Графиня де Монсоро (ил. Мориса Лелуара) - Дюма Александр (книги полностью .TXT) 📗
— Ты прав, — сказал герцог, — значит, ты его остерегаешься?
— Графа Монсоро? Еще бы, черт побери!
— Что ж, и я тоже. Истинно скажу, мне кажется, он нарочно все выдумал со своей смертью.
— Нет, даю слово, нет! Ему честь по чести проткнули грудь шпагой. Этот болван Реми, который спас его, поначалу было даже подумал, что он мертв. Да-а, у этого Монсоро душа, должно быть, гвоздями к телу приколочена.
Они подошли к оранжерее.
Диана улыбалась герцогу с особой обворожительностью.
Первым вошел принц, потом — Диана. Монсоро хотел последовать за ними, но, когда носилки поднесли к дверям, оказалось, что внести их внутрь невозможно: стрельчатая дверь, глубокая и высокая, была, однако, не шире самого большого сундука, а носилки графа Монсоро были шириной в шесть футов.
Глянув на чрезмерно узкую дверь и чрезмерно широкие носилки, Монсоро зарычал.
Диана проследовала в оранжерею, не обращая внимания на отчаянные жесты мужа.
Бюсси, прекрасно понявший улыбку молодой женщины, в сердце которой он привык читать по ее глазам, остался возле Монсоро и сказал ему предельно спокойным тоном:
— Вы напрасно упорствуете, господин граф, дверь очень узка, и вам никогда через нее не пройти.
— Монсеньор! Монсеньор! — кричал Монсоро. — Не ходите в эту оранжерею, там смертельные испарения от заморских цветов! Эти цветы распространяют самые ядовитые ароматы, монсеньор!
Но Франсуа не слушал: счастливый тем, что рука Дианы находится в его руке, он, позабыв свою обычную осторожность, все дальше углублялся в зеленые дебри.
Бюсси подбадривал графа Монсоро, советуя терпеливо переносить боль, но, несмотря на его увещания, случилось то, что и должно было случиться: Монсоро не смог вынести страданий; не физических — на этот счет он был крепче железа, — а душевных.
Он потерял сознание.
Реми снова вступил в свои права. Он приказал отнести раненого в дом.
— А теперь, — обратился лекарь к Бюсси, — что мне делать теперь?
— Э! Клянусь богом! — ответил Бюсси. — Кончай то, что ты так хорошо начал: оставайся возле графа и вылечи его.
Потом он сообщил Диане о несчастье, случившемся с ее мужем.
Диана тотчас же оставила герцога Анжуйского и поспешила к замку.
— Мы добились своего? — спросил ее Бюсси, когда она проходила мимо.
— Я думаю, да, — ответила она, — во всяком случае, не уезжайте, не повидав Гертруду.
Герцог интересовался цветами лишь потому, что глядел на них с Дианой. Как только она удалилась, он вспомнил предостережения графа де Монсоро и покинул оранжерею.
Рибейрак, Ливаро и Антрагэ последовали за ним.
Тем временем Диана вернулась к своему мужу, которому Реми давал вдыхать нюхательные соли.
Вскоре граф открыл глаза.
Первым его движением было вскочить, но Реми предвидел это, и графа заранее привязали к постели.
Он снова зарычал, оглянулся вокруг и заметил стоявшую у его изголовья Диану.
— А! Это вы, сударыня, — сказал он. — Весьма рад вас видеть, ибо хочу поставить вас в известность, что нынче вечером мы уезжаем в Париж.
Реми поднял крик, но Монсоро не обратил на Реми никакого внимания, словно его здесь и не было.
— Вы хотите ехать, сударь? — спросила Диана со своим обычным спокойствием. — А как же ваша рана?
— Сударыня, — сказал граф, — нет такой раны, которая бы меня удержала. Я предпочитаю умереть, нежели страдать, и даже если мне суждено умереть в дороге, все равно, нынче вечером мы уедем.
— Что ж, сударь, — сказала Диана, — как вам будет угодно.
— Мне угодно так. Готовьтесь к отъезду, будьте добры.
— Собраться мне недолго, сударь, но нельзя ли узнать, чем вызвано столь внезапное решение?
— Я вам отвечу, сударыня, тогда, когда у вас больше не будет цветов, чтобы показывать их принцу, либо тогда, когда мне прорубят везде достаточно широкие двери, чтобы мои носилки могли проходить повсюду.
Диана поклонилась.
— Но, сударыня… — начал Реми.
— Графу так угодно, — ответила Диана, — мой долг — повиноваться.
И Реми понял по незаметному знаку молодой женщины, что ему не надо соваться со своими замечаниями. Он замолчал, пробормотав себе под нос:
— Они мне убьют его, а потом люди скажут, что во всем виновата медицина.
Между тем герцог Анжуйский готовился покинуть Меридор.
Он изъявил барону свою глубокую благодарность за прием и вскочил на коня.
В этот момент показалась Гертруда. Она громко сообщила герцогу, что ее госпожа, занятая возле графа, не будет иметь чести засвидетельствовать ему свое почтение, и тихонько шепнула Бюсси, что Диана вечером уезжает.
Герцог и его свита отбыли.
Надо сказать, что герцог не отличался сильной волей, он был подвластен минутным прихотям.
Диана, суровая, недоступная, ранила его чувства и отталкивала его от Анжу. Диана, улыбающаяся, была приманкой, удерживала его в этом краю.
Не зная о решении, принятом главным ловчим, герцог всю дорогу размышлял о том, как опасно будет слишком быстро пойти на уступки королеве-матери.
Бюсси это предвидел и очень рассчитывал на желание принца задержаться в Анжу.
— Послушай, Бюсси, — сказал ему герцог, — я вот о чем думаю…
— Да, монсеньор, о чем же? — спросил молодой человек.
— О том, что не следует мне сразу же соглашаться с доводами моей матери.
— Ваша правда. Она и так уже считает себя великим политиком.
— Если, понимаешь, если мы попросим ее подождать неделю или, вернее, протянем эту неделю, устроив несколько празднеств, на которые пригласим дворянство, мы покажем нашей матушке, как мы сильны.
— Великолепная мысль, монсеньор. Однако, мне кажется…
— Я останусь здесь на неделю, — сказал герцог, — и благодаря этой отсрочке вырву у матери новые уступки, помяни мое слово.
Бюсси, казалось, погрузился в глубокие размышления.
— И в самом деле, монсеньор, вырывайте, вырывайте, но смотрите, как бы от этой отсрочки ваши дела, вместо того чтобы выиграть, не пострадали. Король, например…
— Что король?
— Король, не зная ваших намерений, может рассердиться, он очень вспыльчив, король.
— Ты прав, надо послать кого-нибудь к брату, чтобы приветствовать его от моего имени и сообщить, что я возвращаюсь; так я получу ту неделю, в которой нуждаюсь.
— Да, но этот кто-нибудь очень рискует, — сказал Бюсси.
Герцог Анжуйский улыбнулся своей кривой улыбкой.
— В том случае, если я переменю свои намерения, не так ли?
— Э! Несмотря на обещание, сделанное вашему брату, вы их перемените, коли ваши интересы того потребуют, не так ли?
— Еще бы, черт побери!
— Очень хорошо. И тогда вашего посланника отправят в Бастилию.
— Мы не скажем ему, зачем он едет, просто дадим ему письмо.
— Напротив, — возразил Бюсси, — не давайте ему письма и скажите.
— Но тогда никто не захочет взять на себя это поручение.
— Полноте!
— Ты знаешь человека, который за это возьмется?
— Да, знаю одного.
— Кто он?
— Это я, монсеньор.
— Ты?
— Да, я. Мне нравятся трудные поручения.
— Бюсси, милый Бюсси, — вскричал герцог, — если ты это сделаешь, можешь рассчитывать на мою вечную признательность!
Бюсси улыбнулся, он знал пределы той признательности, о которой говорил его высочество.
Герцог решил, что Бюсси колеблется.
— И я дам тебе десять тысяч экю на твое путешествие, — прибавил он.
— Да что вы, монсеньор, — сказал Бюсси, — помилосердствуйте, разве за такое платят?
— Значит, ты едешь?
— Еду.
— В Париж?
— В Париж.
— А когда?
— Когда вам будет угодно, черт побери!
— Чем раньше, тем лучше.
— Разумеется. Ну и?
— Ну…
— Сегодня вечером, если желаете, монсеньор.
— Храбрый Бюсси, милый Бюсси, так ты действительно согласен?
