Подкидыш - Хэррод-Иглз Синтия (книги онлайн полностью txt) 📗
– Играть на музыкальных инструментах и петь, а еще – читать, писать и считать, – улыбнулась Элеонора.
– Значит, скоро ты будешь просто идеальным кавалером, молодой человек, – заметил Роберт. – Тебе повезло, что твоя хозяйка так благосклонна к тебе.
– Никакого везения, – опять рассмеялась Элеонора. – Чем большему я научу челядь, тем лучше она будет нам служить. Когда ты станешь купцом, Джоб будет тебе гораздо более полезен, умея читать и считать. А умея писать, он сделается для меня отличным управляющим. То же самое относится и ко всем остальным слугам. Разве ты этого не понимаешь?
Элеонора улыбалась мужу так тепло, что его взъерошенные перышки опять улеглись. Она считала Джоба всего лишь полезным слугой! Это хорошо. И она готовила парня для того, чтобы он помогал и ему, Роберту! Это было еще лучше! Роберт, нежно взглянул на жену и подумал, что мир прекрасен. Холодный эль приятным прохладным ручейком заструился по иссушенному горлу Роберта.
– Конечно, моя дорогая, ты права, – заявил он. – Я согласен и с тем, что ты говорила о продаже шерсти напрямую. Но тут уж нам придется подождать, пока я не стану хозяином фермы. Тогда мы сможем делать все, что нам заблагорассудится. А пока даже не заикайся об этом моему отцу. Налей-ка еще эля, Джоб! И позаботься заодно о кружке своей госпожи.
Джоб принялся разливать эль, пряча улыбку. Юноша очень любил своего хозяина, почти так же сильно, как и свою госпожу, но считал Роберта простодушным малым. И уж, конечно, госпожа знала, как управляться с мужем! Роберт Морлэнд может сколько угодно распространяться о том, что будет, «когда он станет хозяином фермы», но Джоб мало сомневался в том, кто тогда возьмет все дела в свои руки.
Роберт сделал еще один добрый глоток зля и почувствовал, что мир с каждой минутой становится все прекраснее.
– А теперь, моя дорогая, – обратился Роберт к Элеоноре, – расскажи-ка мне, как сегодня вели себя мои дочери? Чем они занимались? Анна, пойди-ка ко мне и поговори со мной по-французски, чтобы я мог узнать, каковы твои успехи?
– Сегодня утром она прилежно занималась, – улыбнулась Элеонора, – а маленькая Хелен выучила новую песенку – хотя боюсь, что теперь уже все забыла. Забыла или нет, мой ангел? – Элеонора посадила темноволосую девочку к себе на колени, и та застенчиво покачала головой, не вынимая пальца изо рта.
– А малышка поотрывала головки почти всем цветам на лужайке, – добавила Энис, – а потом долго играла с пчелой, и та её не ужалила. Похоже, эту девчушку любят все Божьи твари!
– Это правда, сэр, – подтвердила Анкарет. – Она ездит верхом на Гелерте, как на настоящей лошади.
И пока Анна говорила со своим отцом по-французски и выслушивала его похвалы, Изабелле, которую поддерживал Джоб, разрешили сделать круг по саду верхом на Гелерте; за ней, смеясь, наблюдали все женщины, и под конец даже Хелен вытащила палец изо рта и радостно заулыбалась. Похоже, гнев Роберта иссяк и готовая разразиться гроза опять каким-то образом прошла стороной.
Ребенок должен был появиться на свет двадцать первого августа, и на следующий день после того, как в доме отпраздновали трехлетие Анны, Элеонора собрала всех своих доверенных служанок и удалилась с ними в спальню, чтобы приготовиться к родам. Всех мужчин отправили вниз. К этому времени Эдуард Морлэнд и так уже давно не появлялся в спальне наверху – его кровать перетащили в маленькую комнатку для прислуги на первом этаже. Там он мог ложиться в постель, когда пожелает, и никто об этом ничего не знал. Вот уже несколько месяцев его мучили сильные боли, и если очередной приступ будил его, находясь в одиночестве, он мог зажечь свечу, никого не беспокоя. Уильям, дворецкий, ночевал в зале по соседству; этому человеку не нужно было даже приказаний Роберта, чтобы спать вполглаза, каждую минуту ожидая зова своего хозяина. Часто, когда у Морлэнда выдавалась тяжелая ночь, Уильям появлялся в дверях его спальни с чашей горячего вина, в которое сам дворецкий или Жак добавляли порой немного опиума.
Со страшной неохотой Морлэнд передавал дела сыну, но по мере того как хозяину становилось все труднее управлять фермой, Роберт приобретал все большую власть. Морлэнд каждый день верхом выезжал в поля – он уже не мог подолгу ходить пешком, так как быстро выбивался из сил. Но на лошади он сидел прямо и зорко наблюдал за работой своих людей. Чем чаще его донимали боли, тем быстрее портился его характер, но работники старались относиться к Морлэнду терпимо, ибо каким бы грубым и несносным он ни стал, они все равно любили его за то, что он был справедливым и щедрым хозяином. Когда приступы были такими сильными, что Морлэнд не мог даже выйти на улицу, он в гневе и раздражении бродил по дому и каждые полчаса отправлял в разные стороны посыльных, чтобы знать, кто чем занимается.
В такие дни Роберту приходилось присматривать за всем самому, но он делал вид, что каждую свободную минуту прибегает за советом к отцу. Словно случайно рядом с Морлэндом часто оказывался и Джоб, чтобы поделиться со стариком свежей сплетней или сообщить последние новости, услышанные от людей, проезжающих по Великой южной дороге. Энис тоже устраивала так, чтобы Изабелла удирала от неё и на четвереньках заползала в комнату старика, а Анна просила разрешения ответить дедушке свой последний урок. При этом все домочадцы держались так, что у Морлэнда не вызывало ни малейшего подозрения, будто его жалеют или ему потакают. Иначе он пришел бы в дикую ярость.
Даже Элеонора, хотя и не могла заставить себя полюбить свекра, в глубине души питала к нему большое уважение. Было совершенно очевидно, что он смертельно болен и до сих пор жив только благодаря своей исключительной силе воли: буквально за несколько недель он стал седым как лунь и превратился в ходячий скелет, обтянутый кожей нездорового синюшного цвета. Все окружающие не сомневались, что Морлэнда гложут изнутри мелкие червячки – болезнь, которую не вылечить никакими снадобьями.
В тот день, когда Элеонора удалилась наверх и легла в постель, готовясь произвести на свет очередного ребенка, Морлэнд тоже упал на свое ложе и больше уже не вставал. Его кровать придвинули к окну, выходившему во двор, и, опираясь спиной на подушки, он мог смотреть на то, что делается снаружи, и видеть всех, кто спешит, в дом и покидает его; суета перед дверью продолжалась целый день, но Морлэнд наблюдал за ней без интереса, а скорее, с раздражением. Складывалось впечатление, что он к чему-то прислушивается, по крайней мере, так показалось Роберту, когда он как-то утром заглянул в комнату отца, чтобы в очередной раз сообщить старику, как идут дела.
– ...И я перевел сотню овец на вересковую пустошь на то время, пока Бен и Илинг не заделают дыру в ограде на пастбище. Отец, ты слушаешь меня?
– Да, да, – раздраженно ответил Морлэнд, не отрывая взгляда от окна. Одной рукой он гладил своего старого пса, Дураса, который сидел рядом с кроватью, положив голову на стеганое одеяло, и не сводил умных глаз с лица хозяина. – Я слушаю тебя. Что там у тебя еще?
Роберт поднапряг мозги.
– Жак готовит тебе на обед парочку голубей в молоке...
– При чем здесь еда? – перебил сына Морлэнд. – Ни о чем более интересном ты говорить не способен? У Джоба на языке гораздо больше новостей – может, мне послать за ним?
Эти слова заставили Роберта вспыхнуть, но он постарался скрыть обиду, помня о болезни отца. В глазах же, Морлэнда, заметившего смущение сына, появился озорной блеск: по крайней мере хоть одно удовольствие старик еще мог себе позволить. Похоже, других радостей у Морлэнда уже не осталось... Внезапно он вскинул голову и прислушался, но потом опять расслабился, видимо, не уловив тех звуков, которых ждал.
– Где все остальные? – спросил он. – Где дети?
– Дети в саду с Анкарет, – ответил Роберт. – Возможно, тот шум, который вы слышали, – она еще не умеет управляться с ними со всеми одновременно...
– Я не слышал никакого шума, – резко оборвал его Морлэнд.
– Я думал... – пробормотал молодой человек.