Графиня де Монсоро - Дюма Александр (читаемые книги читать TXT) 📗
– Я буду делать то, что нужно, – процедил Монсоро сквозь стиснутые зубы, – но не расстанусь с графиней.
Не успел граф произнести эти слова, как во дворе раздался топот копыт и громкие голоса.
Монсоро содрогнулся.
– Опять герцог! – прошептал он.
– Да, это он, – сказал, подойдя к окну, Реми.
Он еще не закончил фразы, а герцог, пользуясь привилегией принцев входить без объявления об их прибытии, уже вошел в комнату.
Монсоро был настороже. Он увидел, что первый взгляд Франсуа был обращен к Диане.
Вскоре неистощимые любезности герцога еще больше открыли глаза главному ловчему. Герцог привез Диане одну из тех редких драгоценностей, какие изготовляли, числом не более трех или четырех за всю жизнь, терпеливые и талантливые художники, прославившие свое время, когда шедевры, несмотря на то что их делали так медленно, появлялись на свет чаще, чем в наши дни.
То был прелестный кинжал с чеканной рукояткой из золота. Рукоятка являлась одновременно и флаконом. На клинке была вырезана с поразительным мастерством целая охота; собаки, лошади, охотники, дичь, деревья, небо были соединены в гармоническом беспорядке, который надолго приковывал взгляд к этому клинку из золота и лазури.
– Можно поглядеть? – сказал Монсоро, опасавшийся, не спрятана ли в рукоятке какая-нибудь записка.
Принц опроверг его опасения, отделив рукоятку от клинка.
– Вам, охотнику, – клинок, – сказал он, – а графине – рукоятка. Здравствуйте, Бюсси, вы, я вижу, стали теперь близким другом графа?
Диана покраснела.
Бюсси, напротив, сумел совладать с собой.
– Монсеньор, – сказал он, – вы забыли, что ваше высочество сами просили меня сегодня утром зайти к господину де Монсоро и узнать, как он себя чувствует. Я, по обыкновению, повиновался приказу вашего высочества.
– Это верно, – сказал герцог.
После чего он сел возле Дианы и вполголоса повел с ней разговор.
Через некоторое время герцог сказал:
– Граф, в этой комнате – комнате больного, ужасно жарко. Я вижу, графиня задыхается, и хочу предложить ей руку, чтобы прогуляться по саду.
Муж и возлюбленный обменялись свирепыми взглядами.
Диана, получив приглашение, поднялась и положила свою руку на руку принца.
– Дайте мне вашу руку, – сказал граф де Монсоро Бюсси.
И главный ловчий спустился в сад вслед за женой.
– А! – сказал герцог. – Вы, как я вижу, совсем поправились?
– Да, монсеньор, и я надеюсь, что скоро буду в состоянии сопровождать госпожу де Монсоро повсюду, куда она отправится.
– Великолепно! Но до тех пор не стоит утомлять себя.
Монсоро и сам чувствовал, насколько справедлив совет принца.
Он уселся в таком месте, откуда мог не терять принца и Диану из виду.
– Послушайте, граф, – сказал он Бюсси, – не окажете ли вы мне любезность отвезти госпожу де Монсоро в мой домик возле Бастилии? По правде говоря, я предпочитаю, чтобы она находилась там. Я вырвал ее из когтей этого ястреба в Меридоре не для того, чтобы он сожрал ее в Париже.
– Нет, сударь, – сказал Реми своему господину, – нет, вы не можете принять это предложение.
– Почему же? – спросил Бюсси.
– Потому что вы принадлежите к людям монсеньора герцога Анжуйского и монсеньор герцог Анжуйский никогда не простит вам, что вы помогли графу оставить его с носом.
«Что мне до того!» – уже собрался воскликнуть горячий Бюсси, когда взгляд Реми призвал его к молчанию.
Монсоро размышлял.
– Реми прав, – сказал он, – об этом нужно просить не вас. Я сам отвезу ее, ведь завтра или послезавтра я уже смогу поселиться в том доме.
– Безумие, – сказал Бюсси, – вы потеряете вашу должность.
– Возможно, – ответил граф, – но я сохраню жену.
При этих словах он нахмурился, что вызвало вздох у Бюсси.
И действительно, тем же вечером граф отправился со своей женой в дом возле Турнельского дворца, хорошо известный нашим читателям.
Реми помог выздоравливающему обосноваться там.
Затем, так как он был человеком безгранично преданным и понимал, что в этом тесном жилище любовь Бюсси, оказавшаяся под угрозой, будет очень нуждаться в его содействии, он снова сблизился с Гертрудой, которая начала с того, что отколотила его, и кончила тем, что простила ему.
Диана снова поселилась в своей комнате, выходящей окнами на улицу, комнате с портретом и белыми, тканными золотом занавесками у кровати.
От комнаты графа Монсоро ее отделял всего лишь коридор.
Бюсси рвал на себе волосы.
Сен-Люк утверждал, что веревочные лестницы достигли самого высокого совершенства и прекрасно могут заменить лестницы обыкновенные.
Монсоро потирал руки и улыбался, представляя себе досаду монсеньора герцога Анжуйского.
Глава ХL
Визит в домик возле Турнельского замка
У некоторых людей вожделение заменяет настоящую страсть, подобно тому как у волка и гиены голод создает видимость смелости.
Во власти такого чувства герцог Анжуйский и вернулся в Париж. Его досада, после того как обнаружилось, что Дианы больше нет в Меридоре, не поддается описанию. Он был почти влюблен в эту женщину и именно потому, что ее у него отняли.
Вследствие этого ненависть принца к Монсоро, ненависть, зародившаяся в тот день, когда принц узнал, что граф ему изменил, вследствие этого, повторяем мы, его ненависть превратилась в своего рода безумие, тем более опасное, что, уже столкнувшись раз с решительным характером графа, он собирался нанести удар из-за угла.
С другой стороны, герцог отнюдь не отказался от своих политических притязаний, и уверенность в своей значительности, приобретенная им в Анжу, возвышала его в собственных глазах. Едва возвратившись в Париж, он возобновил свои темные и тайные происки.
Момент для этого был благоприятный: многие склонные к колебаниям заговорщики на числа тех, кто предан не делу, а успеху, ободренные подобием победы, одержанной анжуйцами благодаря слабости короля и коварству Екатерины, заискивали в герцоге, связывая невидимыми, но крепкими нитями дело принца с делом Гизов, которые предусмотрительно оставались в тени и хранили молчание, очень беспокоившее Шико.
К этому надо добавить, что принц больше не вел с Бюсси откровенных политических разговоров. Лицемерные заверения в дружбе – вот и все, что он допускал. Принца безотчетно беспокоила встреча с Бюсси в доме Монсоро, и он сердился на молодого человека за доверие, оказываемое ему обычно столь подозрительным графом.
Его также пугало сияющее радостью лицо Дианы, эти нежные краски, делавшие ее такой восхитительной и желанной.
Принц знал, что цветы горят красками и благоухают только от солнца, а женщины – от любви. Диана явно была счастлива, а всегда завистливому и настороженному принцу чужое счастье казалось враждебным, направленным лично против него.
Рожденный принцем, герцог Анжуйский достиг могущества темными и извилистыми путями и привык прибегать к силе – будь то в делах любви или в делах мести, – после того как сила обеспечила ему успех. Так и сейчас он, поддерживаемый к тому же советами Орильи, счел, что для него зазорно быть остановленным в удовлетворении своих желаний столь смехотворными препятствиями, как ревность мужа и отвращение жены.
Однажды, после дурно проведенной ночи, истерзанный теми мрачными видениями, которые порождает лихорадочное состояние полусна, он почувствовал, что вожделения его дошли до предела, и приказал седлать коней, чтобы отправиться с визитом к Монсоро.
Монсоро, как известно, уже переселился в дом возле Турнельского дворца.
Услышав сие сообщение, принц улыбнулся.
То была сцена из меридорской комедии. Еще одна.
Для виду он осведомился, где находится этот дом. Ему ответили, что на площади Сент-Антуан, и тогда, обернувшись к Бюсси, который сопровождал его, принц сказал:
– Раз он возле Турнельского дворца, поедем к Турнельскому дворцу.
Кавалькада тронулась в путь, и вскоре эти две дюжины знатных дворян, составлявших обычную свиту принца, за каждым из которых следовали два лакея с тремя лошадьми, наполнили шумом весь квартал.
