Дитя Всех святых. Перстень с волком - Намьяс Жан-Франсуа (бесплатные онлайн книги читаем полные версии TXT) 📗
Сомнений больше не оставалось. Франсуа, нисколько не сдерживаясь, улыбнулся, причем видеть эту улыбку мог не только злобный альбинос, но и оба гигантских африканца, которые не упускали ничего из того, что происходило на площадке. Франсуа был уверен, что под своим черным покрывалом Зулейка улыбнулась ему тоже.
Повинуясь приказу правителя Хомса, черная королева переместилась вновь. И что это был за ход! Пройдя клетку наискосок направо, она встала прямо под ногами лошади Эль-Биеда. Одним движением она смахнула альбиноса, который в ярости удалился, подняв тучи золы и песка. Она осталась наедине с другим белым всадником.
Теперь Зулейка остановилась справа от Франсуа. Тот, пренебрегая всякой осторожностью, повернулся к ней лицом. Она не решилась сделать то же самое, но быстро кивнула, и этот кивок говорил обо всем яснее ясного. Зулейка стояла неподвижно, однако время от времени все же бросала на него взгляды, и Франсуа наблюдал, как черная статуя испускает изумрудные лучи.
Тем временем произошло некое происшествие, привлекшее внимание Франсуа. Абдул Феда резко окрикнул правителя Хомса, который, поначалу удивившись, набросился с руганью на одну из своих фигур. Причиной этого стал не кто иной, как Жан. В то время как наступила очередь правителя Хомса делать очередной ход, Жан переместился самостоятельно, не дожидаясь распоряжений. Рассерженный правитель велел ему вернуться на место, сделал другой ход — и игра продолжилась.
Белый всадник, к глубокому своему сожалению, вынужден был покинуть черную королеву. После того как он столько времени простоял неподвижно, Абдул Феда решил, наконец, использовать коня. Франсуа один за другим сделал несколько ходов, перемещаясь вперед и назад по шахматной доске и по ходу дела взяв двух пешек. Королева армии противника тоже много ходила. Фигуры покидали доску одна за другой. Было очевидно, что партия подходит к концу.
Франсуа получил новый приказ. Его он не понял — так же, как и предыдущие, — но по голосу Абдула Феды, в котором сквозило неприкрытое торжество, догадался, что удар должен стать решающим. Он ступил на клетку, которую указал ему слуга, неподалеку от Зулейки и правителя Хомса. Увидев, как тот побледнел, Франсуа понял, что предчувствия его не обманули. Тот же слуга показал ему, куда он должен встать теперь: не оставалось никаких сомнений, это была клетка черной королевы! Ему предстоит убрать ее!
Богиня переместилась в два прыжка. Если какое-то время назад Франсуа спрашивал себя, действительно ли Зулейка ему улыбалась, то теперь не оставалось никаких сомнений: оказавшись рядом, он услышал ее смех. Она бросила на него веселый взгляд. В тот же миг правитель Хомса склонил голову, признавая свое поражение. Он сделал знак всем фигурам, еще остававшимся на доске, расходиться. Партия была завершена.
Белому всаднику пришлось расстаться с черной королевой. Два мускулистых сарацина с обнаженными торсами куда-то увели ее и показали Франсуа, чтобы он присоединился к другим фигурам.
Тем временем правитель Хомса поздравлял своего противника с победой. Абдул Феда снимал белое одеяние.
— Знаешь ли ты, что если бы ты тогда сделал тот ход, на который твоя ладья решилась самостоятельно, все могло бы сложиться иначе?
Черная ладья оказалась в тот момент рядом и все слышала: Жан как раз снимал свой шлем.
— Я знаю это.
Абдул Феда с удивлением взглянул на человека с болезненным лицом, который был так не похож на местных и при этом изъяснялся на безупречном арабском языке.
— Кто он?
Правитель Хомса ответил вместо Жана:
— Это христианский священник и, без сомнения, лучший шахматист после вас. Это мой последний подарок вам.
Вечером в ярко освещенном саду дворца состоялось пышное празднество. Франсуа, Жан и другие участники партии, по-прежнему в своих костюмах, подносили блюда гостям. Под жалобные мелодии танцевали полуобнаженные женщины. Абдул Феда сидел между Зулейкой и Матильдой де Боржон и, как и предсказывал Тома Ларше, отдавал явное предпочтение последней.
Когда рабы закончили свою работу, им было разрешено поесть самим. После этого дня, наполненного столькими волнениями, Франсуа ужинал с большим аппетитом.
Ночью поднялся легкий ветерок. Франсуа услышал голос Жана, лежащего рядом:
— Мне холодно!
Да, это опять была она, малярия! Жан затрясся, заскрипел зубами. Его мучительно рвало. На Франсуа все еще оставалась теплая шерстяная накидка, он отдал ее брату, но кожа Жана по-прежнему оставалась ледяной.
Чуть позже их привели вместе с другими в большое сводчатое помещение, в котором Франсуа провел предыдущую ночь. Жан, не теряя здравого рассудка, боролся с недугом. Около часа он молчал, затем вдруг произнес:
— Книга…
Франсуа решил было, что начался очередной приступ бреда, но он ошибался.
— Книга, которая говорит истину, книга, в которой заключена великая тайна. Я говорил тебе о ней в хижине Ланноэ. Ты помнишь?
— Конечно!
— Франсуа, я знаю, что книга здесь. Она ждет меня! Я не могу, не имею права умереть. Я должен жить ради этой книги!
Мертвенно-бледное лицо Жана побагровело, и он запылал от жара. Ему стало нечем дышать. Внезапно одним рывком он поднялся.
— Они приближаются! Торопись!
В порыве отчаяния Франсуа закрыл руками уши, но все равно расслышал:
— Волки сошли с вершины холма. Они уже спускаются!
Глава 3
«КОГДА ТЮЛЬПАН УВЯЛ, РАСЦВЕСТЬ НЕ МОЖЕТ ОН»
Всю следующую неделю фигуры и пешки, принимавшие участие в игре, оставались запертыми в сводчатом зале, который служил им тюрьмой, и всю эту неделю Жан страдал от приступов малярии. За ним ухаживали Франсуа и Тома Ларше, они пытались успокоить его и приободряли, как могли.
Когда у него мутилось сознание и начинался бред, перед его внутренним взором вставала одна и та же сцена: Франсуа роет могилу для их матери, а волки стоят на холме и наблюдают за ним. В те минуты, когда бред отступал, Жан начинал говорить о книге.
Кормили их два раза в день другие рабы Абдула Феды. От них-то они и узнали причину их затянувшегося заключения: правитель Хомса по-прежнему оставался во дворце, а участь пленников должна была решиться лишь при его отъезде.
2 июля, в день Посещения Богородицей святой Елизаветы, впервые за много дней у Жана не было приступа: болезнь вступала в новую стадию, теперь приступы должны были повторяться реже, через день.
И мысли, которые из-за болезни брата Франсуа спрятал подальше, стали оживать вновь: шахматная партия, черная королева, изумрудный взгляд… Но это видение не успокаивало и не ободряло его, а, напротив, вызывало боль.
2 июля 1380 года, предсказание Тифании Рагнель, роды… 2 июля было днем смерти Ариетты. И вместо того, чтобы думать о ней, Франсуа уносится мыслями к другой женщине!..
Он закрыл глаза. Прошло уже два года, но образ жены оставался таким ярким, как будто он расстался с ней только вчера. Ничего удивительного: когда он отправлялся на войну, им случалось разлучаться надолго, и он всегда хранил воспоминания о ней.
На этот раз ему приходилось убеждать себя, что встречи не будет и всадница больше не помчится к нему по дороге, ведущей в замок. Все было кончено!.. Или нет, не кончено: Ариетта по-прежнему ждет его, только на этот раз под покрывалом с геральдическими лилиями, в их семейном склепе…
Жан уже уснул, и под удивленным взглядом Тома Ларше Франсуа тихо заплакал.
Слезы принесли облегчение. Кроме того, они помогли взглянуть на ситуацию с другой стороны. Ему сорок четыре года. Франсуа чувствовал, что находится в расцвете мужских сил. Он не мог даже предположить, что сулит ему будущее, но коль скоро случай представился, он не пойдет против природы, ибо до сих пор не утратил плотских желаний. Бог отобрал у него Ариетту, а его самого оставил в живых. Значит, следовало повиноваться воле Всевышнего. Причем незамедлительно!
Франсуа обернулся к Тома Ларше:
— Ты не знаешь, как попасть в гарем?
