Всадники - Яновский Юрий Иванович (читать полностью книгу без регистрации TXT) 📗
– Мы беседуем о заднепровской операции, – пробурчал он.
– Тем более вам не помешает знать о Каннах, – не спеша тянул старик, – это те самые Канны, о которых писал известный граф Шлиффен. В двести шестнадцатом году до нашей эры гениальный карфагенский полководец Ганнибал с пятьюдесятьютысячным войском уничтожил неподалеку от Канн семьдесят тысяч римского войска консула Теренция Варрона. Непобедимая карфагенская кавалерия во главе с Газдрубалом опрокинула кавалерию римской армии на правом крыле, промчалась по войсковым тылам и разгромила кавалерию левого римского крыла. В результате блистательного маневра Ганнибала римлянам пришлось отбиваться со всех четырех сторон одновременно, и карфагенские войска уложили на месте почти всех римлян. Да, Канны.
– То же будет и под Каховкой, – сказал молодой, – у римлян – Канны, у красных – Каховка.
Генерал с седым ежиком покачал головой.
– Эта смелая операция за Днепром, может быть, н завершится успешно, но генералу Бабиеву следует весьма и весьма остерегаться всевозможных неожиданностей, – процедил он сквозь зубы.
Рябой есаул пожал плечами, его генеральские погоны стали торчком, он знал, что на расстоянии человеческого голоса стоит бригада его головорезов и в решительную минуту он выведет их из резерва на преследование разгромленных красных.
– Не полагаете ли вы, ваше превосходительство, – сказал он, – что наш третий корпус и кавалерия генерала Бабиева ушла за Днепр только ради того, чтобы вернуться обратно?
Старый генерал допил молоко, прошелся, прихрамывая, к двери, повернул назад, его раздражала заносчивость этого мужлана.
– Хорошо, если вернутся, – буркнул он. – Ведь командовать красным фронтом поручено Фрунзе, – резко произнес он немного погодя, – и я бы не желал, – он остановился, глядя в окно, – я бы не желал, чтобы это были дурные вести…
Однако вбежавший в комнату офицер вовсе не походил на доброго вестника.
– Конец! – крикнул он. – Заднепровская операция провалилась! Под Каховкой погибли все танки! Сволочи!
Он повалился прямо на стол, на его губах выступила пена. Рябой есаул в генеральском чине мигом выскочил во двор, и оттуда донеслись его неистовые ругательства и нелепая команда бригаде.
Перекопская равнина начинается за Днепром, голый черный простор – ни реки, ни дерева, там и сям разбросаны редкие деревни и хутора, со всех сторон их окружают, точно море, жалкие островки – необъятные владения Фальц?Фейна. Осеннее солнце недолговечно, изредка выглянет оно из?за туч, которые как венчики разбросаны по небу. Конец октября студеный, похрустывает сухая и мерзлая трава. Весна детства – далече, в солоноватом тумане, на розовых берегах.
И чабанок Данило верхом на лошади едет по земле своего детства. Он стал уже чабаном, настоящим чабаном, правнуком Данила, сыном Григора. Над ним осень и горьковатый осенний степной воздух. Ни жаворонка в небе, ни аиста в траве, заснули в земле ящерицы, кузнечики позамерзли насмерть, и травы все сухие, и солнце уже не греет, только высоко под тучами улетают в теплые края последние птицы – осень.
Перед Данилом встает прадед, затерявшийся в этой равнине, встают воспоминания детства.
– Топчу, топчу первоцвет, – шепчет он.
Прадед вспомнился ласковый и древний, его старческий голос звучал в ушах Данила во все тяжкие минуты его юношеской жизни. И тогда откуда только брались силы и отвага, откуда рождалась песня – отголосок воли трудящегося рода!
Данило оглядывал убогую степь, точно впервые замечая ее девственность. Он подумал, как будет писать об этом. У него ворох мыслей, о них следует рассказать людям. В его лице род смутьянов завоюет себе право голоса на земле!
Он напишет историю своего рода, как шел этот род долгим вековым путем и пришел в революцию. Пусть же прадед не переворачивается в могиле: правнук запомнил и его слова и отцовскую недолю, запомнил и напишет. Это будет большая книга, и никто в ней не заплачет, как не плакали Данило, отец его, дед да прадед, жуя горький хлеб, обрабатывая земли на панов и богатеев, борясь голыми руками и не находя способа объединиться с другими бедняками.
Книга будет о четырех жизнях, и его будет четвертая, каждая начнется с того же детства. Над ними четырьмя будут петь те же жаворонки, те же травы зашелестят под ногами.
Молодой комиссар ехал по степи своего детства, возвращаясь в полк товарища Шведа, который стоял где?то в открытой степи, на самом крайнем фланге армии.
В штабе молодой комиссар выхлопотал для отряда одежду и сапоги, за ними придется послать, рассказал, как зябнут бойцы, находясь день и ночь в обледенелой степи. Ни топлива, ни кровли, ноги в тряпье, ветер холодный. Швед отыскал крохотный полуразвалившийся хуторок и посылал туда на отдых свой резерв. Лошадей у Шведа было мало, но он считал свой отряд кавалерийской частью, и даже полком, он кричал: “Переведу в пехоту!”, и это являлось самой страшной угрозой.
В штабе Данило не впервые убедился, что отряд не считают регулярным и на ответственные фронтовые участки не ставят, но самого Шведа трогательно любят. В штабе читали его рапорты, в которых он гордо сообщал, что его полк в составе ста двадцати двух сабель готов идти куда угодно. Старый путиловец – начальник штаба – только улыбался.
– Партизанщина, – говорил он снисходительно и в то же время добродушно.
Шведу послали как?то запрос о том, куда исчезли после боя пленные врангелевцы, он ответил, что в борьбе за идеал пленных у него не было, нет и не будет. Данило был единственный комиссар, которого он терпел у себя. И комиссару изо дня в день приходилось обламывать характер Шведа, постоянно наталкиваясь на отпор командира.
Какие только фантастические проекты Швед не выдумывал! Как?то раз, это был не более и не менее как морской десант, Швед намеревался, никого по обыкновению не предупреждая, разместить свой полк на рыбачьих шхунах и трамбаках, доплыть по морю и высадиться ночью вблизи Севастополя. Незаметно подкрасться, налететь, вырезать штабы, захватить, если удастся, самого Врангеля и затем скрываться в Крымских горах и биться, пока не придут свои.
– Сам Ленин узнает об этом, – говорил задумчиво Швед.
В другой раз его проект уничтожения Врангеля едва не кончился для него самого трагически. Улучив момент, когда комиссар отсутствовал (“Я тебе подсунул поддельный вызов в штаб, – рассказывал впоследствии Швед, – жалко было мне брать тебя с собой”), Швед переодел свой отряд в форму офицерского врангелевского полка и двинул на передовую. Он удачно выбрал место и уже готовился пуститься в рейдовую операцию, как вдруг на него налетела красная конная группа. Красные всадники столкнулись здесь с таким фактом: врангелевские офицеры, совсем не принимая боя, со страшной руганью сдались все до единого.
Данило ехал по степи и не мог отвязаться от мысли о неизвестном отряде, который, как говорили в штабе, появился в этих местах. Комиссар пустил коня шагом и затянул было песню, но пел недолго и без всякого чувства. Ветер катил курай и перекати?поле. У дороги лежала лошадь, она изредка поднимала голову и беспомощно оглядывала степь. В полукилометре валялась патронная двуколка без колес, и вдруг Данилу бросилось в глаза, что земля всюду истоптана копытами.
Он двинулся по следам, обнаруживая признаки быстрого, изнурительного марша. Теперь уже было не до пения. Следы вели по направлению к хуторку – базе Шведа. И вот вдали показался и сам хуторок. Над ним кружилось воронье.
Первый, кого увидел молодой комиссар, приблизившись к хуторку, был сам Швед в красных чакчирах и босой. Командир висел на дереве, верхушка которого была срезана снарядом. Вокруг – ни души. Во дворе валялись разбросанные бумаги. У крыльца трупы двух часовых с разрубленными головами. Ветерок кружил по двору сор и бумажки. Сквозь тучу прорвалось солнце, чтоб осветить невеселую картину. И среди тишины и смерти вдруг где?то на чердаке пропел петух.
– Эй, кто тут есть? – крикнул Данило, не слыша собственного голоса.
