«Вилла Эдит» - Баринов Марк Михайлович (читать книги TXT) 📗
Тут же на ковре висела кривая шашка в черных ножнах, богато инкрустированных серебром. Я не вытерпел, подошел ближе и прочел выгравированную на рукоятке надпись: “Незабвенному другу на память о бое при Алык?Ахире. 1920 г.”.
Шорох за спиной вывел меня из задумчивости. Старуха смотрела с явным неодобрением.
– Николай Александрович сказали, чтобы посылочку мне передать.
Мне ничего не осталось, как распрощаться с не особенно гостеприимной хозяйкой.
Можешь мне верить или не верить, но я уходил из этой квартиры в таком состоянии, словно оставил здесь что?то неизмеримо дорогое. Я знал, что никогда не буду больше в старом доме на Молчановке, что не узнаю, кому принадлежат фотографии этой удивительной женщины, не узнаю, кто она.
Но обстоятельства сложились по?иному. Мне пришлось встретиться с человеком, которому наш комдив передал свой подарок. И не только встретиться!..
Со смутным настроением я приехал в “санаторий”. Кстати, его так и называли – санаторий, хотя уже более трех лет в этом доме жили только военные люди, которые вместо лечебных процедур занимались совсем другими делами.
Да, это были необычные дела… Мы бегали на лыжах, прыгали с парашютами, упорно тренировались… Попав в необычную обстановку, мы – я и два моих друга по дивизии – удивительно быстро освоились со своими обязанностями и скоро уже ничему не удивлялись. Наверно, мы приняли бы, как должное, если бы получили приказ изучать хеттскую клинопись, родословную египетских фараонов или способы приготовления сложнейших эмульсий против веснушек и летнего загара.
Саша остановился посередине комнаты и, улыбаясь такой знакомой улыбкой, спросил:
– Может быть, закурить разрешишь?
Я молча протянул ему пачку папирос, боясь заговорить. Саша присел на ручку моего кресла, закурил и продолжал:
– Свой день рождения мне удалось встретить дома. Старики вернулись из эвакуации. Мама выскоблила до блеска нашу старую московскую квартиру, отец где?то между книг нашел бутылку вишен, настоенных на спирту, и мы сели за праздничный стол.
Нашему пайковому шпигу мама сумела придать очень аппетитный вид, а разведенный спирт, перелитый из фляжек в хрустальный графинчик, выглядел тоже весьма привлекательно.
Мои друзья – старший лейтенант Виктор Воронов и младший лейтенант Володя Леонтьев – замерли от восторга при виде всей этой “роскоши”. А тут еще прибежала сестренка Женя с подружками, принесла патефон…
Представь себе этот вечер: небольшую компанию родных и друзей в комнате с затемненными окнами, друзей, которым выпало почти сказочное счастье собраться вместе в Москве, в теплой и уютной квартире в то время, когда шли жесточайшие бои. Даже папа, наш строгий папа, не возмутился, когда сестренка стала проигрывать одну веселую пластинку за другой. Звучали веселые волжские частушки в исполнении Руслановой, уже дважды мы прослушали Прокошину. Потом Женя объявила:
– Песня Еремки…
И в этот самый момент раздался звонок в передней. Отворять побежала Женя.
Я хорошо помню, как мельком взглянул на часы – было без четверти десять, как вошел боец и, обращаясь только ко мне, отчеканил:
– Приказано быть немедленно в “санатории”.
Одеваясь, я видел сочувственные взгляды друзей, видел, как отец сосредоточенно счищает с рукава костюма несуществующую соринку. Мама и Женя суетились рядом, помогая мне надеть шинель и ремни.
– Развлекай гостей, – сказал я, улыбаясь, Жене. – Смотри, Виктор с тебя глаз не сводит.
Женя, моя милая чудесная сестренка, в ответ на шутку только весело и лукаво улыбнулась. А сорок минут спустя, минуя просторную приемную, я подходил к кабинету, на двери которого висела табличка: “Начальник санатория”. Здесь, в этом уютном кабинете, и были приняты решения, которые оставили путаный, но большой след в моей жизни.
Генерал, едва я доложил ему о себе, представил меня человеку в сером костюме, сидевшему на диване. Незнакомец изучающе посмотрел мне в глаза и по?немецки спросил:
– Вы москвич, капитан Асанов?
– Да, москвич, – ответил я на том же языке и добавил: – Разрешите узнать, с кем я говорю?
– Вы и два ваших товарища, которые занимались по специальной программе, поступаете с сегодняшнего дня в мое распоряжение, – проговорил человек в сером костюме, не отвечая на мой вопрос.
Я повернулся к генералу, тот кивнул головой и, попросив разрешения у незнакомца, вышел из кабинета.
– Вы хотите знать, кто я? – заговорил сидевший, когда мы остались вдвоем. – Я генерал Петровский…
Теперь я не сомневался, что это именно тот самый человек, друг моего комдива, на квартире которого я побывал в первый день своего приезда в Москву.
– Слушаю вас, товарищ генерал, – произнес я как можно спокойнее. Кажется, мне удалось скрыть свое волнение.
– Где ваши товарищи?
– В краткосрочном отпуске в Москве, у меня на квартире.
– Они так же хорошо говорят по?немецки, как и вы?
– Один из них лучше меня, второй так же, как я.
– Доложите мне, что они за люди.
Не скрывая удивления, я взглянул на генерала.
– Я знаю о них, – пояснил он, – но хочу выслушать ваше мнение. Ведь вы будете во главе группы, на которую возложено особое задание.
– Они – мои близкие друзья, – ответил я генералу Петровскому. – Воронова я знаю по службе в дивизии. Это очень опытный и смелый разведчик. Он потомственный волжский грузчик. Человек огромной физической силы. Веселый, очень добродушный человек. Во время службы в парашютно?десантных войсках проявил себя, как прирожденный следопыт. Леонтьев – мой старый школьный товарищ. Великолепный лингвист, в совершенстве владеет тремя языками. Он ни при каких обстоятельствах не теряет спокойствия и ясности мысли. Выглядит немощным, но на самом деле очень вынослив. Он пришел в армию два года назад добровольцем, сам просился в парашютно?десантные войска, участвовал в ряде трудных рейдов. В короткий срок завоевал большой авторитет в части, а в прошлом году ему присвоили офицерское звание.
– Значит, вы считаете их пригодными для выполнения сложного и опасного задания?
– Да, безусловно.
Генерал неожиданно легко встал, прошелся по кабинету и, остановившись передо мной, сказал:
– Теперь мы вас троих будем учить в течение месяца “набело”. – Он улыбнулся, затем, на мгновение задумавшись, добавил: – Впрочем, срок этот может быть и сокращен…
Я уходил из кабинета обрадованный и взволнованный. Скоро задание! И параллельно этой мысли шли уже привычные, почти незаметные, как биение сердца, мысли о женщине, чей портрет висел в квартире Петровского.
“Кем она приходится ему? Какая связь между генералом и ею?” – думал я, шагая по заснеженной ночной улице.
2
Ненастной ночью, месяц спустя после первой встречи с Петровским, я и мои товарищи сидели в тесной холодной кабине самолета, который шел на запад, к Кенигсбергу. Отлично пригнанная и уже обношенная нами форма офицеров эсэсовской танковой дивизии “Великая Германия” совсем преобразила нас. За месяц мы прошли основательную подготовку: каждый отлично знал “свое” происхождение, “своих” родных в Германии, “своих” командиров и подчиненных в дивизии. Мы имели самые свежие сведения о действиях “нашей” дивизии, которую Гитлер бросал с фронта на фронт в надежде задержать стремительное продвижение советских войск. Этой дивизии везло не более других – ее жестоко трепали в боях, а командир ее, генерал Хеймнитц, несколько месяцев тому назад был убит.
Итак, мы знали все, что касалось нас самих, но мы не знали человека, с которым должны были встретиться в Кенигсберге. Он должен был ждать нас у вокзала, подойти и спросить, который час, потом предложить купить кольцо точно такое же, какое было надето на палец каждого из нас.
Спрыгнули и приземлились мы благополучно. Ночь проблуждали, разыскивая друг друга по придорожным полям. Привычка к подобным поискам и немалый опыт помогли к восьми часам утра собраться вместе у отмеченного на карте ориентира. Уже рассвело, и мы забрались в стог сена, чтобы дождаться темноты.
