Схватка за Амур - Федотов Станислав Петрович (бесплатные версии книг .TXT) 📗

Григорий кивнул, видимо, изображая поклон, устало упал на подголовник и жалобно прохрипел:

– Я бы чего-нибудь пожрал, а?

– А у меня все готово, – подхватилась Антонина. – Но тебе наверх нельзя, я сюды принесу.

– Тащи! И выпить не забудь! Жить сызнова начинаю, Антоха! Жить!!

Глава 6

Капитан первого ранга Невельской, капитан-лейтенант Казакевич и просто капитан Корсаков вместе возвращались из Петербурга в Иркутск. Разговорам о прошедших событиях и встречах и о будущей службе было несть числа, и длинные перегоны между станциями пролетали незаметно. Рассказывали, правда, Невельской и Корсаков, и первый гораздо больше, а Петр Васильевич Казакевич прослыл у них лишь весьма благодарным слушателем, поскольку его никуда не вызывали, ни о чем не допрашивали. По возвращении в Петербург он был повышен в звании и до нового назначения приписан к Флотскому экипажу, что располагался на Большой Морской и Набережной Крюкова канала; поэтому в меру своих возможностей наслаждался прелестями столичной жизни. Вместе с Геннадием Ивановичем они навестили Федора Петровича Литке, который несказанно обрадовался визиту своих учеников.

– Ну, какие же вы молодцы, драгоценные мои, – гудел старый вице-адмирал, обнимая по очереди своих учеников и бывших подчиненных. – Спасибо, что не забываете. А, между прочим, могли меня уже и не застать.

– Да вы что, Федор Петрович! – испугался Невельской. – Вам еще жить да жить!

– Я и не собираюсь помирать, – засмеялся Литке. – Мне цыганка нагадала восемьдесят с лишком лет, и я хочу все их пройти под полными парусами, с пользой для Отечества. А говорю «могли не застать», потому что получил назначение в Ревель, военным губернатором и главным командиром порта.

– С чего это вдруг? – удивился Казакевич. – Разве мало вам работы в Географическом обществе?

– Не вдруг, драгоценный мой, не вдруг. Столица наша с моря плохо защищена. Один Кронштадт на ближних подступах, а этого мало. Надо и о дальних подумать. С финской стороны светлейший князь Меншиков этим занят, а меня вот в Эстляндию определили. Ну да ладно, вы ведь не за тем пришли. Сейчас нам чаек соорудят, и вы все расскажете. Кстати, Геннадий Иванович, драгоценный мой, отчего ж вы не представили нам в ИРГО [27] свой доклад?

Невельской смутился:

– Князь Меншиков наложил запрет. Ввиду секретности открытия.

– А-а, ну да, ну да, – покивал Литке. – Только, думаю, кому надо, все уже знают. Шила в мешке не утаишь. Ну и бог с ними, доложите после. А мне расскажите, я секреты хранить умею.

Рассказ о походе к устью Амура затянулся допоздна. Федор Петрович дотошно выспрашивал о промерах глубин и течениях, о розе ветров и удобных стоянках и много еще о чем. Радовался открытиям, как малый ребенок, сокрушался, что такие знаменитости – Лаперуз, Броутон, Крузенштерн – допустили одинаковую ошибку, и вдруг задал неожиданный вопрос:

– А вы не допускаете, драгоценные мои, что они все-таки не ошиблись, и Сахалин был полуостровом?

– То есть как это?! – оторопели виновники исторического события. – Мы же прошли через пролив! Там нет никаких следов перешейка!!

– Правильно! – Старый адмирал хитренько так заулыбался. – Сейчас перешейка нет, но это не значит, что пятьдесят лет назад его не было.

– Понима-аю, – протянул Невельской. – Район чрезвычайно сейсмически активен. Бывает по нескольку землетрясений в день. И вы полагаете, что во время какого-то сильного землетрясения перешеек просто провалился?

– Вот именно! – воскликнул Федор Петрович. – Провалился! Да просто погрузился на несколько метров – и все! Понимаете, драгоценные мои, – заторопился он, – ведь и Лаперуз, и Броутон посылали поисковые шлюпки, и мне как-то не верится, что их команды оказались столь легкомысленны, что не прошли вперед насколько возможно, а просто поверили собственным глазам. Уж моряки-то отлично знают, что любой поворот может создать иллюзию сплошного берега, а там и поворота нет! По вашим же выкладкам там – открытое пространство! И потом – заметьте! – ни французы, ни англичане не заметили в этих местах течения, а вы-то знаете, что оно есть, от Амура на юг! С другой стороны, давно известно, что в одних местах морское дно поднимается, появляются новые острова или растут старые, а в других – опускается. Почему подобного не могло случиться с Сахалином?

– Ну, это еще надо доказать. – Казакевич покрутил головой в сомнении.

– Думаю, теперь уже ничего не докажешь, – насупился Невельской. – Было, не было, поднялось, опустилось – пусть разбираются те, кому интересно. Сегодня факт неоспорим: Сахалин – остров, и этого открытия у нас никто не заберет!

– Да, конечно, конечно! Более того, драгоценные мои, ваше открытие может оказаться вдвойне ценным, если кто-то, как изволил выразиться Геннадий Иванович, заинтересуется и докажет, что пролив образовался уже в наше время.

– Боюсь, сейчас до этого руки не дойдут, – сказал Невельской. – Сейчас куда важнее России закрепиться на тех берегах.

– А когда и где будет поставлен наш военный пост?

– Какой там военный пост, Федор Петрович? – с горечью откликнулся Невельской. – Я могу вам по пунктам сказать, что решил Особый комитет под председательством Нессельроде.

– Ну-ка, ну-ка, что он там решил с таким председателем? – Федор Петрович даже потянулся через стол, уставленный чайными приборами и всем, что полагается к чаю, а кроме того – рюмками и пузатой бутылкой ямайского рома. Чай без рома старый моряк не признавал.

Геннадий Иванович вспомнил четверг 2 февраля, когда явился на заседание комитета, вспомнил внутреннюю готовность употребить всю энергию свою и силу, чтобы убедить его членов, в первую очередь князя Чернышева и графа Нессельроде, в правильности указаний генерал-губернатора Муравьева и в точности исполнения им, Невельским, этих указаний. День был на редкость солнечный, слегка морозный, воздух переливался мириадами мельчайших снежинок, и в душе Геннадия Ивановича царили подъем и уверенность, что у него все получится. Не может не получиться, потому что два члена комитета, министры Меншиков и Перовский, мало того что на их с Муравьевым стороне, но еще и специально приглашали его к себе перед заседанием, чтобы научить, как себя правильно вести с противниками, очень недовольными тем, что за самовольные, по их мнению, действия не последовало от государя серьезного наказания. Ну, подумаешь, не дали ордена, но в чине-то повысили: теперь он капитан второго ранга.

– …Вы представляете, Федор Петрович, эти столичные вельможи Чернышев, Нессельроде и Сенявин заявляют, что я ошибся в исследовании лимана и устья Амура, что им достоверно известно о больших китайских силах, охраняющих Амур, и что я, наконец, должен понести суровое наказание за самовольство и обман… Я, значит, там был, вот мы с Петром Васильевичем там были, все делали сами, все видели своими глазами, а они здесь, в Петербурге, оказывается, лучше знают, что к чему и почему. Ну, я им на это самым уважительным тоном, как меня учили Александр Сергеевич и Лев Алексеевич, говорю: мол, мне и моим сотрудникам Бог помог рассеять прежние заблуждения относительно Сахалина и Амура и раскрыть истину. Что же касается китайской силы, говорю, то на Амуре не существует и малейшего влияния китайского правительства, гиляки – народ мирный, и, если мы не примем решительные меры, как это предлагает генерал-губернатор Муравьев, любой смелый пришелец может проникнуть в Амур из Татарского пролива и сделать тот край своей добычей. И еще я сказал, что правительство наше всегда может удостовериться в правдивости моих слов.

– Какой, однако, вы молодец! – восхитился адмирал и разлил по рюмкам густой пахучий ром. – Выпьем за смелых и решительных – за генерала Муравьева, который, несмотря ни на что, гнет свою прямую линию, – Литке улыбнулся над невольным каламбуром, – за вас и ваши открытия, драгоценные мои! За то, что не убираете паруса и флаг не спускаете по требованию противника!