Власть меча - Смит Уилбур (книги полностью бесплатно txt) 📗
– Я не горжусь тем, что останусь дома, когда остальные уедут.
– Ты уже сражался на одной войне, сражался смело, бескорыстно, – сказала она. – Здесь ты в тысячу раз нужней, чем если будешь мертвым лежать на поле боя в чужой стране.
– Оу баас убеждал меня в этом, – вздохнул он. Обняв Сантэн за талию, Блэйн проводил ее в гостиную, и она поняла, что сегодня они не будут заниматься любовью. Слишком сильно он расстроился. Она поняла, что сегодня он хочет только говорить и ее долг слушать, пока он будет выплескивать свои сомнения, страхи и тревоги.
Он излагал путано, непоследовательно, а Сантэн сидела рядом, так чтобы можно было протянуть руку и коснуться его, и внимательно слушала.
– Наше положение очень непрочно; как мы можем вести войну, обладая в парламенте большинством всего в тринадцать голосов? Против нас сильная оппозиция, которая ненавидит оу бааса и то, что она именует «английской войной». Они будут сопротивляться каждому нашему шагу. Весь народ разделился, и многие против нас. У нас в наших собственных границах есть враг, не менее злобный, чем нацисты: «Оссева брандваг», и «Черные духи», и «Серые духи», и «Дойче банд» в Юго-Западной Африке. У нас враги и внешние, и внутренние.
Сантэн налила ему в хрустальный бокал новую порцию виски с содовой. Это была вторая порция за вечер, а она никогда не видела, чтобы он выпивал больше одной.
– Пироу нас предал. Он теперь один из них, а ведь все эти годы ему так доверяли. – Освальд Пироу был министром обороны в правительстве Герцога. – Мы дали ему оборонный бюджет в пятьдесят шесть миллионов и указание подготовить боеспособную современную армию, и он подготовил – но только на бумаге. Мы верили его докладам и заверениям, а теперь он ушел, а современного вооружения у нас нет; у нас горсть устаревших танков и самолетов и постоянная армия менее чем в полторы тысячи человек. Пироу отказался вооружать страну для войны: они с Герцогом были уверены, что мы в этой войне участвовать не будем.
Ночь тянулась, но оба были слишком взвинчены, чтобы думать о сне. Когда Блэйн отказался от третьей порции виски, Сантэн пошла на кухню сварить кофе, и он пошел следом. Встал за ней, обнимая за талию, и они ждали, пока закипит вода.
– В новом правительстве генерал Сматс отдал мне Министерство внутренних дел. Одна из причин в том, что я уже возглавляю комиссию по расследованию дела «Оссева брандваг» и других подпольных организаций. Теперь моя главная задача – расстроить их попытки помешать нам готовиться к войне. Сам оу баас занял пост министра обороны и уже пообещал Британии армию в пятьдесят тысяч добровольцев, готовую сражаться в любом уголке Африки.
Они отнесли поднос с кофе в гостиную, и когда Сантэн принялась разливать, в тихой комнате резко и тревожно зазвонил телефон. Сантэн вздрогнула и пролила кофе на поднос.
– Который час, Блэйн?
– Без десяти час.
– Не буду отвечать, пусть звонит.
Сантэн покачала головой, глядя на дребезжащий аппарат, но Блэйн поднялся.
– Только Дорис знает, что я здесь. Я сообщил ей на случай…
Ему не нужно было объяснять дальше. Дорис – его секретарь – единственная знала о них и, конечно, должна была знать, где его найти. Сантэн взяла трубку.
– Миссис Кортни у аппарата. – Она несколько секунд слушала. – Да, Дорис, он здесь.
Она передала трубку Блэйну и отвернулась. Он послушал и негромко сказал:
– Спасибо, Дорис, буду через двадцать минут.
Повесил трубку и взглянул на Сантэн.
– Прости, Сантэн.
– Принесу твое пальто.
Она подала ему пальто. Он вдел руки в рукава и повернулся к ней, застегиваясь:
– Это Изабелла. – Она удивилась. Блэйн продолжил: – С ней врач… Я нужен. Дорис больше ничего не сказала, но чувствую, что-то серьезное.
После ухода Блэйна Сантэн отнесла кофейник и чашки на кухню и вымыла. Она редко чувствовала себя такой одинокой. Дом был тихим, холодным, и она знала, что не сможет уснуть. Вернувшись в гостиную, Сантэн поставила грампластинку. Это была ария из «Аиды» Верди, ее любимая, и она сидела и слушала, и из прошлого приходили воспоминания: Майкл, и Морт-Омм, и та, другая, давняя война. И Сантэн поглотила тоска.
Наконец она уснула, сидя в кресле и подобрав под себя ноги, и проснулась от телефонного звонка. Она взяла трубку, еще не проснувшись полностью.
– Блэйн! – Она сразу узнала его голос. – Который час?
– Четыре утра. Несколько минут пятого.
– Что-то случилось, Блэйн?
Теперь она окончательно проснулась.
– Изабелла, – сказал он. – Она просит тебя.
– Меня?
Сантэн смутилась.
– Она хочет, чтобы ты пришла.
– Я не могу, Блэйн. Это невозможно, ты же знаешь.
– Она умирает, Сантэн. Врач говорит, что она не проживет и дня.
– О боже, Блэйн, мне жаль. – Она с удивлением поняла, что ей действительно жаль. – Бедная Изабелла…
– Ты приедешь?
– Ты этого хочешь, Блэйн?
– Это ее последняя просьба. Если откажем, нам гораздо труднее будет переносить вину.
– Я приеду, – сказала она и повесила трубку.
Ей потребовалось несколько минут, чтобы умыться, переодеться и чуть подкраситься. Она ехала по почти пустым улицам, и только в большом доме Блэйна на Ньюленд-авеню в окнах горели огни.
Он встретил ее у двустворчатой входной двери из красного дерева и не обнял, а просто сказал:
– Спасибо, Сантэн.
Только тут она увидела стоящую в прихожей за ним Тару.
– Здравствуй, Тара, – поздоровалась она. Девушка плакала. Ее большие серые глаза опухли и покраснели, а лицо было таким бледным, что рыжие волосы, казалось, пылали. – Сочувствую.
– Нет, не сочувствуете.
Тара враждебно смотрела на нее, потом ее лицо дрогнуло. Она всхлипнула и убежала по коридору. В глубине дома хлопнула дверь.
– Она очень расстроена, – сказал Блэйн. – Извини ее.
– Я понимаю, – ответила Сантэн. – Я это заслужила.
Он покачал головой, не соглашаясь, но сказал только:
– Пойдем.
Они бок о бок поднимались по винтовой лестнице, и Сантэн негромко спросила:
– Что с ней, Блэйн?
– Отказ позвоночника и нервной системы. Процесс, который шел долгие годы. Теперь еще пневмония, и она не может сопротивляться.
– Боли? – спросила Сантэн.
– Да, – ответил он. – У нее постоянные боли, которых обычный человек не вынесет.
Они прошли по широкому, устланному ковром коридору к двери. Блэйн постучал и открыл:
– Прошу.
Комната была большая, в спокойных зеленых и синих тонах. Занавески были задернуты, на столике у постели горела лампа, рядом стоял человек, очевидно, врач. Блэйн и Сантэн подошли к кровати под балдахином на четырех столбиках, и хотя Сантэн старалась подготовиться, она вздрогнула, увидев фигуру на взбитых подушках.
Она помнила строгую и спокойную красоту Изабеллы Малкомс. Теперь на нее ввалившимися глазами смотрела мертвая голова, и сморщенные растянутые губы улыбались, обнажая желтоватые зубы. Эта застывшая улыбка казалась непристойной. Эффект усиливали рыжие волосы, облаком окружавшие изуродованную голову.
– Вы очень добры, что пришли.
Сантэн пришлось наклониться, чтобы услышать тонкий голос.
– Пришла, как только узнала, что вы меня ждете.
Врач негромко вмешался:
– Вы можете остаться всего на несколько минут: миссис Малкомс должна отдохнуть.
Но Изабелла нетерпеливо шевельнула рукой, и Сантэн увидела, что ее рука – птичья лапа с хрупкими костями, обтянутыми восковой кожей, в сетке голубых жилок.
– Я хочу говорить с глазу на глаз, – прошептала Изабелла. – Пожалуйста, оставьте нас, доктор.
Блэйн наклонился, поправляя ей подушку.
– Пожалуйста, не утомляй себя, дорогая, – сказал он, и его мягкость к умирающей вызвала у Сантэн болезненную ревность, которую она не сумела подавить.
Блэйн и врач тихо вышли. Щелкнула щеколда, дверь закрылась. Впервые женщины остались наедине. Сантэн охватило ощущение нереальности происходящего. Много лет эта женщина играла огромную роль в ее жизни, само ее существование означало, что Сантэн подвержена низким переживаниям: от зависти и ревности до гнева и ненависти. Но сейчас, когда она стояла у постели умирающей, все эти чувства исчезли. Она ощущала только огромную жалость.