Схватка за Амур - Федотов Станислав Петрович (бесплатные версии книг .TXT) 📗
– А ты что, сомневаешься? Я же всегда и во всем с тобой. Твои заботы – это мои заботы. Вот, перед лицом моей покровительницы, – они как раз вышли на Невский, к церкви Святой Екатерины Александрийской, – клянусь быть такой, какая тебе нужна и в радости, и в печали.
Екатерина Николаевна остановилась, повернулась к мужу и, притянув его за отвороты шинели, крепко поцеловала.
Государь устроил не аудиенцию, а целое совещание. За столом для заседаний в нижнем кабинете сидели сыновья императора Александр и Константин и новые министры: военный – Долгоруков и внутренних дел – Бибиков. На столе была расстелена карта Восточной Сибири. Вошедшему вслед за секретарем Муравьеву одного обостренного взгляда хватило, чтобы оценить обстановку: Николай Павлович через лупу разглядывал на карте низовья Амура, Константин Николаевич что-то тихо ему пояснял, остальные сидели так расслабленно и вальяжно, что в воздухе явственно ощущалось благодушие. Атмосфера столь разительно отличалась от той, в которой проходило каждое заседание Амурского комитета, что генерал-губернатор почувствовал, как с его плеч свалилась гора, которую последние несколько дней громоздило на него напряжение всех душевных сил, и понял, что изложенный в записке его неоспоримый аргумент о необходимости срочной организации защиты Камчатки, теперь уже в связи с приближающейся войной, сработал.
– Проходи, Муравьев, садись, – сказал император, положив лупу и распрямляясь. Муравьев занял стул рядом с Бибиковым. – Записку твою мы прочитали и сейчас сравнивали ее данные с докладной подполковника Ахте. Выходит, его экспедиция первой подтвердила, что Хинган не доходит до Охотского моря, а поворачивает в Китай.
Муравьев встал:
– Никак нет, ваше величество. Первыми это установили подпоручик Орлов и лейтенант Бошняк из Амурской экспедиции. Они астрономически определили истоки рек, стекающих с Хингана к Амуру и Охотскому морю, и фактически доказали, что горы, по вершинам которых определялась граница по Нерчинскому трактату, идут не на северо-северо-восток, а поворачивают на юг и пересекают Амур выше течения Сунгари…
– Знаю, знаю, – перебил Николай Павлович. – Из доклада Ахте, из твоих писем уже все знаю. Значит, это все, – он махнул ладонью от Нижнего Амура до побережья Татарского пролива, – наше?
– Наше, – кивнул Муравьев. – И надо немедленно занимать Кизи и Де-Кастри.
– Слышишь, Василий Андреевич? – обратился император к военному министру. – Прикажи нынче же летом основать в этих точках военные посты.
– Слушаюсь, ваше величество! – откликнулся, вставая, министр, подтянутый пятидесятилетний генерал-лейтенант.
Он улыбнулся генерал-губернатору, и Муравьев вдруг вспомнил, где он видел эту широкую улыбку под черными усами на суровом волевом лице: польская кампания 1831 года, юный поручик Муравьев за отличие в сражении при деревне Рудки награжден орденом Святого Владимира 4-й степени с бантом; такой же орден получает штаб-ротмистр князь Долгоруков, и два молодых офицера радостно улыбаются друг другу. Тогда они вместе отметили награды и могли бы, наверное, подружиться, но события войны развели их судьбы, и вот только теперь, через двадцать два года, они вновь встретились лицом к лицу и, слава богу, не по разную сторону баррикад.
– Генерал-адмирал, – повернулся император к Константину Николаевичу, жестом останавливая его попытку встать, а вторым жестом разрешая генералам сесть, – следует продумать, сколько и каких кораблей отправить в подкрепление Сибирской флотилии. А то она у нас числится как флотилия, а служит там лишь корвет «Оливуца».
– Нет, ваше величество, есть еще два военных транспорта и два бота. А кроме того, в Тихий океан идет эскадра Путятина.
– У Путятина переговоры с японцами, – отмахнулся Николай Павлович.
– А после переговоров? Путятин вернется в Петербург посуху, а корабли-то останутся там, на Тихом океане. Посылать же туда дополнительные силы нельзя – они могут понадобиться здесь, для войны с Турцией.
– М-да-а… Война, война… – сказал император. – Вот видишь, Муравьев, как же я буду из Кронштадта защищать новые земли?
– А зачем из Кронштадта? Можно и ближе, ваше величество. – Муравьев указал на течение Амура. – Теперь, когда есть Забайкальское казачье войско, нужно будет создавать и Амурское. А там, глядишь, и Уссурийское.
– У Николая Николаевича, – подал голос до того молчавший цесаревич, – идефикс – новые казачьи войска.
– Казачьи войска, ваше высочество, по моему разумению, есть наилучшие иррегулярные военные подразделения. В мирное время сами себя кормят и границы охраняют, а во время войны и походов – самые подвижные и в наступлении, и в погоне за противником. И за все про все им надо лишь освобождение от податей и рекрутских наборов…
– Стоп! – Император поднял обе руки, как бы останавливая ладонями разгорающийся разговор. – На тему казачьих войск дискутировать не будем. У нас теперь новый военный министр, он к казачьим во?йскам относится иначе, чем князь Чернышев. Нужны будут новые во?йска – создадим. Что еще по Нижнему Амуру? Указ о подтверждении границы с Китаем и признании за Россией амурских земель я подпишу сегодня же… – Он посмотрел на Муравьева с невысказанным вопросом: все ли учтено?
– Амурская экспедиция бедствует, государь, – поспешил отозваться генерал-губернатор. – Я писал об этом не единожды. Российско-Американская компания относится к ней, как к нелюбимой падчерице, держит на голодном пайке, поэтому надо как можно скорее делать ее государственной. Невельской и его офицеры заслуживают самой высокой оценки: в невероятнейше суровых условиях, с ничтожными средствами, они собирают ценнейшие сведения, полезные не только для ныне живущих, но и на многие годы вперед.
– Я недаром говорил про Невельского, что он способен на молодецкие поступки. Вот и подтверждаются мои слова. – Николай Павлович довольно улыбнулся. – Хорошо. Будет такое постановление. Александр Николаевич, подготовь решение Амурского комитета. – Цесаревич склонил, покорствуя, голову. – А для себя, Муравьев, что-нибудь просишь?
Спросил, видимо, рассчитывая получить уже привычный ответ «ничего», но генерал-губернатор неожиданно сказал:
– У меня две просьбы, государь. Это – разрешить мне вести прямые переговоры с китайцами о разграничении ничейных территорий и самое главное – разрешить сплавы по Амуру. Во-первых, войск и снаряжения для защиты Камчатки и устья Амура на случай войны, во-вторых, переселенцев на пригодные для земледелия места – чтобы по-настоящему осваивать новые амурские земли.
– Ты, право, когда-нибудь сойдешь от Амура с ума, – с чуть заметной улыбкой сказал император.
– Сами обстоятельства, государь, указывают этот путь.
– Вот и подождем, пока обстоятельства к нему приведут – и к переговорам, и к сплавам.
Высочайший указ гласил: «Границу Восточной Сибири с Китаем означать на всех картах наших от реки М. Горбицы по Яблоневому хребту только до вершин Ольдоя, далее по хребту Становому, но по цепи гор Тукурингра, Джагду и Гинкана до пункта соединения рек Амура и Сунгари; в согласии с сим признать принадлежащими России участки земель: 1) между Становым хребтом и горами Тукурингра, Джагду и Джугдуром; 2) левое побережье нижнего Амура, которому именоваться впредь Сунгари, от пункта слияния обеих рек до лимана; 3) грол, образуемый при лимане течением реки Сунгари и линией сплошных озер, идущих от Кизи до гавани Де-Кастри на Татарском берегу. Остальное считать нейтральными землями».
Правое крыло орлицы России разворачивалось медленно, с трудом преодолевая связанность, но все-таки – разворачивалось. И хотя до первых взмахов еще оставались годы, и годы очень даже непростые, само движение вселяло надежду, что полет состоится, и что будет он замечательным.Конец второй книги
