Паруса смерти - Попов Михаил Михайлович (версия книг .TXT) 📗
— Погоди, — сказал он Антуану, спешившему поскорее скрыться с деньгами.
— Ты хочешь с меня за что-то вычесть, капитан?
— Нет, не бойся. Те шестьсот реалов, что ты держишь в своем мешке, твои. Ты их получил за ранение. А это, — капитан сам залез в сундук и достал оттуда горсть монет не считая, — а это тебе за то, что ты первым прыгнул на борт испанца, когда некоторые засомневались, стоит ли это делать.
По рядам собравшихся пробежал ропот одобрения.
В таком духе прошла вся церемония выдачи «пособий по инвалидности». Капитан был и справедлив и щедр. Вообще его представление в «Красной бочке» затмило все прежние, когда-либо имевшие место в этом заведении. Только старики, плававшие еще с нынешним губернатором, утверждали, что им доводилось видеть нечто подобное.
После того как были ублажены инвалиды, капитан Олоннэ решил рассчитаться со своим кредитором. Один из сундуков был назначен к отправке в губернаторский дворец. Всем желающим было позволено заглянуть в него. По правилам, на деньги можно было только смотреть, но отнюдь не касаться. Ибо всем было известно, что руки джентльменов удачи определенным образом намагничены от самого рождения, золото и бриллианты натуральным образом прилипают к ним.
Четыре матроса взялись уже за ручки, но их остановил голос капитана:
— Это еще не все, Моисей.
Повинуясь недоговоренному приказу капитана, Воклен вытащил из своего сундука четыре килограммовых слитка серого цвета. Олоннэ вытащил из-за пояса кинжал и поскреб им поверхность одного из кирпичей.
— Серебро, это серебро! — раздались голоса.
— Вы угадали. Ле Пикар! — последовала другая команда, и помощник капитана вывел на всеобщее обозрение двоих давешних мертвецов с белыми лицами. — Это Вилли и Фреди, матросы с голландского брига, захваченного в плен испанцами. Они семь месяцев работали на руднике. Покажите им свои руки.
Вилли и Фреди подняли руки ладонями вперед. Ладони были черного цвета.
— Они проработали там всего семь месяцев, и только поэтому у них осталась возможность выжить. Проработавших больше года не имело смысла спасать.
Послышались привычные проклятия в адрес «испанских собак» и «кастильских гадюк».
— Вилли и Фреди отправятся вместе с этим ящиком к его высокопревосходительству и расскажут ему многое о тайнах превращения испанского серебра в олово. Они были свидетелями подобных дел. Каждому из них я дарю по одному слитку. Один господину де Левассеру, ну и один мне на память. Мне, правда, не удалось добыть целый галион, груженный такими кирпичами, но, видит Бог, я не считаю себя проигравшим в споре с капитаном Шарпом.
Тут целая сотня глоток сообщила, что никто не считает капитана Олоннэ проигравшим в этом споре. А если найдется такой, который считает, так ему тут же выбьют все зубы.
После этого настала очередь папаши Говернье.
На столы, только что ломившиеся под тяжестью драгоценных металлов, хлынули блюда и бутылки. Угощение конечно же за счет капитана-победителя.
— Почему ты сам не отправился к губернатору? Он может оскорбиться, — осторожно поинтересовался Моисей Воклен, когда после первых пятнадцати бокалов они вышли на улицу.
Олоннэ улыбнулся:
— Не считай, что я об этом не подумал.
— Тогда я жду приказаний.
— Ты сейчас отправишься во дворец с зелеными жалюзи и сообщишь о моем прибытии.
— Ему, наверное, уже человек сто об этом сообщили.
— Не важно, каким быть, первым или сто первым, главное — прийти вовремя. Так вот, ты придешь и скажешь, что капитан Олоннэ просит разрешения прибыть с докладом и хочет узнать, когда это сделать удобнее, чтобы не нарушить планы его высокопревосходительства.
Воклен потер толстый лоб.
— Это так вежливо, что будет выглядеть оскорбительно.
— Не думаю. Ступай. А мы с Роже прогуляемся до нашего дома.
Глава десятая
«Этуаль» выволокли на берег. Три десятка матросов, вооружившись специальными скребками, приступили к очистке дна от всяческой налипшей на него дряни. Корсарский корабль должен быть в бою вертким, как дельфин, иначе ему ни в коем случае не выстоять против тяжелых многопушечных испанских судов.
Горы морских водорослей, ракушек, планктона, всего того, что соскабливалось с выпуклого днища, тут же сжигалось на огромных кострах. Получившийся в результате пепел продавали местным фермерам чуть ли не по цене серебра. Здешние красноземы истощались очень быстро, и не было Лучшего удобрения, чем «корсарский пепел».
Нашлась работа и многочисленным тортугским плотникам. Пришлось менять бизань-мачту, треснувшую почти по всей своей длине после попадания пятифунтового ядра во время сражения на рейде Коахиры. Это было самое тяжелое повреждение, но имелась в наличии и масса мелких, которые заделывались собственными силами команды во время плавания. Почти все палубные надстройки были в деревянных заплатах. Фальшборта походили на сито, многие реи обломаны, полубак напоминал руину. Пришлось также перетягивать весь такелаж, каждый фал, каждый канат.
Специально выделенная команда из восьми матросов занялась заготовкой мяса. Во-первых, это было намного дешевле, чем покупать, а во-вторых, еда, сделанная собственными руками, как-то надежнее: есть гарантия, что в бочке с солониной окажется именно солонина, а не позапрошлогодняя падаль. То же касалось и воды, этим, по традиции, всегда занимались те, кто должен был выйти в плавание.
За производством работ и всеми приготовлениями надзирал Моисей Воклен. От его внимательного ока не ускользала ни одна самая ничтожная недоделка, он был неутомим, никогда ничего не забывал, не брал в рот хмельного и никому не верил на слово.
В известном смысле его опасались даже больше, чем самого капитана.
Что делал капитан?
Отводил душу.
Из своего первого плавания он вернулся очень уж непохожим на себя прежнего.
Куда исчезла сдержанность, замкнутость? Большую часть дня он проводил в многочисленных кабаках на припортовых улицах. Правда, разборчивости своей полностью не утратил. Компания его, по местным меркам, была вполне приличной. Никому из представителей корсарской голытьбы и в голову бы не пришло сунуться к капитану Олоннэ с пьяными объятиями.
Сопровождали специалиста по испанскому серебру его помощник, зверски татуированный и беспощадный в рукопашном бою ле Пикар, беглый матрос французского торгового флота гасконец Ибервиль, владелец и капитан небольшого брига, также зашедшего для ремонта в гавань Тортуги. Его флибустьерская карьера складывалась не слишком удачно, поэтому он решил примкнуть к тому, над кем сам Господь простер руку своего благословения.
Вслед за этими тремя обязательно увязывалась пара-тройка офицеров французской колониальной пехоты. На этом острове подобная компания не выглядела парадоксально.
Побывал Олоннэ с визитом и в губернаторском дворце на званом приеме, где много ел, мало пил и почти совсем не разговаривал. Конечно же присутствующие лезли к нему с вопросами, он старался отвечать на них односложно или извиняющимися улыбками. Это, безусловно, лишь разжигало интерес к нему.
Его высокопревосходительство публично признал его победителем в споре с «ирландским шарлатаном» Шарпом, на что капитан Олоннэ ответил легким полупоклоном и постарался сменить тему разговора.
Женевьева, улучив момент, послала в его сторону взгляд, который любого другого мужчину сделал бы счастливым.
Капитан отвел глаза.
В конце вечера губернатор сказал ему, что у него есть желание поговорить наедине.
В затененном высокими плотными портьерами кабинете они уселись друг против друга в соломенные кресла. На одноногом столике из черного дерева, украшенном лазуритом, соседствовали кувшинчик с ромом и коробка с перуанскими сладостями. Губернатор сам наполнил небольшие серебряные рюмки с золотым ободком. Олоннэ лишь прикоснулся губами к напитку; впрочем, господин де Левассер поступил так же.
— У меня есть к вам предложение, капитан.
