Тризна по женщине - Холт Коре (первая книга TXT) 📗
Мне захотелось прикоснуться к ее платью — на ткани был изящный узор, и я понял, что она сама ткала ее. Но Гюрд держалась с таким достоинством, что я на это не осмелился.
Она первая скользнула на сеновал через отверстие в стене, там, внутри, мы соорудили для кошки и ее котят настоящий дом. Три полена прикрыли сверху сеном, оставив для входа отверстие. Котята начали сосать кошку. Нам следовало уходить.
Или не следовало?
— Скажи, — попросила она, обернувшись ко мне и приоткрыв рот так, что я увидел ее крупные белые зубы. — Скажи: Гюрд, ты не попадешь в их число.
Я сказал:
— Гюрд, ты не попадешь в их число.
Потом нагнулся и поцеловал ее — вернулись вспять и ушедшая тысяча лет, и речная вода, женщина в вечном странствии по жизни, мужчина, задержавшийся возле нее.
Мы долго так стояли.
Мы стоим так до сих пор.
Я пошел к королеве Усеберга и сказал, что хочу поговорить с нею с глазу на глаз.
— Я верю: твои похороны будут великолепными и люди надолго запомнят их, но задумывалась ли ты, что будет через много лет, когда грядущие поколения твоего рода тоже лягут в могилу?
Королева посмотрела на меня, в ее глазах мелькнуло любопытство, она кивнула на невысокий стул и предложила мне сесть. Руки ее покоились на коленях. Старая женщина почувствовала, что молодой человек пришел, чтобы оказать ей честь.
Однако я пришел не только ради того, чтобы оказать ей честь.
— Я думаю, — сказал я, — вернее, знаю, что, покуда твой род и твой бог господствует в Усеберге, ты и все, кого ты возьмешь с собой, будете спокойно лежать в земле. Но когда придет другой бог, у людей не будет причин бояться Одина и его власти, и они, движимые тою же жаждой богатства, что ты и твои современники, разграбят твой курган. Они украдут все, что найдут, даже кольца с твоих мертвых пальцев.
Она глядела мне в глаза, но не отвечала.
— И еще я думаю, — продолжал я, — вернее, знаю, что грядущие поколения разроют твой курган. Ученые мужи найдут на то благородные причины, а неученые будут только посмеиваться. Но ты все равно еще раз окажешься жертвой грабителей: они будут драться за право на твой курган. Человек, считающий, что курган стоит на земле, которая принадлежит ему, потребует за него денег и задержит работы, он будет требовать все больше и больше серебра и получит его. И тебя вынесут из кургана на свет не в твоей белой наготе, нет, дневной свет увидят твои почерневшие, высохшие кости. Ученые разложат их на полотне, чтобы обмерить и изучить, некоторых костей королевы Усеберга будет недоставать. Ученые начнут гадать, как тебя звали. Но кто знает, правильно ли они угадают твое имя?
И когда на одной простыне будешь лежать ты, а на другой — твоя рабыня, уже никто не поймет, кто из вас королева, а кто рабыня. Ты, всемогущая, окажешься лишь камешком в мозаике, кости твои и будут этими самыми камешками. И некоторых будет недоставать. Ученый муж возьмет твой череп — вернее, то, что от него останется, — постучит по нему и улыбнется: интересно, была ли она умна? А его помощник угодливо засмеется, чтобы польстить ученому мужу, но мысли его будут витать далеко, мысленно он будет с другой женщиной, потемневшие кости которой в свое время тоже будут лежать в земле, подобно твоим.
Ты — всемогущая королева. И рядом — твоя рабыня. Кто же из них королева? — станут гадать ученые мужи, вглядываясь в твои пустые глазницы. Да, кто же из них королева, а кто рабыня? А больше от тебя не останется ничего.
Но корабль твой не умрет. Он поплывет перед глазами новых людей по всей своей дерзкой и дикой красе, точно лебедь в синем море. И когда твой безобразный прах снова зароют в землю, корабль останется с людьми. И каждый, кто увидит его, скажет: человек бессмертен.
А она была тленна.
Тут королева улыбнулась мне, сделавшись почти красивой.
— Правильно, так все и должно кончиться, — сказала она и прибавила: — Но я не стану менять свое решение.
Я поклонился королеве Усеберга и покинул ее.
Я предложил Хемингу пойти со мной в Фоссан, где мне были знакомы каждый камень и каждая тропинка. Мы вышли рано утром. Осень уже тронула горы и светлое небо. Длинноногий и поджарый Хеминг шел легко, у нас было чувство, что мы оставили за спиной смерть. Мы слышали мычание коров на выгоне и видели жирных овец. Старая лошадь, жуя траву, невозмутимо и важно поглядела на нас. По едва заметной тропе мы прошли через болото. Приятно идти с человеком, который тебе под стать, идти молча, в ногу, вместе перепрыгивая через ямы с водой. Мы видели и слышали одно и то же. Я уже хорошо знал Усеберг и его обитателей — если случится, что Хемингу придется бежать и понадобится тайное прибежище в дальних усадьбах, этот путь уведет его отсюда.
Днем мы пришли в Клупп. Нас приветливо встретили молодые брат и сестра, которые вели там небольшую торговлю. Их звали Хельга и Карл. В очаге под пеплом тлели угли, и Хельга быстро развела огонь. Она накалила сковороду и стала печь лепешки. Карл принес смолы и угостил нас. Нам было хорошо у них. Они скупали у крестьян овчины и звериные меха и возили продавать в Скирингссаль или же в новое селение — Тунсберг. Большого богатства на этой торговле им было не нажить. Но лепешки у них были вкусные, мы попали к добрым друзьям; когда нужно было, мы говорили обиняками, а если думали, что так будет лучше, то напрямик. Здесь тоже почитали королеву Усеберга. Любить ее не любили.
Мы распрощались и продолжили свой путь вдоль ручья, потом свернули по тропе на запад; мне хотелось, чтобы мой друг Хеминг познакомился с моими многочисленными друзьями, жившими на равнинах Рамнеса. Иногда в зарослях деревьев нам попадались усадьбы. Я подумал, что когда-нибудь здесь между горами будут колоситься поля. И другие поколения будут есть этот хлеб, не ведая ни наших путей, ни наших мук. Нам выпал хороший день: за спиной у нас осталась смерть, и мы еще не собирались поворачивать назад к Усебергу. В белом небе над нами парил сокол. Он почему-то немного встревожил меня.
Мы пришли к пожилому доброму человеку, которого люди называли Эрлинг с сетера. Не думаю, чтобы хоть раз в жизни у него появлялась недостойная или дурная мысль. Он угостил нас яблоками, а когда увидел, какие у нас длинные волосы, предложил нас подстричь. Мы с Хемингом были молоды, и нам хотелось, чтобы нас красиво подстригли. Эрлинг положил на камень овчину, и мы сели на солнце. Он принес ножницы и с большим проворством подрезал мне волосы полукругом, они слегка прикрывали мне уши, а Хеминг попросил подстричь его покороче, чтобы его прическа выглядела более мужественной. Эрлинг предложил вымыть нам волосы, но мы сказали, что сделаем это сами. Он согрел в котле воды и, пока мы мылись, прислуживал нам, как раб. Мы оставили за собой смерть. Мы были в другом мире.
Наконец, распрощавшись с Эрлингом и помахав ему рукой, мы снова пошли по тропам, которые я знал, как самого себя. Друзья махали нам, и мы махали им на прощание, день перевалил за середину, я был знаком со всеми людьми, которые стояли на своих порогах, мне были известны даже имена их лошадей. К вечеру мы пришли в Фоссан. Солнце уже село.
Мы стояли у нижнего водопада мокрые от брызг и вдруг, не в силах совладать с собой, скинули одежду и отважно бросились в воду. Сколько раз я стоял у этого водопада и спрашивал себя, возвращаются ли брызги обратно. Мы поднялись к верхнему водопаду, и я сказал, что когда-то ловил здесь рыбу.
— Но разбивать ей голову мне всегда было неприятно, — сказал я.
— Ты прав, — согласился Хеминг.
Мы были уже почти у цели, еще несколько шагов, и я привел его к дому. Рассказал, что стоял здесь за запертой дверью, с бьющимся сердцем прислушиваясь к проходящим мимо шагам. Я тоже слышал бряцание оружия.
— Тут у меня зарыто все, что может тебе пригодиться. Я тебе покажу.
Он с благодарностью пожал мне руку.
— Если потребуется, я приму на себя это бремя, — сказал он.
