Свидетель с копытами - Трускиновская Далия Мейеровна (читать онлайн полную книгу TXT) 📗
Оренбург взять не удалось, и, хотя войско росло, хотя пришло множество башкир, хотя одерживало победы, но голштинцы ощущали понятную тревогу. Они понимали, что императрица еще не принялась за бунтовщиков всерьез. И им не понравилось, что главный бунтовщик вдруг женился на молодой казачке. Раз ты для всех – государь Петр, имеющий законную жену, то и не смущай умы двоеженством, – так рассуждали голштинцы. А самозванец еще почище штуку выкинул – объявил, что вот войдет победным маршем в столицу – и женится на давней своей пассии Лизхен Воронцовой… Три жены у него будет, что ли?
Мнимый Эрлих и Фридрих Армштадт были прикомандированы к отряду атамана Овчинникова, где давали толковые советы и помогли взять штурмом Гурьев городок. Потом была еще одна победа – под Оренбургом, где у сделавшего неудачную вылазку отряда осажденных удалось отбить и пушки, и боеприпасы, и различную амуницию. Оттуда голштинцев с их знаменем послали штурмовать Уфу с атаманом Зарубиным. Это было большой неудачей. А потом разведка донесла – императрица наконец послала против мятежников карательный корпус из десяти кавалерийских и пехотных полков, командовал им Александр Ильич Бибиков, отлично показавший себя во время недавней семилетней войны с Пруссией. Голштинцы забеспокоились. Так называемый государь Петр Федорович осадил разом несколько сильных крепостей, а двигаться к столице не собирался.
И пошли поражения – одно за другим. Голштинцы делали все, что могли, – все же они были офицеры, а не мужики в лаптях. Бибиков удивлялся, что люди, непросвещенные в военном ремесле, что-то смыслят в стратегии и тактике. Все яснее делалось, что затея провалилась и пора уходить. Вдруг фортуна повернулась к мятежникам лицом, и даже заговорили в войске, что царь-батюшка идет на Москву. Голштинцы остались. А тут еще объявился мошенник Долгополов, сам себя назначивший посланником цесаревича Павла к родимому батюшке. Голштинцы поверили было – отчего бы наследнику, нелюбимому сыну матушки-интриганки, не прислать гонца? Но то, что Долгополов громко подтверждал царское происхождение самозванца, открыло им глаза. Он не мог не знать, что сходства между покойником и самозванцем нет ни малейшего.
Было уже лето, мороз голштинцев не допекал, они наловчились говорить по-русски, были на хорошем счету у атаманов, к войску присоединялись все новые люди, впереди маячила Москва, а за Москвой, статочно, и Санкт-Петербург. Отряды самозванца, выпустившего указы об освобождении крестьян, в деревнях встречали хлебом-солью и колокольным звоном. Но он, дойдя до границ Московской губернии, повернул на юг. Причина была простейшая – казаки устали воевать и собрались уходить в дальние степи, за Волгу и Яик. Они по доброте звали с собой голштинцев, а один человек предупредил, что казацкие полковники что-то недовольны «императором», так не вышло бы беды.
– Что нам делать в степях? – спросил Фридрих Армштадт.
– Мы можем уйти в Персию, – предположил Адольф Берг. – А оттуда пробираться к греческим островам, к Италии…
– Ты знаешь, где она, эта Персия?
Голштинцы раздобыли карту и поняли, что, спускаясь вместе с самозванцем вниз по Волге, они как раз и движутся к Персии. Но на плечах у них уже висели отряды Михельсона, который заменил умершего Бибикова. А волжские казаки отказались присоединяться к самозванцу.
Наконец произошел решительный бой – неподалеку от Астрахани. Кавалеристы отбили у мятежников пушки, там погиб Армштадт. Мнимый Эрлих и Берг бежали вместе с самозванцем за Волгу, непонятно куда. Там казацкие полковники, якобы для того, чтобы удобнее уходить от погони, разделили отряд, и голштинцы оказались вместе с атаманом Перфильевым. Во время стычки с карательным отрядом у реки Деркул был смертельно ранен Берг. Сам Перфильев со своими казаками попал в плен.
Мнимый Эрлих, раненый не столь опасно, был попросту всеми забыт на поле боя. Он выбрал покойника, схожего с собой, сунул ему за пазуху бумаги на немецком языке и карту, также с немецкими названиями, а у него забрал большой медный нательный крест и повесил себе на шею. Был сентябрь, близилась осень, нужно было пробиваться хоть к Самаре. Чтобы не мерзнуть ночью, мнимый Эрлих обобрал покойников. У него были деньги, но покупать провиант в деревнях он боялся. Следовало отойти как можно дальше от Деркула.
Он шел, и шел, и шел, и от голода и усталости мысли сделались простые и порой странные. Он развлекался беззвучными беседами с покойным императором, с государем Петром Федоровичем, с удивительным государем, любившим пить и курить трубку со своими офицерами, презиравшим русских вельмож, обещавшим победоносную войну.
– Я, ваше величество, ошибку совершил, – говорил он. – Очень хотелось верить, что вы живы, и служить вам. Да, я не бескорыстен, я желал и славы, и чинов, так ведь все желают. Я честно хотел заслужить эти чины. И вот я – никто, ваше величество…
Мысль о наследнике престола при этом присутствовала, но совершенно оформилась, когда покойник явился во сне и сказал: «Служи моему сыну». Иначе и быть не могло.
– Я служу, – ответил мнимый Эрлих.
– Верни ему престол.
– Я верну.
И после этого сна дела как-то пошли на лад. Он набрел на два трупа, лежавших прямо посреди дороги, и понял: налетчики захватили имущество и лошадей с экипажем, не постеснялись также отрубить одному трупу руку, на которой были неснимаемые перстни. Пошарив в карманах кафтанов и за пазухами камзолов, мнимый Эрлих обрел письма на немецком языке и паспорт на имя российского подданного Карла Эрлиха. Но пользоваться паспортом он опасался – мало ли, кем был и чем известен покойник. Решил приберечь для того дела, которое ждало его в столице.
Дело это было – убийство российской императрицы.
Глава 7
Вессель собрался с духом и прямо объявил своему гостю, что продать панагию не может – это затея опасная.
– Ну и трус же ты, – сказал на это мнимый Эрлих. – Добудь мне два камня. А нож у меня имеется. Конечно, мы немало потеряем на такой продаже, но другого пути нет.
Он сказал «мы» – и Вессель понял, что теперь он от своего злополучного гостя уже никак не отвяжется.
Выковыряв из панагии образ Богородицы и отстегнув цепь, мнимый Эрлих расплющил ее между камнями до полной неузнаваемости. Получилась корявая золотая лепешка.
– Унции две золота тут будут. Пойди, продай ювелиру, а цепочку – другому ювелиру, – велел он. – Сам не догадался? А картинку выбрось куда-нибудь.
Но выбрасывать образок Вессель не стал – какой-то внезапный страх помешал.
Он был религиозен ровно настолько, чтобы в случае тревоги, безденежья или болезни звать на помощь Господа. Таких опасностей, чтобы вопить от ужаса «Господи, помоги!», у него еще не случалось. И вот ему вдруг почудилось – если выбросить образок, то образок ему за это отомстит. И тогда Вессель спрятал Богородицу в карман летнего кафтана, висевшего за дверью под простыней.
Надо было отдать Карлу Эрлиху должное – цену деньгам он знал, но скупердяем не был. Когда Вессель принес ему сто сорок семь рублей, он даже не стал спрашивать, отчего так мало, а попросил купить хорошего провианта и красного вина для поправки здоровья. За ужином же все время подливал Весселю и шутил, что скоро у них будет довольно денег, чтобы снять прекрасную квартиру поблизости от Невского и носить бриллиантовые перстни. Но это казалось сказкой для детишек, в обычной же жизни все складывалось не столь радужно.
– Что ты так мрачен, любезный друг? – спросил он. И Вессель рассказал ему про свое сватовство к сестре аптекаря Бутмана.
– Страшнее черта, говоришь? – уточнил мнимый Эрлих.
Вессель покивал.
– Не торопись. Если тебе приспичит жениться, ты найдешь молоденькую хорошенькую дурочку, похожую на амурчика. А пока – не торопись.
– Я уже не так молод… – пробормотал Вессель. – Я хочу войти в дело, стать совладельцем…
– У меня найдется для тебя другое дело, любезный друг. Ну-ка, куда мы бросили мое тряпье?
