Тени «Желтого доминиона» - Рахим Эсенов Махтумович (бесплатные версии книг .TXT) 📗

В просторном зале, уставленном веерообразными пальмами, на больших и малых столах в изящных фарфоровых вазах – розовощекие яблоки, восковые груши, гроздья черных «дамских пальчиков»… В высоких хрустальных графинах, похожих на миниатюрные башни минаретов, алой кровью искрился на солнце гранатовый шербет. В стране сухой закон, и потому Надир-шах распорядился не подавать к столу спиртного.

Внимание Джунаид-хана привлек покрытый молитвенным ковриком круглый столик, на котором, сверкая золотым тиснением, лежал Коран, а поверх него отливал вороненой сталью маузер. Зачем это? Где он раньше видал такое? Что мы, маскарабазы – шуты придворные?!

Первым к столику подошел Надир-шах, высокий, нескладный, и, повернувшись лицом к собравшимся, картинно припал на колени, поцеловал маузер, затем, раскрыв заложенную страницу Корана, забубнил: «Во имя Аллаха милостивого, милосердного!..» Надир-шах читал Коран скороговоркой, и если бы Джунаид-хан не знал назубок многие его страницы, то навряд ли бы что понял. Затем король захлопнул книгу, торжественно произнес:

– Клянемся священной книгой мусульман – Кораном, нашей святыней – зеленым знаменем пророка Мухаммеда, что мы, волею Аллаха король афганский, не пощадим жизни своей, чтобы очистить земли Туркестана, Бухары и Хивы, избавить наших единоверных братьев от власти шайтана. Мы клянемся вытравить из своих сердец милосердие… Клянемся нашей честью, клянемся святыней из святынь – Кораном! – С этими словами Надир-шах приложился к кожаному переплету и, чмокнув губами, поднялся.

Один за другим к круглому столику подходили Сейид Алим-хан, Джунаид-хан, Ибрагим-бек. Только Кейли, не сходя с места, театрально поклонился, осенил себя крестным знамением.

Джунаид-хан понял, что все собравшиеся, за исключением его, знали о цели сборища. «Да разве оружие целуют? Будто это прелестная пери, – усмехнулся про себя Джунаид-хан, не признававший ни ритуалов, ни их символических значений. – Из него по врагам надо стрелять…» Но вскоре хан отвлекся: то, о чем заговорили собравшиеся, утешило его дремучую душу.

– Братья! – Надир-шах торжественно оглядел собравшихся. – У нас одна забота – вернуть земли, богатства, отнятые у наших братьев большевиками. Мои воины хоть сегодня готовы освободить Бухару и Хиву, вернуть их законным владельцам, вам, ваше величество, и вам, ваше высочество, – афганский король учтиво поклонился Сейид Алим-хану и Джунаид-хану. – Для борьбы с Советами мы создали «Комитет мусульманского объединения». Наш искренний друг, – король склонил голову в сторону Кейли, – заверил, что его правительство щедро снабдит нас оружием, боеприпасами. Но прежде чем начать поход, нам следует обговорить детали. Афганская сторона хочет получить твердую гарантию, что королевству будет возвращен Пендинский оазис, мошеннически отторгнутый у нас еще русским падишахом. Мы хотели бы исправить наши границы от Серахса и Мерва до Амударьи, вернуть наши исконные земли и в Южной Бухаре. Всевышний свидетель, эти земли всегда были владениями афганской короны.

Эмир молча проглотил позолоченную пилюлю – видно, с ним был уговор. Но Джунаид-хан не утерпел:

– Помилуйте, ваше величество, – кустистые брови хана острым углом сошлись над переносьем, – Мерв и Серахс никогда не принадлежали Афганистану…

– Они не были и хивинскими, – саркастически улыбнулся Кейли. – Но не будем делить то, чем пока не завладели… Сейчас главное – поднять против большевиков всех мусульман Туркестана.

– Я помню, как лет двенадцать назад, – гнул свое шах, – вооруженный отряд, овладев Кушкой, двинулся на Мерв. Большевики подняли шум, в Мерв прибыл глава Туркестанского правительства, нам пришлось отойти к Кушке. Тогда в Мерв мы посылали своих мулл, консулов. Они опросили туркменских вождей, хотят ли они под власть мусульманского шаха. Тамошняя знать, местные вожди заверили наших людей, что туркмены, все туркестанцы любят афганцев и намереваются поднять восстание, истребить в Средней Азии всех неверных и большевиков…

– Это вам мервцы говорили? – спросил Джунаид-хан. – Те, что живут в городе? Так это же каджары [9]! Истинные туркмены в аулах, по Мургабу расселены… А каджарам вы не верьте! Если почуют выгоду, так мать родную на базар выведут, без корысти они и пальцем не шевельнут… Помани их золотом – хоть на край света пойдут. У них даже петухи на других петухов непохожи. Всюду петух курицу зерном угостит, а каджарский у курицы корм из клюва выхватить норовит…

Все рассмеялись. Громче всех, поблескивая влажными глазами, хохотал англичанин.

– Почему они так скупы? – Кейли усек маленькую хитрость Джунаид-хана, пытавшегося шуткой сгладить впечатление от реплики, поданной им королю.

– Да эта скупость у них в крови, в воздухе, даже в воде…

Слова Джунаид-хана перенесли Кейли в далекий Львов, на его узкие улочки, в тихий особняк, построенный еще шляхтичем Юзефом Понятовским, дослужившимся до маршала у Наполеона Бонапарта. Кто только не зарился на этот красивый дом с причудливыми беломраморными колоннами, построенный в стиле барокко, но его баснословная цена отпугивала всех. Только Фишман-старший, ворочавший миллионами, прибравший к рукам многих влиятельных польских панов, смог приобрести это родовое имение. Львовский коммерсант учил сына: «Запомни, сынок, человек стареет, умирает, золото же не подвластно годам, оно всегда в силе. Никто желтым металлом не брезгует – ни короли, ни нищие! Я бы качал золото из воздуха. Все земное, даже неземное, пропитано золотой пыльцой. А глупцы и не ведают о том…»

Когда Изя Фишман давал согласие служить в английской разведке, то такое решение принял, вспомнив уроки своего отца, ибо всем нутром почуял, что на новой службе есть чем поживиться: «О, Азия еще так целомудренна, что там можно ковать золото руками самих же азиатов! Из капель – море, из миллионов – миллиарды. Это и есть та река, которая “притекает”, но не “утекает”».

Вот что напомнили английскому эмиссару джунаидовские слова. «Скупость не порок, а добродетель…» – чуть не проронил Кейли. Но он отогнал не ко времени нахлынувшие воспоминания – надо в два уха слушать Ибрагим-бека. Тут Кейли не сразу мог взять в толк, что хочет сказать сей неумытый басмач, на которого военное министерство Англии имело свои особые виды. Эмир-то – пустое место, труслив, разуверился в победе, но у него имя в мусульманском мире, его пока можно использовать как знамя. Правда, знамя-то с пятнами, изрядно изодранное. Зато казна его еще не настолько оскудела, чтобы Кейли мог так легко исключить «его величество» из игры. Оказывается, пока Кейли предавался мечтам, Сейид Алим-хан только что соизволил выступить. «Своей властью» он уже назначил Ибрагим-бека… наместником в Бухаре, которую еще предстояло отвоевать у Советов. Так наперед было предписано эмиру. Боже мой, боже мой! Что мелет этот бандюга?! Ибрагим-бек почему-то говорил не по сценарию. Ах, слюнтяй! Так Кейли подумал об эмире. Этот не пересказал Ибрагим-беку заранее наставления эмиссара, и теперь этот разбойник всю обедню испортит.

– Я исполню свой долг, – Ибрагим-бек ощупывал эмира дерзким взглядом. – Предписания высокого мусульманского комитета для меня – закон! Мне храбрости не занимать. На моей родине, в Локайской долине, немало верных мне людей. Я соберу по всей Восточной Бухаре преданных мне и поведу их на красных, отправлюсь туда хоть сейчас. Я омою их кровью землю своих предков! Но я не уверен, что после того, как я сделаю всю грязную работу, там не явится на готовенькое с фирманом его величества и со своей новенькой печатью верховный главнокомандующий воинства ислама…

– Боже мой, о чем вы вспомнили, друг мой?! – перебил Кейли. – Вы, насколько я понял, завели речь о покойном Энвер-паше… Мы действительно благоволили к нему, послали его в Туркестан к вам на помошь. Но, видит Бог, мы до сих пор не ведаем, почему вы, ваше величество, – Кейли бросил укоризненный взгляд в сторону эмира, – отстранили тогда Ибрагим-бека, такого талантливого полководца, и доверили армию Энверу…