Избранные сочинения в 9 томах. Том 5 Браво; Морская волшебница - Купер Джеймс Фенимор (книги онлайн полные версии бесплатно .txt) 📗
— Это предсказание уже сбылось при женитьбе твоего отца! — пробормотал Миндерт ван Беверут, который, несмотря на показную легкость своих суждений о ведьмах, сам испытывал скрытое почтение к прорицателям, пользовавшимся широким влиянием в провинции вплоть до конца прошлого столетия. — Иначе его сын не был бы так умен. Но вот капитан Ладлоу смотрит на океан, словно ждет, что моя племянница выйдет из него в образе русалки.
Командир «Кокетки» указал на предмет, привлекший его внимание и никак не способствовавший тому, чтобы поколебать веру обоих его компаньонов в сверхъестественные силы.
Мы уже упоминали, что ветер был сухим, а даль подернута туманом или, вернее, легкой дымкой. В такую погоду человеческий глаз способен различить то, что на море зовется видимым горизонтом. Воздух и вода словно сливаются воедино, и человеческий взор не может определить, где кончается вода, а где начинается безбрежное небо. Вследствие этого любой предмет, видимый над кажущейся границей воды, словно плавает в воздухе. Когда в атмосфере наблюдается подобное явление, жителю суши редко удается проникнуть взором за видимые пределы моря, в то время как наметанный глаз моряка может обнаружить суда, невидимые для других лишь потому, что неопытные люди ищут их не там, где следует. Причиной этого обмана зрения является преломление лучей.
— Взгляните вон туда, — произнес Ладлоу, указывая на поверхность моря в двух или трех лигах от берега. — Трубу вон того низкого строения, стоящего на равнине, совместите с засохшим дубом на берегу и медленно ведите взор кверху, пока не увидите паруса.
— Корабль плывет по небу! — воскликнул Миндерт. — Твоя бабушка была суеверной женщиной, патрон; она была кузиной моей набожной прародительницы. Что же должны были в те времена видеть они, если нам доводится наблюдать такое!
— Хотя я не склонен верить в чудеса, — сурово ответил Олофф ван Стаатс, — все же, если б опросили мое мнение, я бы сказал, что корабль и вправду плывет по воздуху!
— Вы ошибаетесь, — сказал Ладлоу. Это не что иное, как бригантина, на ней поднято совсем мало парусов. Господин ван Беверут, крейсер ее величества должен немедленно выйти в море.
Олдермен выслушал это заявление с явным неудовольствием. Он принялся разглагольствовать о достоинстве терпения и об удобствах твердой земли под ногами, но, поняв, что поколебать решимость королевского офицера невозможно, неохотно согласился повторить вчерашнее испытание. Не прошло и получаса, как вся компания была уже на берегу Шрусбери, намереваясь погрузиться в шлюпку с «Кокетки».
— Адье, мосье Франсуа, сказал олдермен, кивая старому камердинеру, с неутешным видом стоявшему на берегу. — Содержите в порядке «Обитель фей». Она еще пригодится.
— Но, мосье Беверут, мой долг, если только море есть спойкойный, мой желаний следовать за мамзель Алида. Никто в фамилии де Барбери не любить море, но что поделать, мосье! На море я умереть от болезнь, здесь — от тоска.
— Тогда лучше отправляйтесь с нами, верный Франсуа, — сказал Ладлоу. — Следуйте за своей молодой госпожой. И возможно, что, ближе познакомившись с жизнью моряков, вы найдете ее не такой уж страшной.
Матросы, с серьезным видом сидевшие на веслах, втайне посмеивались над старым слугой и думали, что у него вот-вот начнется приступ морской болезни. Но нежно любивший свою госпожу Франсуа, не колеблясь, сел в лодку. Ладлоу, сочувствуя его страданиям, ободряюще посмотрел на него. Доброта и симпатия не всегда нуждаются в словесных излияниях; старый камердинер почувствовал угрызения совести из-за того, что, может быть, слишком резко выражал свое неодобрение профессии! которой другие люди посвятили свою жизнь и все свои чаяния.
— Море, мосье капитан, — любезно произнес он, — есть обширный театр для слава. Вспомните мосье де Турвиль и мосье Дугэй Труэн; это были очень замечательные человек! Но, мосье, вся фамилия де Барбери всегда чувствовать предпочтений к суша!
— Хотелось бы, чтобы ваша негодница госпожа держалась того же мнения, — сухо заметил Миндерт ван Беверут, — потому что, позвольте заметить, прогулки на этом подозрительном судне не делают чести ее благоразумию… Не унывайте, патрон, она просто испытывает крепость металла, из которого вы отлиты, и морской воздух не причинит никакого вреда ни ее красоте, ни карману… Небольшая склонность к соленой воде должна только возвысить девицу в ваших глазах, не так ли, капитан Ладлоу?
— Если эта склонность ограничится лишь соленой водой, сударь, — последовал едкий ответ. — Но обманутая или обманувшаяся Алида де Барбери, жертва интриг негодяя, не должна быть оставлена на произвол судьбы. Я любил вашу племянницу, господин ван Беверут, и… А ну, взялись, ребята! Или вы уснули на веслах?
Внезапность, с какой молодой человек прервал себя, и суровость, с какой он обратился к матросам, положили конец разговору. Было очевидно, что он не желает продолжать беседу и даже сожалеет о том, что имел слабость сказать так много. Остальная часть пути прошла в полном молчании.
Когда крейсер флота ее величества королевы Анны огибал с осторожностью мыс Санди-Хук после полуденной вахты 6 июня 171… года, ветер, как отмечается в сохранившемся до наших дней старинном журнале, который вел один из мичманов, был слабый юго-юго-западный. Из этого же самого документа явствует, что крейсер снялся с якоря и лег на курс на расстоянии трех лиг от мыса Санди-Хук. На той же странице, где указаны эти подробности, под рубрикой «Примечания» можно прочесть следующее:
«Справа по борту — судно о лиселями, идущее со скоростью шести узлов. Слева по борту — подозрительная бригантина лежит под гротом и фор-марселем. Судно это — по предположению, «Морская волшебница» под командованием пресловутого Бороздящего Океаны, вчера улизнувшего от нас. Бог послал нам попутный ветерок, и еще до наступления утра мы попробуем наступить на пятки «Волшебнице». Пассажиры: олдермен ван Беверут из второго района города Нью-Йорка, королевской провинции того же названия; Олофф ван Стаатс, эсквайр, обычно называемый патроном Киндерхука, оттуда же; и страдающий от морской болезни старик в чем-то вроде морской тужурки, по имени Фрэнсис, или Франсуа. Странная компания, но, видимо, по вкусу капитану… Даже самая небольшая волна все равно что рвотный камень для старика в морской тужурке».
Поскольку нельзя более точно, чем в судовом журнале, описать положение обоих упомянутых судов в названное время, мы продолжим наш рассказ о событиях, которые, как известно читателю, произошли вскоре после наступления сумерек, в июне упомянутого выше года, на 40° северной широты.
Молодой приверженец Нептуна, чьи слова приводились нами выше, и в самом деле опирался на свое знание местности, указывая на расположение судов в отношении мыса и их расстояние от берега, так как низкий песчаный мыс уже не был виден с палубы. Солнце село, казалось, почти в самом устье Раритана. Тени от прибрежных холмов, называемых «Наверсинк», падали далеко в море.
Ночь спускалась на мореплавателей теплая и мягкая, но более темная, чем обычно бывает на море. При таких обстоятельствах крейсер должен был скрытно преследовать бригантину, которую невозможно было разглядеть во мраке ночи.
Ладлоу прохаживался по палубе крейсера. Затем облокотился на свернутую парусиновую койку и долго глядел на предмет своего преследования… «Морская волшебница» стояла в той части моря, которая просматривалась лучше всего. Сумерки, льющиеся с небес, еще не коснулись ее, и впервые в этот вечер Ладлоу увидел бригантину во всей ее красоте. Чувство восхищения охватило молодого моряка. Благородные очертания корпуса бригантины и ее изящная оснастка четко обрисовывались на горизонте. Она была обращена носом к крейсеру, и Ладлоу видел, или ему казалось, что он видит, таинственное изваяние под бушпритом, с книгой, раскрытой для вопрошающих, и с перстом, по-прежнему указующим путь.
Койка чуть дрогнула, и молодой моряк, повернув голову, увидел, что около него, хотя и на достаточно почтительном расстоянии, остановился штурман. Ладлоу очень высоко ставил знания, которыми обладал его подчиненный, и всегда помнил, как скупо злая судьба оценила лишения и долголетнюю службу старого моряка, годившегося ему в отцы. Мысль об этом всегда заставляла капитана снисходительно относиться к человеку, который посвятил всю свою жизнь морю.
