Тайна пирамиды Хирена - Голубев Глеб Николаевич (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений .TXT) 📗
Посмотрев на Павлика, я удивился. Он уже бодро сидел на койке. Перехватив мой взгляд, раис подмигнул мне и засмеялся. А Павлик как ни в чем не бывало сказал:
— Очень противное лекарство, — и, покачав головой, сплюнул.
Сидевшая рядом Зиночка тут же укоризненно стукнула его кулаком по затылку.
На следующий день, когда вернулись остальные участники экспедиции, он уже был совершенно здоров, бодр и деятелен, как всегда. На руке не осталось никаких следов от укуса.
Мы сразу же начали собираться домой, в Москву. Упаковка находок для дальнейшего путешествия заняла три дня. И вот наступил последний вечер расставания…
Все мы очень соскучились по дому и последние дни сборов жили радостным ожиданием близкой дороги. Но теперь вдруг почувствовали легкую грусть, словно, уезжая, оставляли здесь, на этих выжженных солнцем берегах, кусочек своего сердца.
С жителями селения у нас сразу установились превосходные дружеские отношения. В каждом доме мы — желанные гости, к нам запросто приходят, когда надо посоветоваться по каким-нибудь делам. Женщины селения подружились с Зиночкой, а ребятишки почему-то особенно полюбили Андрюшу Аккуратова. Стоит только ему появиться на улице, как его немедленно окружает стая галдящей ребятни, среди которой он выглядит особенно монументальным.
А местные жители повидали немало археологов из разных стран, так что их дружеское расположение нам особенно дорого и приятно. Отсюда и грусть расставания, хотя все мы знаем, что осенью увидимся снова.
Мне, пожалуй, было особенно невесело, потому что к этой грусти примешивалась и горечь оттого, что мы так мало успели сделать, а главная загадка по-прежнему остается неразгаданной. Единственным утешением служила моя твердая решимость непременно вернуться сюда осенью, когда спадет жара, и довести поиски таинственной гробницы до победного конца.
Но тут же возникала тревожная мысль: «А ведь Вудсток со своей шайкой пока остается здесь. Кто знает, не опередят ли они нас…»
Жители селения устроили нам торжественные проводы. До глубокой ночи звучали песни, танцоры сменяли один другого, поднимая пыль босыми пятками. Даже всегда сдержанный раис пустился в пляс.
И только старый. Ханусси остался верен себе. Прощаясь со мной, он учтиво прижал обе руки к сердцу, но упрямо назвал меня «господином»:
— Счастливого пути и скорого возвращения, йа хавага…
До Асуана мы плыли на большой самоходной барже. Река плавно несла нас мимо унылых берегов, лишь кое-где оживляемых зеленью редких селений. Если бы не деревья вокруг, дома можно бы и не заметить: серая глина их стен сливалась с песками.
Навстречу нам, тяжело пыхтя, шел старенький смешной пароходик, похожий скорее на какой-то нелепый двухэтажный паром. Рядом с трубой, из которой густо валил жирный дым, печально поник в неподвижном воздухе пестрый флаг. В бинокль на нем все же удалось разобрать изображение богини Маат. Значит, наши коллеги, археологи. Мы помахали им шляпами и платками.
И снова река пустынна. Только важно вышагивает по отмели голенастая цапля, да на верхушке песчаного бугра, разглядывая нас, стоит черная коза, зашедшая далеко от дома.
Селения редки, зато как часто попадаются древние руины. Настоящий парад древних храмов и крепостей! Плывешь мимо них и словно листаешь страницы живой и трепетной истории.
Проплывая мимо Дерра, мы все столпились на правом борту, пытаясь получше рассмотреть высящуюся над самой водой величавую колоннаду пещерного храма. Как и храм в Абу-Симбеле, его построили во времена все того же Рамзеса II. Он славится своими расписными чудесными рельефами из красного песчаника. Его тоже намечено сохранить, перенести в безопасное место подальше от реки. Вон у подножия колонн копошатся люди.
Потом мы так же дружно, вызывая ярость капитана, все бросаемся на левый борт, чтобы полюбоваться аллеей сфинксов, протянувшейся от реки к двум приземистым башням. Это «Дорога бога» — вход в храм, наполовину упрятанный в скалу. И построили его тоже во славу неугомонного Рамзеса. Поразительный был все-таки честолюбец! Мало того, что он буквально весь Египет усеял своими памятниками, храмами или просто хвалебными надписями, даже здесь, на границе Нубийской пустыни, их находят десятками. Нет, он еще обожал и присваивать себе чужие памятники, попросту приказывая стирать с них имя прежнего фараона и ставить свое. Задал он египтологам работки такими подлогами…
А вот суровые башни другого храма, торчащие прямо из воды возле Дакки, — страничка уже совсем иной эпохи. В III веке до нашей эры его построил один нубийский царь.
Это уже свидетельство того, как Нубия, с древнейших времен привлекавшая своими богатствами, словно золотым магнитом, алчность фараонов, поднимает голову и сама переходит в наступление. Она завоевывает Египет исподволь, постепенно перенимая его более высокую культуру: сначала дает ему непобедимых воинов для дворцовой стражи, потом ее отдельные сыны сами пробиваются к трону и становятся фараонами всего Египта, хотя и на короткое время, как Хирен. А позднее нубийский царь Шабака положит начало целой династии фараонов. Она так и войдет в историю под названием династии «эфиопских царей».
Постепенно река сужается, исчезают последние клочки зелени на берегах. Ее сжимают угрюмые скалы, фиолетовые с одной стороны, желтоватые на другом берегу. Они образуют теснину, которая носит весьма образное название — Баб аль-Калябша. В переводе это значит «Наручники». Вот и селение Калябша, возле него — древний храм, восстановленный еще во времена римского владычества, а неподалеку, конечно, полотняные палатки археологов и флаг с изображением богини Маат на высоком шесте.
Кажется, здесь работают немцы. Очень тянет пристать к берегу, порасспросить о находках, осмотреть замечательные росписи храма, они изображают в поразительных по своей жизненности рисунках древнюю легенду о юном нубийском боге солнца Мандулисе и прекрасной богине Уаджит.
Но надо спешить, и река властно несет нас дальше.
И вот в расщелине правого берега показались знаменитые каменоломни, откуда в древности добывали розовато-черный асуанский гранит. Уже близился вечер, и я с трудом отыскал в бинокль черневший в скале вход в маленькое святилище, где, говорят, сохранились до наших дней надписи мастеров-строителей и надсмотрщиков и даже их бюсты, изваянные прямо в стенах, — своего рода маленький производственный музей.
А немного ниже по реке перед нами возникла во всем ее грандиозном размахе картина великой современной стройки. Садд аль-Аали, высотная Асуанская плотина, — о ней уже сейчас слагают легенды и песни по всей стране. Исполинской стеной в сто одиннадцать метров высоты она перекроет скоро русло Великого Хапи, и тогда площадь египетских полей сразу увеличится в полтора раза, а города и новые заводы получат дешевой электрической энергии в десять раз больше, чем имеет сейчас Объединенная Арабская Республика.
Мы проплывали мимо карьера стройки уже в темноте. Но над ним сияло такое зарево бесчисленных огней, что казалось — вот сейчас оттуда, из-под земли, снова поднимется солнце. Огни на решетчатых мачтах подъемных кранов сверкали ярче звезд.
Темнота скрыла от нас священный остров Филе с его прекрасными храмами. Сбавив ход, словно ощупью, наша баржа медленно пробиралась среди островков первого порога. Совершенно голые, источенные ветрами, они были в свете прожектора нежно-розовыми, как забравшиеся в воду поросята. А потом впереди показалась цепочка фонарей на старой Асуанской плотине, а за нею — городские огни, рассыпавшиеся по гористому берегу.
В Асуане мы задерживаться не стали. Очень хотелось, конечно, заглянуть на стройку, где трудились три тысячи наших земляков, советских специалистов — целая армия мира и дружбы. Но уже истекал срок наших виз, были заказаны билеты на самолет, а еще предстояло хорошенько запаковать перед морским путешествием и сдать на пароход весь груз, — мы поспешили в Каир.
Поезд шел вдоль Нила, сначала по правому берегу, потом — по левому; и опять продолжался парад древних дворцов и храмов, снова одна за другой открывались перед нами страницы ожившей истории: Луксор и Карнак с развалинами «стовратых Фив», Файюмский оазис, песчаная равнина Саккара, где Гонейм недавно раскопал знаменитую «потерянную пирамиду». Потом «рукотворными горами», как назвал их наш любознательный земляк Григорий Григорович-Барский, странствовавший по Египту еще в XVIII веке, поднялись впереди в сероватой дымке пирамиды Гизе…
