Сын охотника на медведей. Тропа войны. Зверобой (сборник) - Купер Джеймс Фенимор (книги онлайн бесплатно без регистрации полностью .txt) 📗
– О, Джудит, милая Джудит! – воскликнула Хетти, после того как раны были перевязаны. – Всю свою жизнь отец мой добивался чужих волос. Где же теперь его собственные волосы?
– Перестань, сестрица! Отец открывает глаза и может нас услышать.
– Воды! – прошептал Хаттер, делая отчаянное усилие, и голос его звучал еще довольно твердо для человека, уже находящегося при смерти. – Воды, глупые девчонки! Неужели вы дадите мне умереть от жажды.
Дочери тотчас же принесли воды и подали ее раненому, это был первый глоток, полученный им после долгих часов мучительных страданий. Вода освежила пересохшее горло и на минуту оживила умирающего. Глаза его широко раскрылись, и он бросил на дочерей тот беспокойный, затуманенный взгляд, которым обычно сопровождается переход души от жизни к смерти.
– Батюшка, – сказала Джудит, приведенная в отчаяние своим бессилием спасти умирающего старика, – что мы можем сделать для тебя?
– Батюшка? – медленно и с расстановкой повторил Томас Хаттер. – Нет, Джудит, я не отец твой. Нет, Хетти, я не отец твой. Она точно была вашей матерью. Обыщите сундук: все там. Воды, еще воды!
Девушки выполнили его желание. Джудит, у которой сохранились более ранние воспоминания, чем у сестры, испытала неизъяснимую радость, услышав эти слова.
Между нею и ее мнимым отцом никогда не было особой симпатии. Подозрения не раз мелькали в ее уме, когда она вспоминала подслушанные ею разговоры отца и матери. Было бы преувеличением сказать, что она никогда не любила старика, но, во всяком случае, надо признаться: она теперь радовалась, что природа не наложила на нее долга любить его. Хетти испытывала совсем другие чувства. Она была не способна к тем тонким различиям, которые умела делать ее сестра, но натура у нее была глубоко привязчива, и она по-настоящему любила своего мнимого отца, хотя и не так нежно, как покойную мать. Ей больно было слышать, что он не имеет права на ее любовь. Смерть и эти слова как бы вдвойне лишали ее отца. Не будучи в силах совладать с собой, бедная девушка отошла в сторону и горько заплакала.
Это несходство в настроении у обеих девушек заставило их в течение долгого времени хранить молчание.
Джудит часто подавала воду страдальцу, но не хотела докучать ему расспросами, отчасти щадя его, но еще больше, говоря по правде, из боязни, как бы дальнейшие объяснения не изгнали приятной уверенности, что она не дочь Томаса Хаттера. Наконец Хетти осушила свои слезы, подошла ближе и села на стул рядом с умирающим, который лежал, вытянувшись во весь рост, на полу.
Подушкой ему служила груда оставшейся в доме старой одежды.
– Батюшка, – сказала Хетти. – Разрешите называть вас отцом, хоть вы и говорите, будто вы не отец мне. Отец, позвольте почитать вам Библию. Мать всегда говорила, что Библия приносит утешение страждущим. Она часто тосковала, страдала и тогда заставляла меня читать Библию. Это всегда приносило ей облегчение. Много раз мать слушала меня, когда слезы лились у нее из глаз, а под конец начинала улыбаться и радоваться. Отец, вы и не знаете, какую пользу может принести вам Библия, потому что никогда не испытывали этого! Теперь я прочитаю вам главу, которая смягчит ваше сердце, как смягчила сердце гуронов.
Хаттер бросил вокруг себя беспокойный, блуждающий взгляд, но вскоре нетерпеливым движением руки подал знак, чтобы чтение началось. Исполненная необыкновенного одушевления, Хетти громким и твердым голосом прочла все те главы, где страдалец Иов, проклявший день своего рождения, примиряется наконец со своей совестью.
– Вы теперь чувствуете себя лучше, батюшка? – спросила Хетти, закрывая книгу. – Матушке всегда было лучше, когда она читала Библию…
– Воды! – вскричал старик. – Подай мне воды, Джудит! Язык мой, не знаю отчего, горит ужасно.
Джудит, потрясенная, отвернулась.
– Это то самое, бедная Хетти, да, это то самое. Теперь мой язык остудился, но что будет потом?
Эти слова заставили умолкнуть даже простодушную Хетти. Она не нашлась, что ответить на вопрос, проникнутый таким глубоким отчаянием. Сестры ничем не могли помочь страдальцу. Лишь время от времени они подносили воду к его пересохшим губам. Тем не менее Хаттер прожил дольше, чем смели надеяться девушки, когда нашли его. По временам он невнятно говорил что-то, хотя гораздо чаще губы его шевелились беззвучно. Джудит напряженно прислушивалась и могла разобрать слова: «муж», «смерть», «пират», «закон», «скальпы» и несколько других в том же роде, хотя они и не составляли законченных фраз, имеющих определенное значение. Все же эти слова были достаточно выразительны, чтобы их могла понять девушка, до которой не раз доходили слухи, рисующие прошлое ее мнимого отца довольно мрачными красками.
Прошел час, трудный час физической и нравственной пытки. Девушки совсем забыли о гуронах, и тяжелая картина страданий удалила от них всякое представление об опасности. Даже Джудит, имевшая основательные поводы бояться индейцев, не вздрогнула, когда услышала шум весел. Она тотчас сообразила, что это, без сомнения, ковчег приближается к «замку».
Твердыми шагами и без малейшего страха она вышла на платформу и действительно увидела невдалеке плавучий дом своего мнимого отца. Уа-та-Уа, Чингачгук и Генри Марч стояли на передней части парома и тщательно осматривали «замок», подозревая присутствие в нем скрытых врагов. Окрик Джудит немедленно успокоил их, и через несколько минут ковчег остановился на обычном месте.
Джудит не сказала ничего о своем отце, но Генри Марч по выражению ее лица понял ясно, что дела идут не совсем обычным порядком. Он первый вошел в «замок», но уже далеко не с тем дерзким и наглым видом, какой обыкновенно характеризовал все его поступки. Хаттер, как и прежде, лежал на спине, и младшая дочь обмахивала его опахалом. События этого утра вызвали значительную перемену в поведении Непоседы. Несмотря на умение плавать и готовность, с которой он прибегнул к единственному средству своего спасения, его беспомощное положение в воде, когда он был связан по рукам и ногам, произвело на Марча такое же впечатление, какое близость неминуемой кары производит на большинство преступников. Страх смерти и сознание полной физической беспомощности еще жили в его воображении. Отвага этого человека была в значительной мере следствием его физической мощи, а отнюдь не твердости воли или силы духа. Герои такого рода обычно теряют значительную долю своего мужества, когда им изменяют телесные силы. Правда, Непоседа был теперь и свободен и крепок по-прежнему, но то, что произошло, еще не изгладилось из его памяти. Впрочем, если бы ему суждено было прожить целое столетие, то и тогда все пережитое за несколько мгновений, проведенных в озере, должно было бы оказать благотворное влияние если не на его манеру держаться, то, во всяком случае, на характер.
Непоседа был глубоко потрясен и удивлен, застав своего старого приятеля в таком отчаянном состоянии. Во время борьбы с гуронами в «замке» он был слишком занят, чтобы интересоваться судьбой товарища.
Индейцы старались захватить его самого живьем, не прибегая к оружию. Вполне естественно, что Непоседа думал, будто Хаттер попросту попал в плен, тогда как ему самому удалось спастись благодаря своей неимоверной физической силе и счастливому стечению обстоятельств. Смерть в торжественной тишине комнаты была для него в новинку. Хотя Непоседа и привык к сценам насилия, но ему еще никогда не приходилось сидеть у ложа умирающего и следить за тем, как пульс постепенно становится все слабее и слабее. Несмотря на перемену в его чувствах, манеры у него остались в значительной степени прежними, и неожиданное зрелище заставило его произнести следующую весьма характерную речь.
– Ну, старина, – сказал он, – эти пройдохи доконали тебя порядком, черт бы их побрал! Вот ты лежишь теперь на досках и уж, видно, не встанешь никогда. Я рассчитывал, что тебя отведут в ирокезский лагерь, и никак не думал, что дело примет такой оборот.
Хаттер открыл полупотухшие глаза и бросил блуждающий взор на говорившего. Смутные воспоминания охватили его при взгляде на знакомые черты, которые не мог осознать его затуманенный мозг.
