышно прошептала Тэсс Бишоп. – Но леди Гиневра сказала, что так нельзя. А еще она сказала, что если нам выпадает в жизни трудный путь, то мы должны бороться и найти способ, как добиться своего, несмотря на невзгоды.
– И она взяла вас к себе в камеристки, хотя у вас не было никакого опыта?
Тэсс Бишоп вскинула голову, с упрямой гордостью поджав губы.
– Я прилежно училась, а схватываю я быстро. Я ни разу не подвела свою госпожу. Все для нее готова была сделать.
– А вот сейчас вы ее подводите, – заметил Себастьян, воспользовавшись удобным моментом. – Если бы вы действительно были готовы ради нее на все, вы бы помогли мне найти ее убийцу.
Камеристка подалась вперед, ее маленькие серые глазки вспыхнули неожиданным огнем.
– Я могу сказать вам, кто ее убил. Звать его Беван Эллсворт. Он племянник лорда Англесси и желал ей смерти с самого первого дня, когда она четыре года назад вышла за его дядю.
– Одно дело – желать кому-то смерти, и совершенно другое – по-настоящему кого-то убить.
Тэсс Бишоп покачала головой, раздувая ноздри при каждом коротком вдохе.
– Вы его не слышали. Вы его не слышали в тот день, когда он сюда заявился…
– Когда это было?
– Да на прошлой неделе. В понедельник, кажется. Он ворвался в дом, когда ее светлость еще завтракала. Так громко орал, что мы все слышали. Его кредиторы узнали, что она носит ребенка, а значит, ему, скорее всего, не быть следующим маркизом Англесси. По его словам, они ему угрожали… угрожали даже лишить его жизни. А потом он пригрозил ей.
