Дитя Всех святых. Перстень со львом - Намьяс Жан-Франсуа (читать книги полные .txt) 📗
— Я больше не боюсь! Я хоть умереть могу! Мне все равно!
И он тоже отбросил свой щит. Как раз в этот момент Франсуа де Вивре пришлось остановиться. Только что над ним убило стрелой солдата, и его тело, повиснув на перекладине, загородило путь. Прежде чем Франсуа сумел столкнуть погибшего в пустоту, прошли многие мгновения. Наконец он поднял голову и увидел… Юноше удалось! Франсуа де Флёрен только что поставил ногу между зубцами стены и, взмахнув мечом, бросился вперед. Франсуа де Вивре устремился ему вдогонку и вскоре тоже оказался на стене.
Он увидел, как его оруженосец рубится с тремя окружившими его защитниками. Оружием юноша владел еще неуверенно, разрываясь между страхом и безрассудством. Франсуа крикнул:
— Дождись меня!
И ужасными взмахами своего цепа пробил себе к нему дорогу. Это было последнее, что он успел сделать в том бою. Среди защитников по цепочке передали приказ: гарнизону Бурдейля сложить оружие. Некоторое время спустя прибыл дю Геклен, и Франсуа стал свидетелем уже привычного зрелища: англичан и французов разделили на две группы, одних взяли в почетный плен, других без разговоров повесили. Франсуа де Флёрен, который едва успокоился от пережитого волнения, содрогнулся, наблюдая эту сцену.
— Почему одних щадят, а других — нет? Это же несправедливо!
— Потому что англичане — наши враги, а французы — предатели.
— Не понимаю…
Франсуа де Флёрен не понимал! Франсуа вспомнил Луи, для которого все это было очевидно. Один следовал суждениям трезвого рассудка, другой — порывам горячего сердца. Он вздохнул.
— Я объясню тебе, Франсуа…
Вечером, на биваке, он не стал говорить с ним о политике. В первый раз он попросил его рассказать о себе.
— Какой у тебя герб?
— Серебряная кабанья голова на черном поле. Он мне не нравится, он отвратителен! Зато отец его просто обожал.
— Ты не любил своего отца?
— Нет. Он был груб и жесток. Ему нравились только война и охота. Однажды я видел, как он бил мою мать. Я совсем не плакал, когда он умер.
Была чудесная звездная ночь. Они сидели на пороге какого-то дома, выходящего на одну из улиц Бурдейля. Мимо них проходили подвыпившие французские солдаты, горланя песни.
В голосе Франсуа де Флёрена зазвучало волнение:
— Однажды мать призналась мне, что незадолго до возвращения отца, во время Жакерии, в замок явился какой-то рыцарь и защитил ее от жаков.
Франсуа резко встал.
— Пойдем. Мы славно бились и устали. Пора спать…
Поход дю Геклена по бордоским землям обернулся настоящим триумфом. Все замки Междуморья были взяты один за другим: Эйме, Креон, Сен-Макер, Дюрас. К концу 1377 года английским оставался только город Бордо.
После взятия Бурдейля Франсуа де Флёрен бился храбро. Во время передышек Франсуа де Вивре давал ему уроки политики. Ему трудно было преодолеть природное великодушие юноши и внушить жесткость, необходимую в дни войны. Франсуа де Флёрен признал, наконец, что его сеньор прав, но это не помешало непосредственным проявлениям его чувствительности. Когда Франсуа рассказывал ему о рейде Ланкастера и об эпизоде с мельничихой, тот не мог сдержать слез.
Зиму они провели в Бержераке. Весной, когда был отвоеван весь юго-запад, за исключением Бордо и Байонны, они перебрались севернее, на другой театр боевых действий. Карл Злой снова начал строить козни против Карла V, он даже пытался отравить его. Наконец король Франции решил, что настала пора нанести окончательный удар, и объявил о конфискации французских владений Наваррца: графства Эврё и Контантена.
Между мартом и маем коннетабль, и его армия отвоевали всю территорию. Население было полностью на их стороне, и крепости сдавались одна за другой. Вскоре сопротивление оказывал один только Шербур. Город защищали мощные укрепления и немалая английская армия. 20 мая Карл V решил снять осаду. За один год, исключая Бордо, Байонну и Шербур, король Франции уничтожил все, что еще оставалось от английской Аквитании и от владений Карла Злого. Он завершит свой успех в следующем году.
В течение некоторого времени в голове Франсуа де Вивре зрел один план. Как только войска были распущены, он поделился мыслью со своим оруженосцем.
— Есть у тебя доспехи?
— Да, монсеньор, во Флёрене. Но я надену их, только когда стану рыцарем.
— Значит, сначала мы наведаемся туда. А потом поедем в Вивре, где я посвящу тебя в рыцари.
Франсуа де Флёрен бросился на колени, не в силах произнести ни слова. Франсуа продолжил:
— Но сначала мы проедем через Мо. Мне нужно совершить одно паломничество. Хочу побывать на могиле моего оруженосца, который погиб, сражаясь с Жаками ровно двадцать лет назад.
Франсуа де Флёрен вздрогнул:
— Вы сражались против жаков?
— Все дворянство тогда сражалось против жаков…
Свое паломничество Франсуа начал с Парижа. Он прибыл туда 5 июня 1378 года, вечером. С тех пор как он покинул город в сопровождении Ариетты, он еще трижды возвращался сюда вместе с дю Гекленом, а в последний раз — совсем недавно, по вызову адмирала, но то были лишь краткие остановки, и у Франсуа не было ни желания, ни досуга прогуливаться по улицам.
На этот раз он захотел увидеть все. И для начала войти в столицу как когда-то, через ворота Слепых. Франсуа опять проехал мимо приюта Трех Сотен, которые после возведения Карлом V новых городских стен оказались в городской черте. Он не преминул дать монетку слепому, который проходил мимо в своем сером платье с нашитыми на него медными лилиями. Франсуа де Флёрен ехал позади, держа черно-красный флажок своего господина и храня благоговейное молчание. Он знал, что тот взволнован, и разделял его волнение.
Франсуа проехал по Скобяной улице. Была суббота, рыночный день, и вокруг царило неописуемое оживление. Никогда, казалось, улица не заслуживала больше своей славы самого многолюдного места в Париже… У Франсуа защемило сердце при виде вывески «Старой науки» с наивной игрой слов, которую Туссен разгадал раньше его. Он спешился. Ночь они проведут здесь, потому что дом у паперти собора Богоматери сдан каким-то горожанам при посредничестве Мардохея, управлявшего всем его добром…
Тем не менее, на следующий день Франсуа отправился к собору, чтобы прослушать воскресную мессу. Он горячо молился за всех своих близких, как мертвых, так и живых, включая Франсуа де Флёрена и себя самого. Франсуа стоял на коленях посреди нефа, и солнце, бившее через правую розу, обращенную на юг, заставляло сиять ярким блеском перстень со львом. Сир де Вивре уже видел однажды это сияние — в Вербное воскресенье 1358 года. Именно при таком освещении кольцо было прекраснее всего…
После службы он завернул на улицу Глатиньи, до которой было рукой подать. Дом мадам Гильеметты стоял на прежнем месте. Франсуа не стал открывать его дверь. И не только потому, что пришел сюда вовсе не ради удовольствий, но потому, что за этой дверью его ожидало слишком много воспоминаний: Генеральные штаты, богохульствующий Жан, Туссен, орошающий девиц золотым дождем… Как прекрасна была его юность! И как он счастлив, что тень ее до сих пор витает среди парижских улиц…
Франсуа повернул назад и дал себе зарок: если Бог подарит ему такую возможность, умирать он придет в Париж.
Жан, быть может, все еще здесь. Франсуа перешел через Сену и направился к Корнуайльскому коллежу. Там выяснилось, что его брат уже закончил обучение. В прошлом году он стал магистром богословия и уехал в Авиньон по вызову Папы.
Весь день Франсуа бродил по улицам столицы. Франсуа де Флёрен следовал за ним чуть поодаль; присутствие юноши было столь ненавязчивым, что он совсем про него забыл. Франсуа не захотел свернуть на кладбище Невинно Убиенных Младенцев, но, проходя мимо Тампля, спросил у одного из стражников, как там поживает их знаменитый пленник — капталь де Бюш. Ему ответили, что тот умер в прошлом году.
Когда раздался крик вафельника, Франсуа повернул к «Старой науке».
