Избранные сочинения в 9 томах. Том 5 Браво; Морская волшебница - Купер Джеймс Фенимор (книги онлайн полные версии бесплатно .txt) 📗
Взбежав вверх по трапу, Ладлоу узнал в нем старого моряка, исполнявшего должность бакового старшины.
— Наконец-то я вижу на своем судне пару открытых глаз, — сказал капитан. — Ты один из всей вахты не спишь.
— Мне доводилось огибать мыс Доброй Надежды никак не меньше пятидесяти раз, сэр, а моряк, ходивший в такое плавание, редко дожидается второго свистка боцмана. У молодых и глаза молодые, им сон — что еда, намаялись они нынче с пушками да снастями.
— А почему ты все глядишь в ту сторону? Я ничего там не вижу, только туман стелется над морем.
— Там французы, сэр, разве вы не слышите?
— Нет, не слышу, — сказал Ладлоу, внимательно прислушавшись. — Не слышу ничего, кроме плеска прибоя.
— Может, мне только чудится, но вроде бы весло стукнуло о банку, а ведь того и жди, что мусью при таком штиле пошлет на шлюпках своих людей поглядеть, что с нами сталось… А вон и огонь мелькнул, это так же верно, как то, что меня зовут Боб Стеньга.
Ладлоу молчал. Действительно, огонь маячил в той стороне, где стояли на якоре вражеские корабли, — он то появлялся, то исчезал, как будто по палубе несли фонарь. Наконец он медленно опустился и исчез, словно угас в воде.
— Этот фонарь нес какой-то разгильдяй, капитан Ладлоу, а теперь он спустился в шлюпку, — уверенно сказал старшина, покачав головой, и стал расхаживать по палубе с видом человека, которому все стало ясно.
Ладлоу, задумчивый, но спокойный, вернулся на шканцы. Он обошел спящих людей, никого не потревожив, даже не разбудил все еще спавшего гардемарина, и молча ушел в свою каюту.
Там капитан пробыл всего несколько минут. А когда он снова вышел на палубу, движения его были уверенны и решительны.
— Пора сменять вахту, мистер Риф, — прошептал он, подойдя вплотную к спящему вахтенному и не показывая вида, что ему известно, как позорно юноша забыл о своем долге. — Склянка кончается.
— Есть, есть, сэр! Сигнальщик, перевернуть склянку! — пробормотал молодой человек. — Прекрасная ночь, сэр, и такая тихая. Я как раз думал…
— …о доме и о своей матери. Что ж, дело молодое. Но нам с вами нужно еще кое о чем подумать. Вызовите на шканцы всех офицеров.
Когда полусонный гардемарин отправился выполнять приказ, Ладлоу подошел к Триселю, который все еще спал беспокойным сном. Легкого прикосновения пальцем оказалось достаточно, чтобы штурман вскочил на ноги. Первым делом старый моряк поглядел на снасти, потом на небо и наконец на своего капитана.
— Наверно, рана ваша запеклась и ночной воздух только усилил боль? — сказал Ладлоу мягко и сострадательно.
— Поврежденная снасть не может служить, как новая, капитан Ладлоу, но я ведь не пехотинец на марше, мне не нужна лошадь, я и так могу еще послужить.
— Я рад, что ты бодр духом, мой старый друг, тем более что нам, кажется, предстоит серьезное дело. Французы посадили на шлюпки десант, и вскоре, если мои сведения верны, мы встретимся с ними лицом к лицу.
— На шлюпки! — повторил штурман. — Я предпочел бы паруса и свежий ветер! Наш крейсер — быстрое судно, а когда дело доходит до шлюпок, тут уж все равно, что рулевой, что простой матрос!
— Ничего не поделаешь, приходится мириться с судьбой… А вот и собрался наш военный совет. Головы всё молодые, но зато сердца благородные.
Ладлоу подошел к кучке офицеров, собравшихся у шпиля. Здесь он в коротких словах объяснил, что заставило его разбудить их. Когда все поняли, какая опасность грозит крейсеру и что предстоит сделать, они разошлись и молча, но энергично принялись за необходимые приготовления. Топот на палубе разбудил десяток старых моряков, и они тотчас присоединились к офицерам.
В этих делах незаметно прошло полчаса. Наконец Ладлоу решил, что крейсер готов к бою. Из обоих носовых орудий вынули ядра и заменили их двойными зарядами шрапнели и картечи. Несколько фальконетов[208], которые довольно часто применялись в то время, были заряжены по самые жерла и поставлены так, чтобы держать палубу под непрерывным огнем, а на фор-марсе появилась целая куча оружия и боеприпасов. Артиллеристы положили около пушек спички, и команда выстроилась для переклички во фронт. Через пять минут капитан отдал необходимые приказания, и люди разошлись по местам. После этого на судне воцарилась такая тишина, что слышно было лишь журчание отлива да шелест волн на песке.
Ладлоу стоял рядом со штурманом на полубаке. Он был весь поглощен наблюдением за океаном и ловил малейший признак опасности. Ветра не было, только иногда с берега долетало горячее дуновение, предвещая, что скоро поднимется ветер. Небо было затянуто облаками, но кое-где сквозь них задумчиво мерцали звезды.
— Никогда еще такая тихая ночь не стояла над Американским материком, — негромко сказал Трисель, в раздумье покачивая головой. — А я вот, капитан Ладлоу, считаю, что, как только корабль отдает якорь, половины его достоинств как не бывало!
— Но у нас ведь мало людей, и, пожалуй, даже лучше, что им не придется лазать по реям и крепить снасти. Мы сможем все силы сосредоточить на защите крейсера.
— Это все равно что сказать ястребу — с подрезанными крыльями, мол, драться сподручней: ведь летать тогда ему не придется! Нет, судно создано для движения, а моряк — для того, чтобы искусно и проворно им управлять. Но что толку жаловаться, если от этого ни якорь не поднимется, ни ветер не наполнит паруса! А скажите, капитан Ладлоу, как вы полагаете насчет будущей жизни и всяких таких штук, какие порой слышишь, если случайным ветром тебя занесет в церковь?
— Вопрос этот, дружище, глубокий, как океан, и рассуждения могут привести к бессмыслицам еще почище тех, что бывают у нас в счислении курса… Но что это? Кажется, я слышу удары весел!
— Нет, это какой-то шум на берегу. Что ж, я не очень-то хороший лоцман по проливам религии. Тут всякий новый довод все равно что риф или песчаная мель; приходится ложиться на другой галс и лавировать, иначе я мог бы стать епископом, потому что все на свете оборачивается не тем концом. Да, ночь сегодня темная, все звезды попрятались. А я в жизни еще не видывал, чтобы вылазка удалась в такой темноте!
— Что ж, тем хуже для наших врагов… Постойте, уж теперь-то я ясно слышал, как скрипели весла в уключинах!
— Да нет же, это опять с берега, уж береговой шум я ни с чем не спутаю, — спокойно возразил штурман, все еще глядя на небо. — Мир, в котором мы с вами живем, капитан Ладлоу, устроен удивительным образом; но еще удивительней тот мир, куда мы держим путь. Говорят, что миры плавают вокруг нас, как корабли в океане, а ведь есть люди, которые верят, что когда мы покинем эту планету, то отправимся на другую, где каждый получит воздаяние за свои поступки, и выходит так, будто ты просто-напросто переходишь на другое судно со служебной характеристикой в кармане.
— Да, сравнение удачное, — отозвался капитан, перегибаясь через бортовые поручни и внимательно прислушиваясь. — Вы правы, я ошибся, это было лишь сопение дельфина.
— Ну, положим, так громко мог пыхтеть и кит. Ведь у этого острова много китов и крупных рыб, а на песчаных холмах к северу отсюда живут смелые гарпунеры. Как-то плавал я с одним офицером, который знал названия всех звезд на небе, и я, бывало, часами во время ночной вахты слушал его рассказы об их величине и всяких свойствах. Он уверял меня, что всеми светилами управляет одна сила, будь то метеоры, кометы или планеты.
— Наверно, он сам там побывал, если рассуждает так уверенно.
— Ну нет, этого я бы не сказал, хотя немногим довелось побывать так далеко на севере и на юге… Но я слышу какой-то шум вон там, где над самым морем мерцает звезда.
— А это не птица?
— Ну нет! Вон там, с правого борта, что-то виднеется. Это движутся на пас спесивые французы, и тот, кому посчастливится уцелеть, будет считать убитых и гордиться своими подвигами!
Штурман спустился с полубака и стал обходить команду. От смелого полета его мысли не осталось и следа, он теперь был всецело поглощен своим делом.
