Влюбленный д'Артаньян или пятнадцать лет спустя - Нимье Роже (читать книги бесплатно полностью без регистрации сокращений TXT) 📗
Что касается Ла Фолена, то он был мастер на все руки и заменял его преосвященству и привратника, и секретаря, и телохранителя, и шпиона, когда в том возникала необходимость.
Если кто?то желал получить аудиенцию у первого министра, он искал ее у Ла Фолена. Тот был крайне учтив, но многословием не отличался. Зато отличался большим дородством, обойти его было трудновато. Стоило совершить маневр, как он вновь возникал перед вами, такой же огромный, неприступный и учтивый.
Содружество Ришелье и Ла Фолена позволяло одному распоряжаться по своему усмотрению Францией, другому – делать то же самое с обедом.
Поскольку возводимое Ришелье здание гражданского и военного устройства было завершено, Ла Фолену угрожала эпоха праздности. Но он восполнил потерю прилежными наблюдениями за приготовлением кардинальского бульона.
Вот уже три года, как Ла Фолен делил стол с величайшим министром своего времени. Он уплетал пулярок, в то время как кардинал довольствовался отваром из них.
Результат не замедлил сказаться: вес Ла Фолена исчислялся двумястами тридцатью фунтами. Само собой разумеется, д'Артаньян опередил его на пути к кардиналу на двадцать шагов.
Ришелье поднял на мушкетера свое бледное лицо, отослал знаком Шарпантье, секретаря, и принялся рассматривать д'Артаньяна, как бы сопоставляя воспоминания с реальностью, вернее с тем мгновением, которое уже претворялось в будущее.
Мушкетер не дрогнув выдержал этот взгляд – атаку интеллектуальной кавалерии своей эпохи.
– Вы д'Артаньян?
– Это честь, что ваше преосвященство помнит меня.
– Я мало сплю и потому мало что забываю. Д'Артаньян поклонился, приняв, однако, тотчас же
полную достоинства позу.
– Вы все тот же?
Брови д'Артаньяна вздернулись при этом вопросе.
– Мне хотелось узнать, по плечу ли вам опасные путешествия?
– Опасные, монсеньер? Брови д'Артаньяна вздернулись в три раза выше.
– Что же вы не отвечаете?
– Поручение, монсеньер, всегда поручение. Опасность является после, если это угодно Господу.
– И вы не пытаетесь уйти от опасности?
– Это опасность уходит от меня.
Истинно гасконское хвастовство вызвало у кардинала улыбку. Он отхлебнул глоток того самого бульона, материальную суть которого предоставлял Ла Фолену, довольствуясь лишь самой эфемерной субстанцией. Затем перевел задумчивый взгляд на д'Артаньяна и – сколь ни странно – во взгляде мелькнула теплота, словно он, повелитель Франции, которого ждет смерть, впервые увидел настоящего француза.
Ришелье вышел из раздумья.
– Сохранили ли вы свое честолюбие?
– Честолюбие, монсеньер?
– Видите ли, вы из породы тех, кого призывают лишь в крайнюю минуту. Если опасность, им угрожающая, ничтожна, люди вашего склада прозябают в скуке.
Д'Артаньян принял похвалу кивком головы.
– Есть у вас привязанности в Париже?
– Ваше преосвященство знает привязанности человека удачи: два?три солдата, которые прощаются с ним, нс зная, настанет ли миг встречи.
– Никакой женщины?
– Никакой.
– Это существенно.
– Никакой, кроме мертвой.
Казалось, невидимая дрожь пробежала по воздуху от мушкетера к министру, и зловещая тень миледи скользнула по комнате.
Мушкетер тряхнул головой. Министр опустил веки.
– Какое везение, сударь, жить без женщин! Как легко вы чувствуете себя в седле! С уст кардинала сорвался необычный отрывистый смешок и перед д'Артаньяном всплыла странная картина: близкие Ришелье люди уверяли, что в минуты страха ему случалось бегать вокруг бильярда, испуская конское ржание[3].
– Считайте себя в бессрочном отпуске. Таково повеление короля.
– В отпуске?
– У вас есть возражения?
– Простите, монсеньер, но мне казалось, со стороны Перпиньяна изрядно несет порохом.
На лице кардинала мелькнула пренебрежительная усмешка.
– Вы считаете, Перпиньян достоин вас?
И, ощутив проблеск интереса, вызванный похвалой, его преосвященство продолжал:
– Осада! Неужели в вашем возрасте вы жаждете еще одной раны? Если вы совершите то, чего я от вас ожидаю, шевалье, я сделаю вас графом, женю на богатой женщине, которая нс пикнет при этом. На деньги этой женщины вы снарядите полк и станете в первой же кампании бригадным генералом. Вам тридцать пять лет. Вы кончите, по меньшей мере, генерал?лейтенантом. Чего еще желать вам в жизни?
– Монсеньер, это или слишком много, или слишком мало, потому что это означает: поручение невыполнимо.
– Этого нс было сказано, когда в один прекрасный день в обществе двух?трех друзей вы поскакали в Кале.
Намек на подвески королевы, брошенный тем самым человеком, который был в ту пору злейшим его врагом и который искал теперь его поддержки, заставил покраснеть нашего гасконца.
– То, что вы совершили тогда для королевы, вы можете совершить теперь для особы не менее благородной, но гораздо более долговечной.
– Для Франции! – пробормотал д'Артаньян.
– Быть может, еще более значительной, – вполголоса отозвался кардинал. Затем он добавил:
– Выбрать необходимые средства предоставляется вам самому. Вот вам мои инструкции. И вот моя подпись, чтоб обеспечить вас экипировкой. Возможно, данного вам снаряжения окажется недостаточно. Мчитесь вперед, как молния, выказывая рвение. Но может возникнуть задача и потруднее: затаитесь, как мертвец, если в этом будет необходимость. Держите.
И он протянул мушкетеру тяжелый запечатанный конверт.
– И вот средства. – Он указал на мешок у изножья кровати. – До свиданья, сударь.
Д'Артаньян склонился перед этой бледной тенью, которая, казалось, устремилась в будущее, и вышел. В мешке было пять тысяч экю.
IV. КАК ПЛАНШЕ ПОКУПАЛ МИНДАЛЬНОЕ ПЕЧЕНЬЕ…
Д'Артаньян был человеком действия, но его преосвященство произнес роковое слово, и это слово было «затаитесь».
Тараскон кишел королевскими и кардинальскими шпионами. И каждый шпион был наделен двумя глазами. К каждый из этих глаз, сам по себе мог совершить две вещи: как бы взвесить на кончиках ресниц полученный от Ришелье кошелек и одновременно проникнуть зрачком в надпись на толстом конверте, который был на попечении д'Артаньяна.
И потому мушкетер считал, что всего надежнее довериться своей лошади, которая устремилась навстречу солнцу по пути в Арль.
От Тараскона до Арля четыре лье. Иначе говоря, часовая прогулка под бренчание экю и под перезвон собственных мыслей.
При въезде в Арль раскинулась ярмарка и подле ярмарки была лужайка, где привязывали лошадей.
Наш гасконец расположился на траве. Поскольку он не подозревал свою лошадь в симпатии ни к роялистам, ни к кардиналистам, он, не торопясь, вскрыл конверт.
В этом конверте заключался другой, на котором было написано: «Вскрыть в Риме первого августа».
– Кажется, нам предстоит дорога в Рим,– пробормотал наш гасконец. – А это, что ни говори, лучше, чем тащиться в Швецию, как выпало Шарнасе, которому довелось утешать сразу двух королей – шведского и польского, из одной и той же династии Ваза.
В этот момент шагах в двухстах от него образовалось сборище, и это привлекло внимание нашего гасконца. Из толпы доносились крики, чаще всего слышалось слово «вор».
Д'Артаньян приблизился небрежным шагом старого солдата. Толпа клубилась вокруг перевернутого лотка со сластями. Нуга, пряники, фрукты в сахаре, миндаль, леденцы усеяли землю.
Жители Арля разделились на два лагеря. Один наблюдал, другой действовал.
Стоит ли пояснять, что первый состоял из арлезианцев и арлезианок, второй – из мальчишек и собак.
Эта вторая партия поклялась, кажется, подобрать с земли все до последней крошки.
Заинтересовавшись тем что происходит, д'Артаньян счел уместным развести враждующие стороны. У иных участников стычки, схваченных его стальными руками, лица вдруг стали точно такого же цвета, как нос господина Мюло, когда его исследования заходили за полночь.
Орудуя рукоятью шпаги, д'Артаньян не отказывался в то же самое время от доводов рассудка:
