Булатный перстень - Плещеева Дарья (читаем книги онлайн txt) 📗
Хотя на улицах, начертанных на кронштадском плане еще Петром Великим, было полно народа, Ероха не желал ни к кому обращаться. Он встал, покачиваясь и держась за голову, воссоздал умственно свой путь и понял — следовало от той скамьи не прямо идти, а взять вправо. Тогда бы и вода явилась в любом количестве.
Ероха повернул, и изрядно побродив, оказался на чьем-то огороде, долго спотыкался в грядках, затем вышел-таки к воде, но купаться в ней не отважился — это был грязный ров, окружавший с запада кронштадские бастионы. За рвом простиралась малообжитая часть Котлина. Ероха опять взялся за голову и несколько минут спустя понял свою ошибку.
— Долбать мой сизый череп… Я ж право и лево спутал…
Он повернул назад, и тут ангел-хранитель, видать, сжалился над ним — вскоре навстречу попалась знакомая физиономия.
— Майков! — заорал Ероха. — А я тебя ищу! Счастливая планида!
— Ты, сударь, кто? — строго спросил Майков, возглавлявший странное воинство, одетое кто во что горазд и с рожами самыми каторжными.
— Ерофеев я! Не признал?
— Знавал я мичмана Ерофеева, беднягу. Сказывали, совсем спился. Царствие ему небесное, — хладнокровно отвечал офицер.
— Да как же небесное? Вот ведь я!
— Ты не Ерофеев покойный. Ты — Ероха. Ступай, проспись, — и Майков повел людей к казармам.
Ероха подумал — и пристроился в хвост невеликой, в три десятка рыл, колонны. Он сообразил, что если этих голубчиков ведут куда-то с утра пораньше, то, видимо, будут кормить.
— Вас уже кормили? — спросил он крепкого сорокалетнего дядьку в грязном бархатном кафтане без единой пуговицы.
— Нет. А ты кто таков, чего пристал?
— А вы кто таковы?
— Гребцы мы, поди, таперича! Я так полагаю. Ее императорского величества коронные придворные гребцы! Желаешь с нами веслами ворочать? — полюбопытствовал дядька.
— Все лучше, чем в казематке вшей кормить, — добавил его товарищ.
— Да кто ж вы? — удивился Ероха.
— А мы люди штрафованные! Который за воровство, который — от людской злобы, иной — по роковой ошибке. Арестанты мы, голубчик. Видать, уж вовсе дело плохо, коли о нас вспомнили.
— Господи Иисусе, — только и смог сказать Ероха.
— Нас самолично господин адмирал Пущин встречал! — похвалился дядька. — Велел за государыню-матушку молиться, которая нас из острога вынула да в Кронштадт воевать загнала.
— Вице-адмирал, — поправил Ероха. — Главный командир Кронштадтского порта вице-адмирал Петр Иванович Пущин…
И стало ему очень грустно. Казалось бы, совсем недавно сам Пущин хвалил мичмана Ерофеева, предсказывал ему отменную карьеру, и что же? Да ничего хорошего. Толклись возле дружки приблудные, пьянчуги записные, в споры втравляли — кто кого перепьет. И ладно бы еще с горя, от несчастной любви! А то — из несуразного молодечества!
И вот итог — бывший мичман Ерофеев будет несказанно рад, коли возьмут гребцом на галеру.
Гребных судов на Балтике недоставало. Государыня не предвидела затей короля Густава и вкладывала деньги в парусный флот, способный воевать главным образом против турок в Средиземном море. А для действий в Финском и Ботническом заливах способнее галеры или более шустрые и верткие канонерские шлюпки. Впрочем, шлюпками их называть можно было лишь по какой-то древней традиции — это были гребные суда длиной почти до десяти сажен, об одиннадцати и более парах весел, а также имеющие немалый экипаж — шесть десятков человек, вооруженных ружьями и всем, что требуется для абордажной схватки, — пиками, топорами, саблями, крючьями.
Шагая с арестантами, Ероха размечтался — кабы по милости Божией попасть на канонерскую шлюпку, хоть на дубель-шлюпку, иль на кайку! Вот где можно в бою показать себя! До своего злосчастья мичман был силен и ловок, и при абордаже первым выметнулся бы на вражью палубу. И не глядел бы на него более Майков, как на живого покойника. И прежние друзья приняли бы — а не один лишь безотказный чудак Новиков…
— Долбать мой сизый череп… — прошептал Ероха, и тут его осенило.
Черные кудри, которыми он втайне гордился, следовало изничтожить. Во-первых, потому что от арестантов недолго нахвататься вшей, а воевать с ними в походных условиях себе дороже. Во-вторых, следовало покарать себя за дурь: волосы-де ты, болван, отрастишь, когда опять человеком станешь. А до той поры щеголяй сизым черепом!
В казармах действительно накормили пшенной кашей, к которой прилагался чуть ли не полуфунтовый кус хлеба, а потом повели к пристаням.
Ероха, сбежав из Кронштадта в Санкт-Петербург, старался пореже бывать там, где хотя бы издали были видны паруса. И вдруг перед ним открылось целое море парусов — и прямых, и косых, и убранных, и распущенных. Он невольно улыбнулся — душа возвращалась к истинной своей радости.
Гавани были заполнены судами. Вся эскадра Грейга еще не ушла, лишь первый отряд под командованием фон Дезина, и стояла на рейде, а в голубом небе развевалось двадцать три вымпела; пришли галеры, транспорты и множество мелких судов. Ероха невольно залюбовался родной картиной.
— Ну что ж, кому — война, кому — мать родна, — сказал он сам себе.
— Стой! — крикнул Майков. Арестанты остановились.
К нему подошел офицер, туманно знакомый Ерохе, они обменялись длительным рукопожатием и заговорили очень тихо, причем говорил больше офицер, а Майков лишь кивал.
Рядом с офицером находился человек, что называется, «поперек себя шире». Едва достигая офицеру головой до подбородка, в плечах он был раза в полтора пошире и имел замечательную грудную клетку — чуть ли не с двухведерный бочонок. На этом геркулесе были холщовые штаны, измазанные смолой, разномастные башмаки и ничего более. На плече он держал старую кадушку с каким-то увесистым содержимым.
— К этому, что ли, под начало? — спросил дядька в бархатном камзоле, указывая взглядом на офицера. — Ты, паря, уходи скорее, а то впрямь за весла посадят. Покормили тебя — и ладно.
— Нет. Я с вами останусь.
— Ты бы лучше шел прочь, — тихо, но грозно попросил дядька. — Мы тут люди простые, мазурики, а ты для чего к нам пристал? От кого прячешься?
— А не довандальщик ли? — предположил одноглазый верзила. — То-то морец у него долгий. Бей довандальщика, лащи…
Приказ был отдан вполголоса, а исполнен мгновенно. Ероху тут же зажали, спрятали от постороннего взора и стали потчевать короткими, быстрыми и очень болезненными тычками. Отбиваться оказалось невозможно. Он вскрикнул было, но широкая ладонь зажала рот.
— Эй, эй! Вы что там буяните? — прикрикнул офицер. — А ну, расступись!.. Тараканыч!
Коренастый мужичок тут же поставил наземь свою кадушку, сжал кулачищи и сделал два шага. Их оказалось довольно. Воры и мазурики неохотно отодвинулись от Ерохи, и он выпал из строя прямо под ноги офицеру.
— Вставай, дурак, — велел офицер.
Ероха с трудом поднялся. Проклятые мазурики знали, куда бить.
— Ты пьян?
— Да, — подтвердил Майков. — Я и не заметил, как он за нами увязался.
— Пьян с утра?
— А трезвым он не бывает. Ступай прочь, не позорь флот.
— Ты знаешь его?
— При жизни знавал, — ответил Майков. — В таком свинском состоянии он для флота все равно что помер. Гони его в шею, Тараканыч.
— А звать как?
— Ерофеевым покойничка звали, пока не спился с кругу, — сказал упрямый Майков. — Выпущен из корпуса в чине мичмана, ходил на «Премиславе»…
— Учился в корпусе — значит, благородного сословия?
— Да черта ли в том сословии! Ты на его харю погляди, Змаевич! Пропил он свое сословие отныне и до веку!
— Погоди, Майков. Может, он еще не так плох и нам пригодится. Ерофеев, хочешь служить?
— Да, хочу, — сказал Ероха.
— Тараканыч, возьми-ка его под начало! — распорядился офицер.
Тараканыч исполнил приказание сразу — взял кадушку со смолой и молча взгромоздил Ерохе на плечо.
— Наплачешься ты с ним, паря, — пообещал дядька в «бархате».
Ероха и сам это понимал. Он пытался тщетно вспомнить, где видел Змаевича. Однако лицо было знакомо — сухое, смуглое, обветренное, горбоносое.
